…Гедимин отпустил шлейки, и Сокол, сорвавшись с его руки, взлетел в небо — туда, где уже носились, выгибая узкие крылья, Чужак и Подранок.
— Э-эй! — крикнул с холма Вепуат, размахивая пакетом. — Поднимайся!
Сэта, собравшиеся рядом с ним, расступились, освобождая Гедимину дорогу. Кто-то осторожно дотронулся до его брони и тут же отдёрнул руку. Гедимин озадаченно мигнул — «новая традиция?»
— Вот, — Вепуат гордо встряхнул пакетом. — Всё, что там водится. Немного, но на опыты нам хватит.
— Образцы пищи? — Гедимин отобрал у него пакет. — Так быстро⁈
— Это ж пища, а не тонна кейека, — ухмыльнулся Вепуат. — Если отсюда до города — доля секунды, то уж за час в огороде порыться успеешь. Я просил собрать всё-всё, даже то, что обычно ни в чашки, ни в кувшины не кладут. Вот, смотри…
Он растянул горловину пакета. Наружу высунулись белесые и красноватые побеги, чёрные полосы чего-то влажного, расплющенный пузырь с бахромой…
— Жидкое я уже перелил — у местных ёмкости уж очень громоздкие, — деловито пояснял Вепуат, хватая по очереди разные образцы. — Вот это они толкут, мнут, а потом жарят, пока не затвердеет. А это надо растолочь с водой источника и оставить на ночь. А сюда внутрь напихать вот этого, мяса, пряных семян, потом всё вместе жарить. Или так просто жарить — на зубах забавно хрустит.
Гедимин увидел на самом дне обрезки чего-то, похожего на высушенные образцы мышечной ткани и внутренних органов. «Вот и мясо. Интересно, чьё. Надо будет сверить ДНК…»
— Это распространённая еда? — спросил он. Вепуат оглянулся на Сэта и закивал.
— Да, самая обычная. Вот эти штуки едят, проснувшись. А эти — перед сном. Перед сном, говорят, нужно есть много пряностей. Чтобы помнить хороший вкус, когда спишь. Чтобы, если уйдёшь в огонь, вспомнить и вернуться.
Он заглянул Гедимину в глаза и криво ухмыльнулся. Сармат вспомнил вчерашний ритуал, существ, расплетающихся на клеточные нити, и его передёрнуло.
— Они и во время сна могут…
Вепуат наклонил голову.
— Во сне плохо помнишь, кто ты. А они уже очень сильно огонь. Очень легко забыться… Чего ты так смотришь? Что мне рассказали, то я передал. Думал, тебе интересно.
— Угу, — отозвался Гедимин, глядя на полосы красного свечения. Они со вчерашнего дня оплетали сетью всю долину, а стрелка-указатель под экраном дозиметра утыкалась в горизонт — туда, где лежал ближайший город Сэта. «Что-то очень странное. Кейек не может оставаться нагретым так долго. И „светить“ с такой интенсивностью там нечему. Какая-то реакция до сих пор не затухает. И спросить о ней некого.»
…Нити и фрагменты «асбестовой» ткани лежали в стеклянном контейнере внутри миниреактора — Гедимин сидел в бункере, а испытания шли своим чередом. «Удобно,» — подумал он, едва заметно ухмыльнувшись, и устроился поудобнее в кресле. Зеркальный «монитор» отражал нити-индикаторы рамочных радиометров, сдувшийся и опавший пузырь парового «термодатчика» и небольшой фрагмент твэла, окружённый ярким зелёным светом. «Спецов из „Вестингауза“ на такую „АЭС“ лучше не приглашать,» — думал Гедимин, щурясь то на примитивные приборы, то на костяные рычаги, обмотанные полосками цветного гзеша. «Но в целом — всё работает. Осталось найти какой-то индикатор сигмы… и фиксирующего устройства тоже очень не хватает. Посадить ненужного сармата записывать показатели вручную?»
Где-то наверху Вепуат, забрав у Гедимина пакет с образцами органики, пытался готовить пищу по сэтским рецептам. Сармат только надеялся, что он не потянет ничего в рот — и не рискнёт скормить филкам. «А „трилобиты“, наверное, есть не будут,» — подумал он. «Они даже мясо, как съедобное, не опознали. Слишком сухое для них. А вот филки могут.»
…Крышка люка заскрежетала — раз, другой, как будто кто-то никак не мог её сдвинуть. Гедимин, удивлённо мигнув, повернулся на шум — и тут люк приоткрылся, пропуская холодный воздух.
— Эй, внутри! — заорал, склонившись над щелью, испуганный филк. — Открой!
Гедимин отшвырнул крышку, лишь в последний момент сообразив придержать её. Филк шарахнулся назад.
— Heta! — он испуганно вскинул руки. — Я Бласко, помнишь?
— Что ты тут забыл? — угрюмо спросил Гедимин, покосившись на часы. Он не ошибся — шли первые минуты смены Айзека, сармату давно пора было прийти, он никогда не опаздывал…
— Айзек велел тебя сменить, — Бласко попытался принять деловитый вид, но дрожь век выдавала его страх. — Показывай, где тут что, и беги к ним.
«Беги?» — пока Гедимин ошалело мигал, его мозг выхватил из фразы главное слово. «Что там могло сломаться⁈»
— Что в лагере? Авария?
Филк резко мотнул головой и схватился за слишком тяжёлый, укреплённый ипроновыми пластинами шлем.
— Война!
…«Следи за реактором!» — повторял Гедимин, стиснув зубы, пока волокнистые щупальца пульсировали на его висках. За последним слоем защитного поля они всё-таки погасли. Сармат оглянулся на купол, машинально проверяя воздуховоды, — внутри оставался филк, Гедимин отдал ему свои баллоны с дыхательной смесью, но нормального скафандра и газоотделительных кассет у него не было… На куполе горели ярко-красные концентрические круги.
