— Мы встанем тут, — сказал Вепуат, выдёргивая «трилобитов» из мешка. Сокол тут же заорал. «Трилобиты» Джагула — двое на плечах, один на руке — ответили коротко и вразнобой. Сокол раздулся, приподнимая щитки, и заклокотал. Вепуат, вполголоса выругавшись, перекинул его на стойку и крепко пристегнул.
— Самец хороший ловчий, — заметил Джагул, придерживая шлейки. — Я раньше держу самец. Все умираю.
— Лекарство нужно давать быстро, а не когда все полости погнили, — отозвался Вепуат, пересаживая Чужака на руку. — Гедимин, не поможешь? Погоняем их с места на место, от меня к тебе. Промежуточная точка — вон та скала.
Гедимин молча кивнул. Это упражнение было разминочным; обычно кругов через десять-двадцать Вепуат усложнял его переноской груза или поиском предмета. Чужак по щелчку сорвался с руки, развернулся над каменным пиком и сел, втянув крылья. Поза была почти «правильной», вот только голова животного всё время сдвигалась вбок, в сторону сородичей, которых держал Джагул. Сокол, забытый на стойке, снова выгнул хоботок. Чужие самки не спешили ни раздуваться, ни булькать; их крепко держали за шлейки, и Гедимин думал, вполглаза следя за Джагулом, что кочевник всё-таки уйдёт в другой кратер. На пятом пролёте Чужака от скалы к Гедимину Джагул, как будто опомнившись, перехватил шнур, сдёрнул с плеча одного из своих «трилобитов» и щёлкнул пастью. Животное взлетело, закладывая широкий ровный круг. Его потянуло к скалам, но хозяин резким щелчком одёрнул его и вывел на второй круг.
— Смена, — коротко сказал Вепуат, усаживая Чужака на стойку. Подранок встряхнулся, расправляя крылья. Сокол, устав булькать без толку, заметно сдулся, но так и сидел, «не замечая» Вепуата, головой к чужим самкам.
Когда Подранок «отработал» пятнадцать кругов, Сокол стал совсем плоским и повернулся к самкам хвостом. Вепуат, хмыкнув, сдёрнул его со стойки.
— Проветрил полости? Теперь работай.
Сокол летел странно — вроде бы и по прямой, но его всё время заворачивало вбок, в сторону Джагула. Гедимин оглянулся на кочевника — тот в очередной раз одёрнул самку, растянувшую круговую траекторию в эллипс. «Зря мы всё-таки встали рядом,» — подумал он. «Все всем мешают.»
Джагул с резким криком отпустил трос. Тонкая верёвка, намотанная на пучок штырей, мигом размоталась на два десятка метров. «Трилобит», развернувшись на лету, сел на камень. Сокол, уже сорвавшийся со скалы, замедлил полёт, но не свернул — только щёлкнул спинными щитками и всплеснул хвостом. Вепуат сдержанно хмыкнул.
— Ничего, ему тренировка. Гедимин, руку!
Сармат запоздало подставил предплечье. Сокол сел, выщипнул клок мяса из бронированной перчатки и, не доедая пищу, перемахнул на руку Вепуата.
…«Когда он их отпустит?» — думал Гедимин, с нарастающим недоумением глядя на Джагула. Шнуры у того были качественные — тонкие, но прочные, достаточно гладкие, чтобы почти не путаться. Он в очередной раз смотал трос, пересаживая отлетавшего эшку-тэй на плечо. Теперь он выпускал их по двое; они следовали друг за другом по кругу, по щелчку уходя в высоту и ныряя к земле. Шнуры по-прежнему держали их за «лапы». «Они ведь не улетают. Даже к Соколу не лезут. Почему они на привязи?»
«Трилобиты», отработав следование и переноску, теперь сновали среди скал в поисках отмеченного камешка. Вепуат выпустил сразу троих и, пользуясь временной передышкой, следил за чужими животными и за хвостом сааг-туула. «Живой крейсер» в утренних сумерках ещё дремал, только пару раз шевельнулись лапы, меняя положение. Вдоль «ячеек» у основания его хвоста медленно двигались четверо Джагулов. Сейчас они остановились; у каждого на руке сидел «трилобит» и грыз что-то, зажатое в перчатке. Гедимин слышал краем уха клёкот, то прерывающийся, то возобновляющийся — животные, пользуясь моментом, пытались общаться.
Чужак, Сокол и Подранок ровным клином вылетели из-за скал. В этот раз камешек достался Подранку. Остальные двое держались с боков, как группа прикрытия. Вепуат резко кивнул Гедимину, передавая ему двух животных, и сармат, недовольно щурясь, подставил руки.
— Хороший стая, — услышал он голос Джагула. — Ты давно учу? Все эти вместе?
— Два месяца, — ответил Вепуат. — У вас всегда тренируют эшку на шнурах?
— Нет всегда, — отозвался Джагул, чем-то расстроенный. — Так делаю с новый. Потом — редко. Мой давно нет летаю. Всё надо от начало.
Вепуат согнал животное с руки и бросил камешек на дно кратера, отправляя «трилобитов» следом. Джагул что-то буркнул.
— Что с дикий? — спросил он. — Ты учу он? Буду летаю?
— Рано или поздно, — отозвался Вепуат. — И отдельно от этой стаи. Сокол слишком волнуется.
— Ты сам учу? — не отставал Джагул. — Для твой стая? Ты продаю, нет?
Гедимин мигнул. Вепуат смерил кочевника задумчивым взглядом и пожал плечами.
— Мог бы продать. Не хочу дробить стаю. Второй самец немного лишний… Хочешь купить?
— Вижу хороший зверь — надо собираю, — Джагул ухмыльнулся, плотно сжимая пасть. — Твой — покупаю. Что ты прошу?
