Скогны, замолчав, очень быстро, почти бегом, перебрались на крайние плиты набережной и встали там, разделившись на две группы. Старейшина в самой высокой шапке оглянулся на сарматов и протяжно запищал. Айзек сдержанно ухмыльнулся.
— Готовься к погружению. Сейчас они предупредят местных, рассядутся по лодкам — и встретят нас у башни. А кто-то — и внутри.
— Местных? — переспросил Гедимин, осторожно ступая на подтопленную плиту. Её много лет то подмывало, то затапливало, но камень ничем не оброс, зато покрылся чёрными пятнами — следами прикипевших и потом убранных металлических капель. Таких следов на набережной было много.
«Местные — это смотрители маяка? Им покричат с берега?» — он, озадаченно мигая, уставился на Скогнов. Они, негромко повизгивая, били ладонями и палками по воде. Через пару секунд она всколыхнулась, пропуская на поверхность огромные змеевидные тела.
Это были всё-таки не змеи, — что-то длинное, сплющенное, сегментированное, с бахромой бесчисленных симметричных выростов по бокам. Они просвечивали насквозь, и свет, преломляясь в подвижных линзах сложной формы, окрашивал их в стремительно меняющиеся цвета. Они рухнули в воду так же внезапно, как поднялись над ней, окатив пристань мерцающей волной, и на секунду Гедимину показалось, что они не погрузились, а перешли в жидкую фазу. Скогны заверещали.
— Сядь и похлопай по воде! — зашипел Айзек прямо в наушник и сам опустился на мокрый камень. Гедимин тронул жидкость — она показалась ему непривычно упругой, как будто покрытой прозрачной плёнкой. Он ударил чуть сильнее — иллюзия пропала, на скафандр брызнуло зеленовато-синим. Скогны заверещали ещё громче. Они незаметно для сармата успели перебраться в длинные лодки и теперь отвязывали их от причала. Руки Гедимина коснулось что-то невидимое, но вполне ощутимое — и очень сильное.
— Они разумны? — прошептал он. — Разумные морские черви?
— Селасси. Нергоны из Сфена Воды, — отозвался Айзек, без плеска погружаясь по пояс в воду. — В целом миролюбивы. Идём уже! Держись меня. Под ноги смотри!
Едва спустившись в воду, Гедимин пожалел о выключенном сигма-сканере. Под ногами пружинил толстый растительный мат, во всех направлениях пронизанный мелкими жёсткими структурами. Что-то внутри него постоянно шевелилось, выползая из-под пальцев, что-то с неслышным хрустом проседало под ступнёй. Айзек обогнул что-то невидимое, и сармат прошёл по его следам, мимоходом коснувшись чего-то вроде крупной губки или коралла. Существо мгновенно схлопнулось, едва не содрав щиток с бронированной перчатки. Айзек недовольно хмыкнул.
Глубина прибывала медленно — дно тут было пологим, кое-где под ноги попадались плоские каменные обломки, тоже покрытые растительными матами. Что-то живое с жёсткой раковиной или панцирем зацепило ногу сармата и умчалось. Ещё пара шагов — и Гедимин погрузился по лицевой щиток. От Айзека уже была видна только макушка и жёлтое световое пятно — он снял кожух с поясного фонаря. В неярком свете мелькнули очертания полупрозрачного «морского червя». Существа всё время держались рядом — Гедимин чувствовал поднимаемые ими течения. Сарматы шли по коридору между ними.
«Кажется, разломов тут нет,» — подумал сармат, погружаясь с головой. Тяжёлый скафандр вода не выталкивала; идти было сложно, но больше из-за ненадёжного, проседающего дна. В жёлтом свете клубилась муть, плавали какие-то обрывки, пузыри и диски, то и дело резко меняя направление движения. Чей-то бронированный хвост вырвался из-под ноги и ушёл на глубину.
Через несколько долгих минут Айзек вскинул фонарь, и Гедимин облегчённо вздохнул — жёлтый луч высветил гладкую стену со спиральным орнаментом. Она была «впаяна» в скальные плиты, криво уложенные под слоем глины, флоры и фауны, — Текк’ты не стали вбивать сваи или расчищать ровную площадку под башню, а просто врастили её в подвернувшийся субстрат. Субстрат был отчётливо перекошен, причём в разные стороны одновременно, и от этого маяк на пару градусов отклонялся от вертикали; с берега это было едва заметно, но сейчас Гедимин стоял совсем рядом и касался постройки ладонью.
Айзек пристегнул фонарь к поясу и толкнул сармата в плечо, указывая наверх. Тот кивнул и подставил руки. Пара секунд — и Айзек выпрямился на его вытянутых ладонях, за что-то ухватился и исчез. Ещё через пару секунд сверху упал трос с привязанным к нему камнем, за ним — второй. Сарматов наверху ждали.
…Гедимин развернулся боком, прижимая сфалт к груди, и протиснулся в последний, самый узкий виток каменной спирали. Теперь можно было выпрямиться и выглянуть из полуоткрытого люка. Сдвижные пластины когда-то заело, и до конца проём не открывался, но места хватало, чтобы пролезть сармату, и он даже не зацепил свисающие «лестницы» Скогнов — верёвки со «ступенями»-узлами. Наверху потолок был высоким, арки окон — чуть ниже; Гедимин отодвинулся от люка и встал напротив Айзека. Чтобы освободить место сарматам, переносную жаровню — световой элемент маяка — отодвинули в угол. Это была обычная переносная конструкция, сармат видел много таких в Элидгене. Он на секунду задумался, с какого расстояния ночью видно этот тусклый огонёк, и кому вообще на Равнине нужен маяк, и о чём он предупреждает. С лестницы донёсся переливчатый вой на несколько голосов — Скогны из лодок, качающихся на волнах под башней, перебрались на лестницу и дудели, радуясь местной акустике. Гедимин в последний раз посмотрел вниз, в сторону от города (синяя рябь и серебристый блеск до горизонта, никакого намёка на отмель или дальний берег), и вопросительно хмыкнул. Айзек наклонил голову. Гедимин, развернувшись лицом к Синви, поднял сфалт над головой и тронул экранирующую пластину.
