Он вышел из сияющего ангара и остановился промигаться. После света со всех сторон темнота снаружи казалась особенно густой. На запястье вспыхнул и тут же погас дозиметр, Гедимин озадаченно хмыкнул, но, увидев показания, ухмыльнулся.
— Хассинельг на холме.
— Да слышу уже, — отозвался Гварза. У барака филков пронзительно верещали несколько десятков аборигенов, и гудел чей-то низкочастотный голос, — кроме Хассинельга, к холму подтянулись ночные стражи.
Из барака забрали фонари, но у входа зажглись три источника белого свечения — стражи воткнули посохи в гравий и теперь снимали с себя заспинные корзины и вьюки. Груз несли Калиг и Навкет, Хассинельг пришёл налегке, но выглядел самым замученным — он даже не мог стоять, сидел, держась двумя руками и хвостовой клешнёй за ближайшие посохи и уронив голову на грудь. Гедимин подошёл, протянул руку к корзине, но Калиг, отмахнувшись, легко сдёрнул её со спины и поставил у двери. Её тут же подхватили с четырёх сторон и поволокли в барак. Бронны и Скогны обступили стражей, взволнованно вереща. Вокруг, путаясь у всех под ногами, сновали нхельви.
— А, Дим-мин, — Хассинельг поднял голову, взглянул на сармата и тут же уронил её обратно на грудь. — Завтра — держись. Очень плохой будет день. Помнишь, раны от падальщиков заживают на свету?
Гедимин кивнул.
— Ты ранен? Болен? — он с тревогой смотрел на измотанного стража. Калиг тронул его за плечо, что-то прогудел, и Хассинельг неохотно убрал руку с посоха. Свою палку забрал и Навкет, оставив третьего стража только с одной. Хассинельг схватился за неё двумя руками и с видимым трудом поднялся на ноги.
— Устал, — отозвался он. — Тащил двоих с грузом. С Края — в Синви, из Синви — в Алвен, потом — сюда…
Бронны с двух сторон протянули ему по миске ягод. Хассинельг зачерпнул две горсти, ссыпал в рот и вынужденно замолчал.
— Иди поспи, — сказал Гедимин. — У Вепуата в шатре тепло, и место есть. Я его попрошу…
Хассинельг щёлкнул хвостовой клешнёй.
— Ни к чему его тревожить. Отдохну в каменном доме — и обратно. Мне ещё в дозор, завтра-то не выпустят…
— Завтра опасно, — сказал Гедимин. — Сиди в укрытии. А мы тут… разберёмся.
Он недобро сощурился и погладил приклад сфалта. «Я завтра буду у реактора. И хоть бы всем хватило ума к нему не соваться…»
…Гедимин закрепил на струбцине фонарь, привезённый с Земли. Он был исправен, заряжен, но горел, как казалось сармату, вполсилы — или земные фотоны с трудом проходили сквозь равнинный воздух. Впрочем, света хватало, чтобы рассеянно чертить расширенную экспериментальную установку — восемь твэлов, полное кольцо…
Вепуат, копающийся в стекляшках, поднялся из-за стола и досадливо хмыкнул.
— В темноте он, что ли, заблудился? Пойду искать.
Снаружи зашуршало, под полог просочился жёлтый свет. Гедимин мигнул.
— Растаскиваешь защитную систему? — ухмыльнулся Вепуат, глядя на филка с жёлтым «факелом». — Вам хоть в бараке светильник оставили? Или ходите на ощупь?
Филк досадливо сощурился.
— Коменданту дали фонарь из машины. Другим не хватило. Что завтра-то будет? Какие-то монстры?
— Да, неприятные существа, — Вепуат тронул пальцем когда-то ободранный рукав и поморщился. — Ладно, сделаем опыт, и я тебя отведу в барак. Камень носишь? Что-то странное замечал?
Филк, молча качнув головой, достал камешек на шнурке. Делать надрезы на пальцах он уже приноровился — даже не шипел от боли. Кровь капнула на каменный желвак, сармат, морщась, прижал к нему надрезанный палец — и его глаза внезапно расширились.
— Жжёт!
Гедимин еле успел поймать брошенный камень. Вепуат схватил филка за плечо, повернул к себе ладонь и облегчённо вздохнул.
— Ожога нет. Маленький надрез, уже зарастает. Вот так держи, не надо тут капать.
«Так много крови?» — Гедимин с тревогой взглянул на филка. Тот тяжело дышал, на лбу выступила испарина. Выступившую каплю крови на пальце размыло до светло-красного цвета и размазало по всей ладони. Ранка уже не сочилась, но по руке тёк пот.
— Больно? — Вепуат, отступив от филка на пару шагов, смотрел то на него, то на экран сигма-сканера. — Где?
Филк вяло качнул головой. Он разглядывал свою руку.
— Уже нет. Горячо внутри, — пробормотал он. — Сейчас пройдёт.
— Внутри-и? — Вепуат сузил глаза. — Так. Это мы сейчас вытрем. Ты едешь на декомпрессию. Там тебе всё проверят. Вот, попей воды…
Филк, уже немного опомнившийся, сделал глоток из фляги, отодвинул её и, натянув перчатку, поднялся на ноги.
— Да уже всё нормально, — пробормотал он. — Где эта… штука?
Гедимин протянул ему камешек. Следов крови на нём не было — или сармат плохо различал их на чёрно-красной поверхности.
…Вепуат вернулся через пять минут, тяжело опустился за стол и покачал головой на вопросительный взгляд.
— Я пересмотрел все сканы его руки. Никаких эа-клеток. Если что-то образовалось, на медосмотре, надеюсь, не пропустят.
