Когда мокрый гравий под ногами сменился сухим рассыпчатым пеплом, сармат открыл глаза. По ту сторону разлома было так же темно. Огненные кратеры погасли, подземные «прожилки» сузились до тусклых красных «ниток», только вдалеке, на холме, горели растения-пирофоры. Вепуат растерянно оглянулся на Гедимина, тот пожал плечами в ответ. «Трилобиты» в мешке зашуршали, высовывая в отверстия хоботки — они чуяли тёплый воздух и не замечали никакой опасности.
…Гедимин уже привычно подставил руки снижающимся «трилобитам». На гладких наплечниках им сидеть было труднее, чем на предплечьях, — сармат загодя поставил пару пластин ребром, смоделировав «оперение» Вепуата. Пока хоботки рвали мясо из перчатки, норовя прихватить и кусок обшивки, Гедимин повернулся налево, к тонущему в темноте кратеру. Жёлтое пятно света поднималось вверх по склону.
— Ничего, — сказал Вепуат, угрюмо щурясь. — Просто пустой кратер. Собрались и ушли. И не вернулись.
— Огонь зажигал? — спросил Гедимин, стряхивая с себя «трилобитов». Четвёрка эшку-тэй пересела на «хозяина», вцепившись во взъерошенные «перья».
— Даже здесь — никакой реакции, — отозвался Вепуат, резким щелчком отправляя зверьков в свободный полёт. — Будто они вообще… ушли. Все, весь город.
Гедимин развернулся спиной к разлому. Если бы не фонящие расщелины в пространстве, луч сигма-сканера дотянулся бы до ложных фумарол и вертикальных пещер под ними, но сейчас он «видел» только белую рябь.
— Может, похолодание… — он осёкся, заметив, как Вепуат вздрогнул. — Они могли впасть в какой-нибудь анабиоз? Бывает же такая реакция…
Вепуат, сложив ладонь козырьком, вглядывался в полумрак, как будто надеялся кого-то там увидеть.
— Я думаю — надо к ним сходить, — он развернулся к Гедимину. — Может, им помощь нужна.
Гедимин оглянулся на разлом. В редеющей темноте уже были видны вешки рядом с ним — всё в тех же камешках и шнурках, никто не убрал их…
— Айзек не обрадуется, если я пропаду в Шакхе, — пробормотал он, досадливо щурясь. — Надо предупредить.
…Теперь в долине Элид светало позже обычного — и как-то медленнее, но аборигены сновали вокруг, ничего не замечая, — им темнота не мешала.
— А если там что-то срочное? — Вепуат, непроизвольно сжимая кулаки, смотрел Айзеку в глаза. Перья на его плечах давно стояли дыбом, угрожая отломиться.
— Если там эпидемия? Или входы обвалились, и никому не выбраться?
Айзек тяжело качнул головой.
— Ты ещё помнишь, что говоришь о воплощённом огне?
Вепуат гневно фыркнул и оглянулся на Гедимина. Тот растерянно мигнул.
— Там что-то случилось. Надо выяснить, что. Может, оно и до нас доберётся…
«Это он зря,» — мелькнуло в голове Гедимина. Айзек сдержанно хмыкнул.
— Оно доберётся ещё скорее, если вы туда полезете. Гедимин! Шлем прикрой!
Сармат, тайком потянувшийся к височной пластине, отдёрнул руку. Все три шлема были закрыты наглухо — хранитель ничего не слышал из тёплого кокона в реакторе… и, возможно, это было к лучшему.
— До завтра — никаких вылазок, — Айзек смерил сарматов выразительным взглядом и отвернулся к монитору. — Сидите на холме, в пределах досягаемости, через час вы оба мне понадобитесь.
…Вскрытый охладитель дымился. Рука Гедимина, поднесённая слишком близко, мгновенно подёрнулась инеем. У порога кто-то чихнул, пискнул, отбросил закачавшийся полог и умчался. Гедимин, не оглядываясь, прикрыл «дверь» защитным полем.
— Выходит, что камень противоположен воде, а мысль — металлу… — донеслось из-за соседнего стола — там Вепуат, закончив опыты с весами, вносил результаты в журнал и делал какие-то странные выводы. Гедимин ничего не ответил. Дымящиеся, покрытые ледяной пылью, но быстро оттаивающие чашки стояли на поддоне. Сармат щёлкнул по одной из них когтем. Ёмкость зазвенела.
— Ничего не понимаю, — пробормотал Гедимин. Перед ним были показания датчиков на охладителе — нормальных, земных, каждый день проходящих все проверки и шестнадцать часов декомпрессии. Сосуды, простоявшие двое местных суток в охладителе, тоже были здесь — и всё ещё в первоначальном виде.
— Что-то из условий, видимо, не воспроизведено, — вслух подумал Гедимин. Вепуат, свернув голографический журнал, выбрался из-за стола и посмотрел на дымящийся поддон.
— Чашки? Стеклянные? Что это с ними?
Гедимин перехватил его руку на полпути к ёмкостям и крепко сжал запястье.
— Помнишь стекляшки на маяке? — он медленно выпустил руку Вепуата и провёл когтем по стеклу. — Прочность не нарушена… Я пытался воспроизвести условия. Довёл до минус ста десяти, сделал перепады. Оно не трескается. Его предел — минус сто двадцать. В ту ночь не было минус ста двадцати… или было?
Вепуат мигнул.
— Если бы было, то, наверное, до вечера и держалось бы, — неуверенно сказал он. — Сколько я наблюдал, — сначала постепенно холодает, к рассвету доходит до минимума и на нём держится. Если днём не было минус ста двадцати, то и утром не было. И ночью тоже… Значит, не трескается?
