— Нет! — голос Айзека зазвенел, и ремонтник, привставший было, медленно опустился на подушки. — Тут другие порядки, теск. Для тебя — простейший опыт, для них — что-то сравнимое с ядерными испытаниями. Нет, ты-то и ядерные проведёшь посреди города…
Гедимин сердито фыркнул.
— Трусливые дикари! — он сунул зеркало под броню, едва не обломав стеклянный край. — Фонящий город и свет из разломов их не пугают, а кусок стекла…
— Ты понял, — ровным голосом перебил его Айзек. — Они не первый раз видят этот свет и эти разломы. Давай собираться, Гедимин. Мы и так подзадержались.
…Повозка приподнялась, переваливаясь через небольшое возвышение, и загромыхала по плите из спрессованного гравия, покачиваясь на трещинах. Бронн, сидящий рядом с возницей, пару раз ударил колотушками по костяному барабану и снова опустил руки. Гедимин покосился на плиту, на большие жёлтые обломки, торчащие из гравия за её краем, и повернулся к Айзеку.
— Что здесь было? Постройка из тектона?
— Сторожевой пост Кьюссов, — отозвался командир. — Ты такие видел в Тоготе.
Гедимин мигнул.
— Башни в Тоготе были прочные. Как такую удалось взорвать?
Айзек пожал плечами.
— Бронны постарались. Видимо, применили вращающиеся камни. Если большой валун провернуть достаточное количество раз…
Гедимин, резко встряхнув головой, прервал мысленные расчёты.
— Тут был бой?
— Да нет. Бой вроде был внутри, в старой зифте… — Айзек равнодушно глянул на очередной обломок и снова пожал плечами. — Пост снесли уже потом, Кьюссов там не было.
Гедимин помянул про себя спаривание «макак». Мозг так и норовил достроить то взорванное здание, то картину его подрыва — с трёх сторон и, похоже, не с одного раза.
— На кой было его сносить? Вон, в Тоготе башни стоят, полезные…
Айзек едва заметно сощурился.
— Я же говорил — Бронны не любят новшеств. А это им ещё и надоело. Гедимин, ты… только не пробуй всучить им никакую стекляшку, ладно? И Вепуату запрети. Я с ним говорил, но кто ж меня слушает?
…Барабан загрохотал. Гедимин вздрогнул. Чем ближе повозка подъезжала к Сарматскому холму, тем неспокойнее ему становилось. Сейчас обрыв под лагерем аборигенов нависал прямо над головой, и волокуша сворачивала на пологий подъём. Сармат включил сигма-сканер, просвечивая скалу насквозь. Экран подёрнулся рябью, но тут же прояснился — луч «Элидгена» ушёл к центру Равнины. «Так, хранитель общается, шатры на месте, трупов… трупов не видно,» — Гедимин облегчённо вздохнул. «Обошлось!»
Он шагнул на твёрдую землю и потянулся, разминая кости. Что-то за спиной заскрежетало, и карлики со всех сторон уставились на него, а кто-то заверещал, показывая на сармата когтем. Гедимин, сердито щурясь, перевёл взгляд на броню и беззвучно выругался. Гладкие щитки скафандра покрылись изогнутыми шипами, на их краях выросли зубцы, превратив их в сцепленные шестерни, а на хребте и лопатках, похоже, вздыбились гребни, — до одного сармат дотянулся пальцами, пощупал длинные острые выросты и выругался ещё раз. «Грёбаная мутация! Опять обшивку переплавлять…»
…В поддоне, вытащенном на стол, остывал гладкий зеркальный лист. Вепуат стоял над ним, замеряя температуру. Увидев Гедимина, он радостно хмыкнул — и тут же, зажав респиратор ладонью, сдавленно захрюкал.
— Грёбаная мутация, — буркнул ремонтник, сдирая деформированные щитки. Они сцепились между собой и отламывались с трудом, раскалываясь и падая мимо поддона.
— Это на тебя город нафонил? — Вепуат подобрал далеко улетевший отломок и положил в поддон. — Зачем ломать? Хорошо же смотрелось.
— В ядерный могильник такое смотрение, — отозвался Гедимин, выламывая лопаточные шипы вместе с щитками, на которых они держались.
— Опыты поставил? — нетерпеливо спросил Вепуат, подобрав ещё один отломок. — Принёс измерения?
Гедимин поморщился.
— Бронны отказались. Опасно. Как ядерные испытания. Будут месяц совещаться, — он достал из кармана зеркало и сунул его Вепуату. — Приходи через месяц.
21 день Молнии, месяц Кислоты. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген — Сфен Огня
«Надо было сделать макет побольше!»
Гедимин, стараясь не жмуриться и не втягивать плечи, держал на ладони маленькие весы со снятыми чашками. Над ним, высунув язык и почти накрыв им ладонь сармата, нависал сорокаметровый Текк’т. На лепку «странных штук», как обычно, вызвался самый крупный — но Гедимину хватило бы и двадцатиметрового, чтобы от одного его присутствия ныли сросшиеся рёбра, и очень хотелось закопаться поглубже.
Текк’т «обнюхивал» макет долго; сарматы его не торопили — и так было ясно, что такую мелочь гигант с трудом видит, а воспроизвести её нужно в мельчайших деталях. Гедимин под свистящее дыхание прямо в наушники успел несколько раз пожалеть, что не вырезал для Текк’та каменные весы метровой высоты — их не пришлось бы держать на ладони и совать прямо в пасть! Чуть поодаль от сармата замер Вепуат, и Гедимин думал, что вот ему бы надо отойти, и подальше, — если что, он ни помочь, ни увернуться не успеет. Но Вепуат стоял почти вплотную, вместе с ним разглядывая язык и огромные бивни Текк’та. Когда существо закрыло пасть и втянулось в землю, оба сармата шумно выдохнули.