Гедимин вздрогнул.
— Эа-мутация? У него может быть эа-мутация?
«А камень он носил на теле…» — сармат посмотрел на свои руки и потянулся к прикладу сфалта. «Нейтронного источника нет, обойдёмся омикроном…»
— Надеюсь, что нет, — мрачно сказал Вепуат. — Вот чего я уж точно не хотел! Такое небольшое повреждение… Это какая-то другая реакция. Да, наверное, другая.
— Завтра узнаем, — буркнул Гедимин, вскрывая корпус сфалта. — Давай руки. Дезинфекция не повредит.
26 день Мрака, месяц Кислоты. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген
Из источников света в «отсеке управления» был только зеркальный монитор, отражающий свет реактора. Хватало его на четыре квадратных метра; чуть выше по туннелю — и ничего уже нельзя было разглядеть. Гедимин достал фонарь, направил его в темноту, щёлкнул переключателем — и, досадливо щурясь, выключил. Луч выходил на полметра из светового кольца и будто упирался в тёмно-серую стену. Чуть дальше эта стена становилась чёрной. Гедимин встал, шагнул на край освещённого пространства, сунул руку в темноту — никаких внезапных уплотнений там не появилось, воздух по-прежнему пропускал предметы — но не фотоны.
— Да чтоб им всем с их физикой… — еле слышно пробормотал Гедимин — и вздрогнул от скрежета отодвигающейся крышки. В туннеле вспыхнул слабый белесый свет. Его луч не дотягивался до зелёного светового пятна — таял на полдороге.
— Ага, — пробормотал Айзек, выйдя наконец на свет. — И тут тоже стемнело. Гедимин, хочешь в душ — иди сейчас, через полчаса туда набьётся весь лагерь.
— Уже с утра? — сармат угрюмо сощурился. — В тот раз заселялись перед рассветом.
Айзек пожал плечами.
— Видимо, в нашем бараке им беспокойнее, чем в своих шатрах. Или надоело на стены натыкаться.
Он заглянул в монитор и еле слышно хмыкнул.
— Что с реактором делать — даже не знаю. В самое тёмное время кому-то придётся тут сидеть. Одному и с минимумом света. Может, заглушить и оставить без присмотра? Ты, если честно, куда нужнее в обороне убежища.
Гедимин недобро сузил глаза.
— Я реактор не оставлю. Вас там трое, обороняющихся. Трёх облучателей на периметр хватит. А я буду здесь.
Айзек недовольно поморщился.
— Решил так? Думаешь, для реактора есть опасность? Икси вроде бы не трогают вещи…
— «Элидген» — не только вещь, — отозвался Гедимин. — Его нельзя бросать одного с… непонятно чем! Я буду тут. И… нам надо смениться, пока не началось. Отсидишь неполную смену?
— Видимо, так, — нехотя согласился Айзек. — Сменимся через семь часов. Я встану у барака, ты присмотришь за реактором. Через десять часов я за тобой зайду. Осторожнее тут, ладно?
…Вепуат, еле слышно что-то насвистывая, раскладывал по столу самодельные стеклянные предметы. Бусины он сложил в кювету, остальное распределил равномерно.
— Что там с филком? — спросил Гедимин, отметив про себя, что Вепуат выглядит довольным — а значит, филк как минимум не умер. — Вернулся?
— Ага, — с усмешкой ответил разведчик. — Злой, весь в пункциях, но — точно не мутант. Еле уговорил его не выбрасывать камень. Хорошо, что сегодня последний день! Не люблю я разумных подопытных…
Гедимин сдержанно хмыкнул. За филка он был рад — после вчерашнего и ему было тревожно.
— Хм-м… — Вепуат, качнув головой, забрал зеркальную пластину с центра стола и переложил её на край. — Так, наверное, лучше. А то далеко тянуться. И стекляшки мешают. А сюда поставлю вот это.
— Зачем? — Гедимин кивнул на стол, равномерно покрытый стеклянными предметами. Вепуат вытащил всё, даже самые кривые «колбы», годные только в переплавку. Делать с ними он явно ничего не собирался, высматривать что-то на ощупь, с одним сигма-сканером, было неудобно и бессмысленно…
Вепуат смущённо хмыкнул.
— Стол днём всё равно никому не нужен. Оставлю цацки для Икси, пусть смотрят. Ничего про них не знаю, но вряд ли у них есть стеклодувы.
Гедимин мигнул.
— Оставишь для… тварей из темноты? Хочешь… — он криво ухмыльнулся. — Познакомить их с новой технологией?
— А вдруг им интересно, — отозвался Вепуат. — Чем они хуже Сэта или Скогнов?
Гедимин вспомнил исполосованный скафандр и рваные раны на теле Хассинельга и поморщился.
— Ты бы ещё Джагулам стекло показал.
— Будет время — покажу, — серьёзно ответил Вепуат, переставляя стекляшки с места на место. — Ага, вот так лучше… Гедимин, нам тут жить. Со всеми… этими вот. И лучше — мирно. Ты свои агрегаты будешь разбирать?
…В лагере было темно и тихо. Светился только ангар душевой — и то световой пучок из распахнутой двери уже не дотягивался, как с утра, до самых дальних шатров. Гедимин вышел в жёлтый луч и остановился, глядя на едва освещённую крышку реактора, притихших аборигенов, сбившихся в кучку у дальней стены ангара, жаровню и уложенный рядом с ней мешок. Над мешком стоял Вепуат и прощупывал что-то внутри.
— Свернулись и лежат, — сказал он, повернувшись к Гедимину. — Все трое. Так с утра и легли. Попросил Бласко за ними присмотреть…