Где-то вдали гейзер, оглушительно булькнув, с рёвом ударился о камень и расплескался. Шум стекающей воды ненадолго заглушил шипение пара. Грохот каменных молотов превратился в тихий перестук далеко за поворотом. Ещё один изогнутый проход, полузаложенная арка, — и Гедимин протиснулся в раскалённую пещеру.
Здесь было выше ста градусов — даже выше четырёхсот, сармат почувствовал это уже от входа и остановился, сообразив, что дальше — ещё жарче. Вдоль стен тянулись широкие, но неглубокие ямки, засыпанные кейеком. Вещество, собранное вместе в таком количестве, накалилось почти добела; горячий воздух с гулом поднимался над ямами — и упирался в заложенный свод. Единственное небольшое отверстие было в самом центре; всё остальное пространство было заполнено решётками из вбитых в стену костей. Самые нижние располагались над ямами, верхние — в пяти метрах над ними, под сплавленным из каменных обломков потолком; с каждой решётки свисали пряди расстеленных волокон. Те, что лежали наверху, показались Гедимину сырыми, от них шёл пар, но просыхали они — в такой-то жаре — до странности медленно. Сармат перевёл взгляд на дальние решётки — и поёжился, увидев местных рабочих. Сэта, одетые только в набедренные ремешки, босиком ходили по раскалённому камню и совали руки в пар, расстилая волокно более тонким слоем. «Следят за процессом,» — мелькнуло в голове. «Регулируют скорость просушки. Там градусов семьсот будет. Вот это термофильность, мать моя колба…»
Один из рабочих зашелестел, повернувшись к «спецам»; кто-то из тройки сразу к нему подошёл и вцепился в волокно, сунув в него и руки, и нос. Что он там вынюхал, Гедимин не понял, но к нему тут же поспешил второй «спец».
— Нарушили технологию? — вырвалось у сармата. Вепуат укоризненно хмыкнул.
— Вот всё тебе не так… А. Ты, похоже, прав.
Волокно сгребали с решётки в спешно притащенную корзину. Гедимин мельком удивился, что она не воспламеняется в раскалённом воздухе, — это был костяной каркас, обтянутый чьей-то шкурой — но потом заметил обугленные участки и успокоился — «ещё одна термостойкая субстанция…» Волокно, пока он глазел на корзину, начали раскладывать по свободной решётке двумя ярусами ниже. Успокоенные «спецы» вернулись к сарматам.
— Серебристый asa’an начал белеть, — пояснил Вепуат. — Повезло заметить рано. Белый сделать проще. На него хорошее волокно не тратят. Вот он, видишь, прямо на камнях?
— Серебристый — тот, что выпаривается? — Гедимин проследил за клубами пара над решётками. — А белый просто прожаривают? На один этап работы меньше?
— Ну да, а серебристый ещё вымачивают в источниках, — кивнул Вепуат. — Смотреть пойдём?
«Сканер сканером,» — Гедимин покосился на запястье — прибор, не привлекая чужого внимания, собирал информацию о минеральном волокне. «А лучше бы взять образцы. Этому веществу нашлось бы хорошее применение. У нас до сих пор вместо тросов чёрт-те что…»
…Гейзер снова булькнул, коротко рявкнул — и вода потекла по стенам обратно в закрытую ванну. Оттуда, где стоял Гедимин, был виден только проход к ней — арка, густо вымазанная церой и ярко светящаяся в полумраке. Кромки каменных ванн — многочисленных горячих источников — светились тусклее — видимо, церу постоянно размывало. Ванны от края до края были застелены спутанным белесым волокном. Над каждой из них с костяных решёток свисали ещё пласты, отяжелевшие от впитавшегося горячего пара. С них капало. Сэта-«операторы», сами промокшие до последней шерстинки, с длинными костяными вилками обходили ванны. Гедимин про себя отметил, что обход начался, едва гейзер издал первый звук, — до того рабочие лежали в гамаках, подвешенных в относительно сухой нише. «У них есть, чем измерить время,» — беззвучно хмыкнул он. «Удобно.»
— Тут ещё asa’an, который пропитывают паром, — с запинками перевёл Вепуат. — Видишь жёлтое волокно на решётках? Его сушат без нагрева. Он будет некрасивым, но очень прочным. Помнишь тросы в городе?
Гедимин кивнул. Он смотрел на мокрых рабочих и досадливо щурился. «Они же не водные млекопитающие. И что с лёгкими этот пар делает, тоже вопрос. Может, рассказать им про герметичные комбинезо… а, хотя бы про пористый гзеш? В нём и удобно, и зря не мокнешь…»
— Что с волокном делают дальше? — спросил он. — Здесь где-то прядильные станки?
Вепуат хмыкнул.
— Ага, станки. Из нескольких сотен жителей… Станок тут только ткацкий. Если его можно так назвать. Но тебе он не понравится.
…Нити ложились плотно. Ткач, ни на кого не обращая внимания, сидел над узкой наклонной рамой, собранной из чьих-то костей, и протаскивал от края к краю челнок — миниатюрный плоский череп. Его внутренние выступы причудливо обматывала нить — как её засовывают внутрь, Гедимину не показали. Рамы стояли вдоль стен пещеры — одной из пещер в каменном колодце, куда сармат рискнул подняться. Здесь было светло — стены почти сплошняком намазали церой, тонкие нити и узкое полотно в её свете казались ослепительно белыми. У дальней стены кому-то досталась работа посложнее — более массивная рама с подвижными частями, три утка с белой, чёрной и красной нитью. Гедимин думал подойти ближе, но проход был узким, а снизу, из колодца, уже громко шуршали, и Вепуат нетерпеливо постукивал пальцем по броне.