— Чтоб я ещё раз делал мелкие макеты… — пробормотал Гедимин, глядя на ладонь, закапанную вязкой слюной. Текк’т сдерживался, как мог, но мелкие капли всё равно стекали — и падали на весы и на сармата, и успели присохнуть так, что мокрая ветошь их не оттирала. «Пойду в душ. Вот только обшивку перенапылил, так надо было изгваздаться…»
— А ты заметил, как они дышат? — задумчиво спросил Вепуат, глядя, как Текк’т высовывается из шахты с полной пастью валунов. — Очень-очень глубоко вдыхают, а потом выдыхают по чуть-чуть. И каждый раз с другой стороны. Как будто у них лёгкие работают попеременно. Любопытно.
— Вот ты наблюдательный, — пробормотал Гедимин, отступая от невидимого края «стройплощадки». Текк’т уже поднялся над обрывом и склонился до земли, выгружая нагрызенные камни.
— Чашки у тебя готовы? — забеспокоился вдруг Вепуат. — Цепи, всё такое?
— Что им станется… — отозвался Гедимин, думая, что литейная станция, должно быть, уже остыла — часа через четыре можно будет забрать металлические детали, и, если повезёт, не нарваться с ними на Кенена Гварзу. Айзек сидел у реактора — его можно было не опасаться.
— И священный знак ты нанёс? — не отставал Вепуат. Гедимин досадливо сощурился.
— На кой там знаки⁈ Это измерительный прибор. Он не для ритуалов.
Вепуат хмыкнул.
— Это ты так думаешь. Местные с тобой не согласятся. Знаки нужны обязательно…
Гедимин с тоской посмотрел на изрезанное разломами небо. В сизых складках сверкало что-то синевато-белесое, затухало и вспыхивало вновь.
…Вепуат распутал шлейки и щелчком подозвал к себе одного из «трилобитов». Животное взлетело на его руку и замерло, наполовину выпустив крылья.
— Прячься за скалой, — велел Вепуат Гедимину, вручая ему комок чьих-то мокрых щупалец. — Без чёткой садки не награждай! Вот так он должен сесть, видишь?
— Угу, — сармат едва заметно поморщился. «Трилобит», свесив хвост, капнул помётом под ноги — то ли разволновался перед вылетом, то ли освобождал внутри место для новой пищи. Гедимин, резко отвернувшись, двинулся к скалам. «И чем Вепуату дроны не нравились? Они хоть не гадят…»
… — Гедими-ин! — Вепуат, склонившись над кратером, нетерпеливо махал «трилобитом». — Отпусти Чужака и поднимайся! Смотри, что нам принесли!
Гедимин стряхнул «трилобита» с руки и, не дожидаясь, когда тот взлетит, обогнул скалу и пошёл к подъёму. «Принесли? Кейек, что ли? Кейек нужен. И асаановые тросы. Остальное — ни к чему.»
Рядом с Вепуатом стояли двое Сэта. Они почти не светились, даже гривы не колыхались — существа сдерживали внутренний жар, как могли. «Трилобиты», сидя рядом с ними на стойке, почти не беспокоились. Один из Сэта пытался украдкой почесать животное под головным сегментом, но «трилобит» щёлкал щитками и недовольно хрюкал.
— Смотри сюда! — Вепуат с радостной ухмылкой протянул Гедимину небольшие чёрные камни. Они были очень похожей формы — продолговатые голыши, расколотые надвое, с зашлифованным местом скола и очень гладкой поверхностью. Из них пытались сделать то ли полусферы, то ли усечённые конусы, — получилось нечто среднее. На гладких вершинах Гедимин увидел вырезанные знаки. Они шли по три — один по центру, два по краям; все центральные совпадали.
— Что это? — сармат покосился на анализатор. Минерал был незнакомым, но состоял из уже известных элементов и был похож на древнюю изверженную породу, после извержения пролежавшую и окатанную в осадочных слоях. «Какой-то местный базальт,» — заключил Гедимин. «Не фонит, ирренция не содержит. И что интересного?»
— Это местные гири, — ухмыльнулся Вепуат. — Весовые эталоны. Вот, смотри, — это самый маленький, «khh— tsa». Тут даже надпись есть, что это один « khh— tsa».
— Эталоны веса? — Гедимин качнул чёрный камешек на ладони. — Около двенадцати граммов. Одиннадцать и восемь… ну да, так и есть. Говоришь, этот — самый мелкий?
— Ага, ага, — нетерпеливо закивал Вепуат. — Дальше смотри. Эти «khh— tsa» потом считают по шесть и двенадцать. Двенадцать «khh— tsa» — это « kte— ktsa». Вот он.
Гедимин взвесил на ладони второй «эталон».
— Сто сорок один и шесть… Не, тут сто сорок и восемь. Что там было про нечестных карликов?..
Вепуат досадливо хмыкнул.
— Ничего, что это вообще камень? И что взвешивают они на костях и верёвках? Нормальная точность. Дальше смотри. Этот «kte— ktsa» тоже считают по шесть и по двенадцать. Двенадцать будет «kte— keh». Двенадцать «kte— keh» — это « keht». Его они не принесли, но ты и сам посчитаешь. Дальше « keht» у них эталонов нет.
— Двадцать с половиной килограммов, — пробормотал Гедимин. — Десять граммов туда-сюда… Система счисления — шестеричная или двенадцатеричная?