Калиг говорит, что бывает и холоднее — хорошо, что редко!
Гедимин снял шлем, выпустил руки из перчаток и склонился над тазом — похоже, сегодня это была единственная возможность умыться.
— На Титане есть жизнь, — пробормотал он, вспоминая вольеры Ассархаддона и малоподвижных существ, ловящих свет выростами-гребнями. — Разума нет.
— Какой разум при минус ста… — Вепуата передёрнуло. — Эй-эй, стой! Всё не выливай. Это, вообще… не только тебе.
Гедимин, только прицелившийся плеснуть воды себе на спину, выпрямился и разжал ладонь.
— Тогда ты мало набрал. Мне ещё сходить?
Вепуат замотал головой, накрывая таз защитным полем.
— Незачем туда бегать. Разве что — когда к реактору пойдёшь, по дороге… Подержи дверь!
Отодвинув переборку, он с тазом наперевес протиснулся в соседний отсек. Гедимин зашёл следом, мысленно назвав себя идиотом. «Тут взаперти четыре сармата. А помнит про них один Вепуат. Так, надо Би-плазмы им… где тут у Айзека чан?»
Четыре временных загородки из непрозрачного фрила выглядели непривычно ровными и одинаковыми после кривых и складчатых стен. Гедимин несколько секунд смотрел на них, пытаясь привыкнуть и перестать мысленно искривлять их. Вепуат, разлив воду по одноразовым контейнерам, уже проталкивал их под «двери».
— Это для умывания, — пояснил он. — Питьевая у вас есть? Айзек говорил, что тут ещё канистра.
За тонкими перегородками послышались шорохи и плеск — кто-то вставал с пола, кто-то переступал с ноги на ногу и наклонялся. За прозрачным окошком мелькнуло угрюмое лицо.
— После разбавленной Би-плазмы пить не хочется, — отозвался кто-то из филков. — Тут с вечера оставили по канистре. Вепуат, не знаешь, когда нас выпустят?
Сармат виновато развёл руками.
— Айзек насчитал восемь дней. Как ты там, Ардан? Слабость отступает?
— Я нормально, — отозвался Ардан. — Только руки болят. Грёбаный блокатор! От осколков так больно не было.
— Ты-то хоть понятно, за что тут сидишь, — раздалось из-за соседней перегородки. — А нас почему держат? Мы тех осколков даже не видели!
Вепуат недовольно сощурился.
— Филки, это всё не шутки. Если у кого-то из вас, и правда, мутация…
С четырёх сторон сердито фыркнули.
— Старшим везде мерещится мутация! Вы ей больше подвержены, вот и всё. У нас другой геном, и он…
Вепуат подобрал таз и, тяжело ступая, пошёл к выходу.
— Станет плохо, или что-то будет нужно — кричите.
Переборку он задвинул неплотно, оставив щель толщиной в палец.
— Геном у них… — он с тяжёлым вздохом опустился на стул и взглянул на Гедимина. — Отогрелся?.. Гварза просил литейную станцию не запускать. Газоотводы… что-то там с термоизоляцией.
Гедимин недовольно сощурился — ему было что сказать о термоизоляции газоотводов, но Гварзы в лаборатории не было, а Вепуату это слушать было незачем.
— Где твои звери? — спросил он, вытаскивая из-под стола ворох разноформенных костей. Что-то из этого, наверное, было внутренней раковиной, что-то — частью панциря, но всё вместе привезли аборигены, когда Гедимин попросил «прочных костей для работы». Что-то из вороха успело исчезнуть, пока у сармата не было времени его разбирать. Он пошарил под столом, не нашёл пропавшего и сердито сощурился. «Хоть бы предупреждали, когда берут чужое!»
— Лежат в бараке, — ответил Вепуат, направляя на кости сигма-сканер. — Мы их там войлоком прикрыли… Они ещё с вечера свернулись и перестали шевелиться. Даже обмен веществ замедлился.
— В бараке холодно? — Гедимин, забыв о костях, развернулся к Вепуату.
— Не сказал бы, — разведчик пожал плечами. — Плюс девятнадцать было, когда я уходил. Гварза собирался облучать камни… а по мне, плюс девятнадцать — вполне терпимо.
— Там филки в тряпье, — буркнул Гедимин. — Их нельзя морозить. Это нам, в скафандрах, при минус ста нормально…
Он вспомнил неподвижный вязкий воздух за стенами лаборатории и невольно поёжился.
Кости были самой разной формы — и Гедимин довольно ухмыльнулся, быстро подобрав нужные детали. Две витые слоистые ленты после пропаривания и разглаживания вдоль витка развернулись в метровой длины полозья. Сармат прижал их так, чтобы после высыхания они затвердели в чуть изогнутой форме, и повернулся к столу, где лежали четыре дуги и набор «креплений» — мелких костей и причудливых отломков.
— Не резьбовое соединение, но тоже сойдёт, — пробормотал он, подгоняя кости по форме и соединяя дуги в двойную арку. Её «замковым камнем» был (кажется) просверленный позвонок. Гедимин думал было отломать лишние отростки, но через пару секунд нашёл им применение на месте.
— А вот и резьба… — сармат подобрал мелкий обломок, похожий на кусок сверла. — Это болт… а это шайба. Интересно, зачем в организме шайба с болтом…
— У тебя там охотничий шип без кожуха, — отозвался Вепуат, глядя на экран сканера. — А то, что с дыркой, — это раковина. Кусок раковины. Отверстие для выпуска щупалец. Другой организм, если что.