— Что не так? — спросил сармат, выбираясь из пещеры. — Они же нас сюда пустили.
— Тут у них разделение ответственности, — Вепуат криво ухмыльнулся. — Наш спец занят первичной обработкой. Пустил нас он. А к ткачам он отношения не имеет. И они на него, чего доброго, нажалуются.
Гедимин недовольно хмыкнул.
— Я никому не мешал. Даже ничего не трогал.
«Спец», пока сармат донимал ткачей, ушёл под арку и теперь выглядывал оттуда с явным беспокойством. Вепуат что-то прошелестел и быстро пошёл к нему, утаскивая за собой Гедимина. Тот сощурился, но подчинился — на сегодня ему хватило примитивных механизмов.
…В стенах колодца, уходящего на десятки метров вверх, не было ниш — только балки-ступени. «А, здесь мы лазили в прошлый раз,» — вспомнил Гедимин, опознав некоторые из них. «Здесь опоры прочнее.»
Двое «спецов»-проводников незаметно исчезли; последний стоял перед сарматами и что-то объяснял — больше жестами, чем словами. «Он занят первичной обработкой…» — Гедимин вспомнил пыльный «цех» и невольно поёжился. «Тоже надышится пылью. Не за год, так за пять-шесть. Вепуат так и не сказал им?»
— Он говорит, что мы можем рассказывать что угодно, — внезапно заговорил Вепуат, кивнув на «спеца». — В работе с asa’antha нет никаких секретов. Воды и горячих камней всюду полно. И где брать правильную руду, все знают. И всё равно никто не сможет сделать asa’an. А кто пробовал — умирали от грудной боли. Если карлики что-то выспросят у нас и потом умрут, Сэта не будут на нас обижены.
Гедимин мигнул.
— Стой! Грудная боль, смертельная… значит, им знаком силикоз? Только Сэта могут… что, для них такая пыль безвредна?
«Спец», издав трескучую фразу, вдруг провёл ладонью по броне Гедимина. Вепуат хмыкнул.
— Он теперь понял, что так взволновало тебя в пещерах. Ты решил, что все, кто там, умрут от грудной боли. Это свойственно Куэннам — так волноваться из-за чужих неприятностей.
— Да стой же! — Гедимин недовольно сощурился. — Я не Куэнн. А что у Сэта с устойчивостью к силикозу? Я слышал, как они кашляют. Они тоже не защищены…
Вепуат положил ладонь ему на грудь, и сармат изумлённо мигнул.
— Дослушай, а? Он как раз объясняет. Ни для кого не хорошо дышать над раздробленной рудой. Но Сэта, заболев, могут стать огнём, и все их внутренние полости очистятся. Те, кто не может стать огнём, будут болеть, пока не умрут. Давай уже прощаться — и наверх! У меня там «трилобиты», а местные начинают от нас уставать.
«Мать моя колба…» — Гедимин тяжело качнул головой. У него было много вопросов — про «стать огнём», про «очистку полостей», про образцы волокна — но Сэта уже склонил голову, прижав к груди кулак, и шагнул назад. Повторив его жест, сармат повернулся к лестнице. «Вещество интересное. Методы обработки — дикарские. Техника безопасности отсутствует. А про лечение силикоза я ещё выясню.»
… — Ну, водой-то можно было бы попрыскать? — буркнул Гедимин, устало щурясь; он и сам не понимал, зачем ведёт этот спор, тем более — с Вепуатом, никакого отношения не имеющим к технике безопасности в «асбестовых» цехах Шакхи. Вепуат так же устало отмахнулся — видимо, и у него от добытой информации немного искрило в мозгу.
— Ты разницу температур учитываешь? Может, им каждая капля — как нож.
— Пусть подогревают. У них весь город кейеком завален, уголь копать не надо, — отозвался Гедимин, глядя на серебристые нити, свисающие с костей-указателей. «Значит, тут висит особо ценное волокно. Не пожалели же…»
Экран на запястье мигнул. Гедимин встряхнул головой — от внезапной смены пейзажа она каждый раз немного кружилась — и уставился на сработавший дозиметр. Он уже погас — вспышка была мощной, но краткой. «Реактор с кем-то общается? А нет, тут другая пульсация. И я её тут уже видел.»
— Ты чего? — Вепуат, выходя за ним, едва в него не врезался.
— Тут только что был Хассинельг, — сказал Гедимин, разглядывая кривую на экране. — Переместился секунду назад. Ещё немного — я бы на него наступил. Чего он шарится у разлома?
Вепуат изумлённо мигнул.
— Хассинельг? Здесь⁈ Ты что-то путаешь, ремонтник. Стражи сюда носа не кажут. Ну, кроме того случая…
Гедимин ткнул пальцем в дозиметр.
— Он мне прямо в прибор нафонил своей телепортацией. Больше никто здесь так не излучает. Он сегодня отирается на холме?
Вепуат кивнул.
— Я видел его с утра. Но тут, у разлома… да вообще в разломе! Говоришь, ты чуть на него не наступил?
Он приложил ладонь козырьком ко лбу, разглядывая соседний холм. Обзор был так себе — с утра успели расставить шатры, притащить волокуши и выстроить штабеля бочонков и корзин. Но свечение костяного посоха Гедимин всё-таки углядел.
— Пойду-ка спрошу, что он тут забыл, — пробормотал Вепуат, недобро щурясь. — Когда отсюда кочевники лезли, ему сюда было не надо. Теперь приспичило. Не нравится мне это…