Над холмом ничего не взрывалось. Повернувшись к лагерю, сармат окинул быстрым взглядом шатры. Нигде не было ни воронок, ни следов разрушений, ни мародёрствующих чужаков, — только с окраины доносились крики и стоны, и сквозь респиратор сочился резкий запах горелого мяса.
…Подстилки вытащили изо всех шатров и выложили в две полосы вдоль полевых кухонь. Рядом дымилась горка содранной в спешке «брони» — остатки стёганок, шлемов, костяных наручей… Никто не обращал на хлам внимания — на кое-как обустроенных лежанках корчились обгоревшие Скогны.
Из полутора десятков «солдат» вернулось двенадцать; один уже затих, и его вместе с лежанкой оттащили в сторону. Гедимин взглянул на него, и его передёрнуло. «Как он вообще куда-то добрался с такими ранениями⁈ Тут же кости наружу…»
Те, кому повезло больше, уже порывались сесть; с каждым возились двое сородичей, смачивая повязки и пытаясь засунуть в рот что-то пережёванное. «Ягоды курруи,» — мгновенно определил Гедимин и едва удержался от нервного смешка. «Ну что ещё — при ожогах второй-то степени⁈»
Скогнам с парой десятков волдырей и красных пятен на конечностях и лице ещё повезло; на три неподвижных стонущих тела чуть поодаль даже Гедимин не мог смотреть без дрожи. У того, кто лежал с краю, были свежие швы, наложенные явно сарматской рукой, — кто-то вычистил обугленные ткани, прикрыл стерильным скирлином и оставил раненого с Броннами. Из-под влажного войлока виднелись только глаза — лицо обгорело, но не так сильно, как руки; Бронны, поглядывая то на повязку, то на кувшин с водой, старательно что-то жевали. Над вторым раненым склонился сосредоточенный Айзек — швы уже были наложены, теперь сармат прикрывал их, а Бронн-«ассистент» смачивал куски войлока, изображающие влажные компрессы. Рядом, опираясь на мерцающий посох, стоял Гор. Отвернувшись от раненых, он смотрел на вставшего перед ним Вепуата.
— Это всё заживёт, — услышал Гедимин голос разведчика, звенящий от волнения. Сармат и страж заслоняли от ремонтника третье неподвижное тело, а то, что он видел из-за их ног, напоминало хорошо прокалённую древесину, а не живую плоть.
— Кожа вырастет заново. С этим можно жить!
Голова «богомола» медленно склонилась, лапы-лезвия сошлись на груди.
— Жить с сожжённым лицом? Даже боги не возьмутся вырастить ему глаза. Отойди, дай закончить его мучения!
Гедимин двинулся к ним, взглянул на раненого — и тут же пожалел, что это сделал. Желудок скрутило мучительным спазмом. «Д-да… там уже н-ничего не вырастет…» — сармат медленно поднял взгляд на спорщиков. «Д-даже если бы медблок… с чужеродной биохимией… Hasu!»
То, что осталось от Скогна, ещё дышало, — Гедимин слышал прерывистые хрипы, переходящие в стоны. Почему-то все стонали тихо — и те, кого зашивали наживую, и те, кому для облегчения ожоговой боли могли дать только мокрую тряпку…
— Мы отвезём его в город. У него целы лёгкие, мозг почти цел, он ещё может жить! — Вепуат сжал кулаки, с отчаянием глядя на Гора. — Это ты их туда отправил, почему…
Яркая белая вспышка отшвырнула сармата на метр в сторону. Гедимин схватил его, не дав упасть. Вепуат дёрнулся и сплюнул в респиратор:
— Tza hasu!
Гор выпрямился. С его лезвия, только что отделившего голову Скогна от тела, капала тёмно-лиловая кровь. «Синяя,» — щёлкнуло в мозгу Гедимина. «Думал, красная. Синяя…»
— Всё, — громко сказал Айзек, поднимаясь на ноги. — Отвезите их всех в дом! До утра пусть побудут там. Те, кто сам передвигается, пусть берегут обожжённые места и пьют сок курруи. За тяжелоранеными пускай следят помощники! Гор, можешь ещё облегчить им боль?
Страж, отставив в сторону окровавленную руку, вскинул посох. Белые блики зажглись на камнях и пропали.
— Этого им хватит до утра, — сказал он, тяжело склонив голову; казалось, каждое движение даётся ему с трудом. — Калиг и Навкет придут ночью. Навкет — хороший целитель.
…Гедимин хотел поднять раненого и переложить на спину плоского зверя, но Айзек отстранил его. Обожжённые Скогны лежали спокойно, выглядывая из-под повязок; их глаза двигались, зрачки реагировали на свет. Они не подавали признаков боли, но казались странно заторможенными. «Местный наркоз,» — Гедимин криво ухмыльнулся, отходя с дороги — второй «транспорт» привели для тех, кто был ранен легко. Эти Скогны на панцирь забрались сами. Двое Броннов притащили им корзину ягод — кажется, все кухонные запасы.
— Завтра с утра осмотришь тех двоих, — услышал Гедимин тихий голос Айзека; командир обращался к Вепуату. — Похоже, волдыри придётся вскрывать. Упустили момент…
— Угу, — отозвался Вепуат. Казалось, он говорит сквозь стиснутые зубы. Обернувшись к нему, Гедимин увидел почерневшие сощуренные глаза и бледную кожу вокруг них.
— Угу. Утром, — безжизненным голосом сказал он и резко развернулся к шатрам. Гедимин нагнал его на спуске.