Вепуат, кивнув Гедимину, подставил руку летящему Чужаку. В хоботке «трилобит» держал отмеченный гладкий камешек.
— Дикарь ещё не натасканный, но садится на руку, — сказал разведчик, глядя на жующего Чужака. — Меняю на одну из твоих самок.
Гедимин изумлённо мигнул. «Да на кой тебе зверьё⁈» — чуть не вырвалось у него, но он вовремя сжал зубы. «Н-ну да. На самку хотя бы Сокол не будет огрызаться. Можно будет гонять их всех вместе.»
— За дикий самец — хороший самка? — Джагул чуть пригнул голову, поднимая шерсть на загривке. Вепуат пожал плечами.
— Не хочешь — не меняй.
Он снова согнал «трилобитов» с насиженных мест. Камешек застучал по красно-жёлтым осыпям.
…Сааг-туул свесил полтуловища с обрыва. Он спускался в этот раз хвостом вперёд; хвост коснулся земли и упёрся в дальний обрыв, на землю встали последние пары лап. Джагулы-караульные на загривке держались за все подвернувшиеся выступы, но пост не покидали, даже когда вслед за задними лапами в долину поползла грудная клетка и голова. Животное старалось не отрывать слишком много конечностей от земли — хотя бы четыре пары лап в любом положении её касались.
— Ну и манёвры, — покачал головой Вепуат, с безопасного расстояния наблюдая за зверем. — Прочные у этих тварей кости. И это со всеми полостями для облегчения…
— Очень надёжная конструкция, — пробормотал Гедимин, вспоминая «сканы» костей и суставов — он их долго рассматривал, сидя у реактора. — Неоптимальная, но надёжная. Я бы сделал немного не так…
Вепуат ухмыльнулся.
— Сомневаюсь, что кто-то сознательно их конструировал. Эволюция — она вообще не про оптимальность… Ну вот, ущелье освободили. Идём?
…Гедимин убрал грузы с весов и сделал новую пометку в журнале. Удивляться уже не хотелось, только грудь привычно сдавливало. «На пять процентов тяжелее. Как и в день Огня. Попробовать отследить полный цикл, благо он короткий. А потом ещё как-то объяснить эти странности местным. Тем, кто придёт продавать руду. Физиков там определённо не будет. Не знаю, что у нас выйдет с этой рудной биржей… Хм, может, Кайшу её запретит? Тогда всем сразу станет легче. А Вепуат постепенно успокоится.»
…Вепуат «дежурил» у защитного купола — с той стороны, где обычно Гедимин строил временные шлюзы, как будто его и дожидался. «Боится, что сбегу?» — невесело ухмыльнулся ремонтник, выходя ему навстречу.
— Вот я болван, — пожаловался Вепуат; говорил он немного невнятно. — Рот обжёг, как последний дурак. Чешется, хоть до костей обдери.
— Зачешется ещё сильнее, — машинально предупредил Гедимин, хотя, в общем-то, понял, что никто ничего обдирать не собирается. — Полечить нечем? Может, у Айзека спросить?
Вепуат отмахнулся.
— Заживёт. Хорошо, сегодня с трубкой не работать. Покажу Сэта бусы на штыре. Досадно всё-таки быть идиотом… Гедимин, ты сходи к стражу. Мы же хотели предупредить. А я сейчас… не очень внятный.
Он, досадливо щурясь, отхлебнул из запотевшей фляжки. Гедимин, сочувственно хмыкнув, повернулся к лагерю аборигенов. Уже начинало темнеть, и белый посох за шатрами горел ярко. Разглядев, кто его держит, сармат криво ухмыльнулся.
— Этот, может, поймёт с первого раза. Он с Сэта недавно общался, — пробормотал он и, кивнув на прощание Вепуату, пошёл к лагерю.
Хассинельга ещё можно было узнать (по рогам и хвосту, торчащим из-под одежды), но уже затруднительно. Он оделся полностью во что-то мешковатое, свисающее, местами украшенное бахромой и бусами. Гладкие просверленные камешки и косточки блестели у воротника, у пояса, на причудливой меховой шапке с отверстиями для рогов и даже на самих рогах. Больше всего Гедимина смущала обувь — у неё, похоже, была мягкая и гладкая подошва, и на осыпях она должна была отчаянно скользить. Хассинельг, отставив посох в сторону, разглядывал свои ноги — видимо, тоже думал, что конструкция неудачная, и надо бы её улучшить.
— Мастер Дим-мин? — страж запоздало поднял взгляд на сармата. — Как вы живёте в такой броне и ходите, не падая? Вот не люблю я сапоги…
Он приподнял ногу и пошевелил замотанной ступнёй.
— Про шкурки и тряпки спроси у местных, — отозвался Гедимин, подавляя неуместное сочувствие. — Может, чешуи какой наклеят. Тут позавчера был Гор. Говорил с ним?
«Инсектоид ходит без одежды и не цепенеет,» — мелькнуло в голове. «Хотя — инсектоиду одежда без толку. Разве что с подогревом.»
— Гор? — удивлённо переспросил Хассинельг. — Он что-то передать должен был? Не помню такого. Точно мне? Может, Руниену или в столицу? У меня так ничего нет…
Гедимин угрюмо сощурился.
— В горячий цех сегодня придут Сэта. Будут плавить стекло, — буркнул он, пристально глядя на стража. — Дверь мы закроем, чтобы Скогны не дёргались. Пока мы её изнутри не откроем, к ней не лезь. И всем скажи, чтобы не лезли. Кто-то вломится, начнётся драка — мы разнимать не будем.
На секунду сармату стало неловко — как всегда, когда приходилось давать невыполнимые обещания. «Ну, будем. Постараемся. Но не все доживут.»