— Уран и торий!
…Свечение было ярко-синим. Возможно, вода так преломляла его, — река от башни до пристани покрылась сияющей рябью. От пристани свет тёк вверх прямо по пересохшим руслам. Две световые реки проходили сквозь водонапорные башни, распадались на протоки, пересекающие лесополосу, и снова переплетались на подступах к городской стене. Сверху было хорошо видно, как поднимаются метровые волны, и вода закручивается и снова оседает, — на светящемся мелководье резвились прозрачные полихеты. Лодки из костей и шкур болтались на волнах, как поплавки, и Гедимин не мог понять, почему их до сих пор не сломало пополам и не разбило о башню. Внизу, в воротах, толпились Скогны, набирали воду прямо из реки и пили. Сармат вспомнил плотные растительные маты и копошащуюся там живность, и его передёрнуло.
— Сфен Воды, — тихо вздохнул Айзек, оглянувшись на бесконечную сине-белую рябь. — Место, где у органики есть хоть какой-то шанс накопиться. Огнистые черви, говорят, часто подкапываются под обмелевшие водоёмы. Что-то же они там едят…
— Местный аналог битума? — Гедимин снова вспомнил живой ковёр на глинистом дне. «Местная флора вполне может выдерживать температуру кипения. С неё станется. Переживает металлические дожди в кипящей воде… Может, здесь они не такие сильные — река не успевает сильно обмелеть? Тогда — почему бы органике не накапливаться…»
…По ярко-синим световым руслам бежала рябь. Гедимин старался на них не смотреть, но отсюда только они и были видны — не считая деревьев, содвинутых вместе столов с отверстиями под посуду, непонятной пищи и общительных Скогнов. Пока он сидел у стола и делал вид, что ест ягоды курруи, его скафандр потрогали раз пятьдесят. Сфалт он положил так, чтобы ни из-за спины, ни сбоку до него было не дотянуться; пару раз пришлось нашипеть на протянутые руки с когтями, потом Скогны отстали. Хотелось обернуться, включить сканер и выяснить, почему гигантские полихеты выглядят прозрачными — и что они могут противопоставить серьёзному кораблю или вышедшему на мелководье сааг-туулу.
«А они ведь попали под сканер,» — сообразил он вдруг и, покосившись на Айзека, незаметно отодвинул нарукавную пластину. «Если они почувствовали луч, прибор должен был заметить их. Значит, будут на сканах. Хотя бы общий план. Так, последние снимки… Здесь?»
Растительные маты держались на трубках, на полметра погружённых в вязкую глину и каменные обломки. Один из них разросся вокруг остатков огромного черепа. Из костей мало что сохранилось, — чётко просматривался только фрагмент челюсти с раскрошенным плоским резцом в рост сармата. Гедимин ошалело мигнул. Зачем он полез в память сканера, он вспомнил не сразу.
«Здесь?.. Куда они могли деться на полутора сканах? Я что, затёр их?»
Всё, что прибор «увидел» над глиной, камнями и скоплением органики, — изогнутые полосы слабой ряби. Сигма-излучение каймой окружало массив воды. Выделенная область в ореоле ряби сильно напоминала очертаниями плывущего червя.
— Гедимин! — Айзек прикрыл сканер ладонью. — Потерпи ты до базы!
— На базе этих… этой фауны нет, — прошипел в ответ Гедимин, высвобождая руку. — Селасси должны были попасть на скан. А там только фонящая вода… Hasu!
Айзек фыркнул и потёр ушибленное запястье.
— Сэта, превращающиеся в огонь, — нормальное явление. А в воду превращаться нельзя?
— Мать моя колба, — пробормотал Гедимин и уткнулся взглядом в миску с ягодами — округлую, стеклянную, с жёлтыми змейками вдоль края. — Ни во что нельзя. Ни в воду, ни в огонь. Или клеточное строение, или… вот это вот. Невозможно.
…Пробираясь под защитный купол, Гедимин слышал за спиной стук костяных барабанов и гудение на разных тонах — Скогны из Синви, собравшись у полевой кухни, выгребли из шатров все подвернувшиеся инструменты, и «концерт» с каждой минутой звучал громче и слаженнее. «Празднуют,» — сармат едва заметно ухмыльнулся, закрывая за собой шлюз. Гудение стало тише. «Не знаю, какая им польза от этого ритуала, но они явно довольны. Ну ладно…»
Вепуат, увидев сармата, радостно хмыкнул и рывком встал из кресла, едва не выломав подлокотник.
— Благословили?
Гедимин вместо ответа ткнул в наручный передатчик.
— Хочешь новую форму жизни?
На голограмме, растянутой на полтора метра, шевелящийся контур белой ряби получился отчётливее — теперь было хорошо видно, что он движется, как единое целое, вместе с «пустым местом» внутри. Вепуат посмотрел на голограмму, на Гедимина, на свой передатчик и растерянно мигнул.