— Помолчи, ладно? — Гедимин встряхнул головой, унимая разыгравшееся воображение, и соединил последние детали. Теперь из позвонка, скрепляющего дуги, торчала толстая золотистая трубка с откидной крышкой — пустой ипроновый контейнер без дна.
— Ты знаешь, что лёд противоположен огню? — раздалось из-за соседнего стола. Гедимин, мигнув, повернулся на звук. Вепуат разглядывал маленькие механические весы. На одной их чаше лежала «стеклянная» скорлупа, на другой — гирька, и вторая чаша заметно перевешивала.
— Кажется, это минимум веса, — сказал Вепуат, делая пометку в журнале.
— Ещё один? — Гедимин заглянул в свой передатчик. — Позавчера же был.
— Ну да. Видимо, второй… — Вепуат повернул прибор к Гедимину и прижал пальцами ячейки в соседнем столбце. — Кислота и Лёд. А максимумы для этого вещества — Огонь и Жизнь. Выходит, Жизнь противоположна Кислоте? Любопытно…
— Чем-то не тем ты там занят, — пробормотал Гедимин, накидывая на отростки просверленного позвонка петлю динамометра и плавно оттягивая её книзу. «Сто десять, сто двадцать… медленно, не спешить… если хотя бы пару центнеров выдержит — уже неплохо.»
Вепуат весело хмыкнул прямо в наушник, и Гедимин едва не упустил петлю. Он, сердито щурясь, надавил ещё сильнее. «Двести… двести десять… двести двадцать… до полутонны дойдёт?»
— Ломаешь?
— Замеряю предельную нагрузку, — буркнул Гедимин, упираясь второй рукой. На пятом центнере он услышал тихий треск — одна из дуг поползла из крепления.
— Четыреста тридцать, — Гедимин медленно убрал нагрузку, наблюдая за тем, как штыри ложатся в пазы. — Сойдёт. Проверить ещё проходимость салазок…
Он заглянул под пресс, где лежали, распрямляясь, кручёные кости. «В местах стыковки прочность может нарушиться. Проверить полную конструкцию ещё раз…»
— Что ты тут собрался возить? — Вепуат заглянул в отверстие в просверленном позвонке. Гедимин уже достал оттуда ипроновый «контейнер» и теперь заправлял в него туго свернутую жёлтую трубку. Её концы были запаяны, но сармат подозревал, что «жидкая молния» всё равно где-то просачивается.
— Это камнесборник, — отозвался Гедимин, высыпая на стол чёрно-синий гравий, и, подумав, выгреб туда же всё, что нашлось в соседнем кармане. — Точнее, металлосборник. Надоело копать рэссену вручную.
Он вложил в катушку стержень из синего металла и прихлопнул его крышкой.
— Выдёргивать придётся очень быстро…
Он заканчивал фразу под костяной треск — металлический гравий, взлетевший со стола, врезался в кость, прикрывающую «контейнер» снизу, и повис, намертво к ней прилипнув. Гедимин сдвинул конструкцию так, чтобы катушка оказалась над другой горкой камешков. Обломки зашевелились, доля секунды — и кость опять затрещала. Вепуат хмыкнул.
— Оно ещё и на полозьях? Передвижной дрон-сборщик? Сколько-сколько, говоришь, он поднимает?
— По-разному, — сказал Гедимин, выдёргивая стержень из катушки. Рассыпавшиеся камешки загремели по столу.
— Зависит от катушки, ширины створа, прочности санок… Центнера два поднимет спокойно.
Вепуат снова хмыкнул.
— Не так уж и много. Можно запрячь местную фауну. Должна утащить.
Гедимин на секунду задумался и решительно кивнул.
— Я хотел привлечь филков. Всё равно ничем не заняты. Но можно и так.
В соседнем отсеке кто-то громко фыркнул.
— Эй, занятые! Что значит «привлечь»? Командир в курсе?
— Опять у Старших какие-то опыты, — пробормотал другой. — Ни на что не соглашайся без ведома Айзека!
Гедимин и Вепуат переглянулись.
— Я за местную фауну, — сказал разведчик. — Она тоже ничем особо не занята. А филк может работать оператором.
— И разгрузчиком, — буркнул Гедимин, мысленно уменьшая максимальный вес отцепляемого мешка до центнера. — У фауны рук нет.
Вепуат весело хмыкнул и покосился на отодвинутую переборку. В соседнем отсеке что-то неразборчиво проворчали.
— Завтра, как гравий оттает, будем испытывать, — сказал Гедимин, отодвигая конструкцию на край стола. «Пускай устоится. Можно и до послезавтра оставить. И до ближайшей нормальной погоды. В дождь салазки будет смывать…»
…Гедимин поднялся из-за стола за полчаса до пересменки. Вместе с ним зашевелился Вепуат.
— Ты куда? — удивлённо спросил у него сармат, выбираясь в прохладный шлюз. Термоизоляции тут тоже хватало, но температура в камере держалась чуть выше нуля. Чтобы не выстужать внутренние отсеки, Гедимин соорудил на выходе ещё один шлюз из защитного поля, но помогло слабо.
— За водой, — Вепуат кивнул на закрытый люк. — Карантинным надо чаще мыться. От блокатора кожа вечно в слизи.
Иней взвизгнул под ногами. Гедимин быстро, преодолев сопротивление механизмов, закрыл шлюз и повернулся к пустому лагерю. На холме по-прежнему стояла тишина. Шёл второй час дня, но освещённости явно не хватало — рука сама тянулась к фонарю. Гедимин посмотрел на небо — там всё так же сменяли друг друга изгибы синих зубчатых лент. На фоне одной из них выделялось красное голографическое солнце.