Он выдвинул коготь и осторожно поднёс его к стеклу. Тонкая стенка на слабый щелчок отозвалась звоном. Сканер не видел на ней никаких трещин — отогревшееся стекло оставалось аморфным, кристаллизация не началась.
— Стекляшки Скогнов могли быть хуже сделаны, — вслух подумал Гедимин. — Может, там с самого начала были неравномерности…
Вепуат мотнул головой.
— В самых первых — может быть. А перед холодами они уже работали не хуже меня. Если мои чашки не треснули, их тоже не должны были. Хм… Проверить-то всегда можно. Попрошу их сегодня выдуть пару стеклях для тебя. Вот и воспроизведёшь условия.
Гедимин задумчиво кивнул. «Что-то я упускаю из вида с этими экспериментами. Что-то очевидное. Движение воздуха? Тот… растворитель из воздуха? Может, он нарушил прочность? Где бы взять образец для опытов…»
…Комок жёлтого камня под лучом сигма-сканера выглядел, как бак для стерилизации, — все внутренние полости и патрубки были на месте. Снаружи это была оплывшая глыба отдалённо похожей формы. Гедимин потыкал в камень когтем, надавил ладонью, — вещество не промялось, но на ощупь было странным — как будто его всё-таки сделали аморфным, просто у сармата были слишком слабые руки. «Может, вечером доделают,» — подумал Гедимин, накрывая заготовку защитным полем. Отсутствие чёткого графика работ — да хоть какого-нибудь графика работ! — уже не злило, только слабо шевелилась досада.
…Когда Гедимин спускался в реакторный отсек, снаружи взревели раковины, а деревяшки затрещали о толстую кость. Вепуат, обернувшись к нему, широко ухмыльнулся.
— Айзек! Ну ты рассчитал — секунда в секунду!
Айзек с едва заметной улыбкой уступил ему место за пультом.
— Опыт, тески. Опыт. Сиди тут, Гварза прикроет тебя снаружи. А мы с Гедимином… — он перевёл взгляд на недовольно щурящегося ремонтника и ухмыльнулся, уже не скрываясь. — Ну что, жрец, готов? До Синви почти час на волокуше. Наушники прикрой.
…Это была очень длинная волокуша — раза в полтора длиннее грузовой повозки, «припаркованной» рядом. Её днище сужалось от «носа» к «корме» — дерево, пошедшее на её постройку, было каким-то треугольным в сечении. Корма почти целиком состояла из гнутых костей, обтянутых шкурами и прошитых чем-то вроде жил. Гедимин, перешагивая через опущенный костяной «трап», боялся, что клиновидное днище под ногами треснет, или выломается какой-нибудь шпангоут, — повозка ещё выдерживала такое давление, но предел её прочности был где-то рядом. Сармат осторожно сел, опустившись на мягкий слой войлока; он был простёган, но выглядел рыхлым, и пальцы в нём тонули. Перед его коленями со скамьи, скорее всего, костяной, свисала такая же войлочная подстилка с волокнистыми хвостами по углам. Гедимин покосился в одну сторону, в другую, — над его локтями висели костяные трещотки и грозди сушёных семян.
На высоко поднятом над землёй «носу» повозки был укреплён плоский череп со множеством мелких выбоин на крышке. На ней лежала деревянная колотушка, шнурком подвязанная к скамье. Со шнурка свисали явно нефукциональные бусины. Скользнув по ним взглядом (померещилось, что одна из них стеклянная, но там был очень гладкий камешек), Гедимин посмотрел на два черепа по бокам от «барабана». Они были разрисованы, подклеены глиной, на крышках — и даже на покрывающем их орнаменте — не было ни единой выбоины. Пару секунд сармат разглядывал их, потом потянулся за сигма-сканером.
— Айзек, — громко прошептал он, приоткрыв наушник; Айзек устроился за его спиной, возчики ещё обсуждали что-то со стражем и соплеменниками, ушам пока ничего не угрожало. — Тут черепа Райвига и Джагула.
Из-за спины донеслось негромкое хмыканье.
— Даже Райвиг?.. Нам оказали большую честь. Я-то думал, он в городе, в зале вождей…
Гедимин мигнул.
Из-за бортов повозки, уцепившись когтями за шпангоуты, на скамейку перемахнули двое Скогнов. Из-под их многослойной одежды, сплошь в меховых хвостах и бахроме, еле видны были лица, даже кисти рук исчезли под клешневидными рукавицами. Один из них повернулся к сарматам и поднёс ко рту причудливую полую кость с патрубками. Гедимин запечатал наушник и вежливо улыбнулся. «Поехали. Если волокуша не треснет, через час будем на месте. Треснет — доберёмся быстрее.»
…Ветер в последний раз ударил в плечо и утих. Гедимин поднял голову и увидел долину, плавно уходящую куда-то вниз. Над ней, точно по центру между двумя невысокими искрошенными обрывами, поднималась жёлтая башня в чёрном спиральном орнаменте. Её основанием был длинный ангар со складчатой крышей. Из продухов тянулся пар — внутри явно было теплее, чем снаружи. Ветер дул из-за башни, сарматам в лицо, и пар цветными хвостами вытягивался им навстречу.
«Башня Кьюссов. Такая же, как в Алвене. Тот же орнамент,» — мелькнуло в голове у Гедимина. Он даже привстал, вглядываясь в её очертания. Самый верх, смотровая площадка под конусовидной крышей, выглядел чужеродно, хотя по цвету и орнаменту не отличался, — только он был слеплен не из камня, а из глины.