— Вроде бы прошли пешком от поселения. Лапы у них короткие… Или это для них не расстояние?
— Те, кто устал, не бегают, — отозвался Вепуат, поднимая фонарь выше; тропа, ведущая на соседнее плато, кишела зверьками. — Их тут стараются никуда не звать. А ты вот позвал. Теперь терпи.
Он усмехнулся, но глаза остались серьёзными — Вепуату, как и Гедимину, было не по себе. Выкинув из головы досаждающих зверьков, сармат ускорил шаг. Основная причина его беспокойства была не вокруг, а впереди, за разломом, пепельными долинами и причудливыми скалами. «Модернизация примитивного кузнечного горна… Как бы не выяснилось, что проще построить новый!»
…По пальцам тянуло горячим ветром — массивные ворота только-только начали закрываться, городские шахты продувались насквозь, но прохладнее в них не становилось.
— Мастер Ут’таркех, — главный жрец отступил в сторону, подтолкнув к Гедимину одного из литейщиков. Их в притихшем цехе было много; большая часть держалась у стен, пристально наблюдая за чужаками. Отдельно стояли пятеро, и сейчас один из них, склонив голову, шагнул вперёд. Поверх рабочего фартука, закрывая часть груди, лежал широкий воротник из кованых тёмно-синих пластин. На них среди линий гравировки сверкали мелкие красные камешки. Гедимин покосился на руки литейщика — на массивные браслеты, больше похожие на наручи. По центру выгравированного орнамента виднелась отдалённо-гуманоидная фигура, окружённая по контуру блестящими красными камешками; она привлекала внимание, но интересовало Гедимина не это. «Металлопрокат? Куда там. Ковка. Потом — шлифовка. Интересно, чем шлифуют. Рэссена — твёрдый металл.»
— Говорят, что жрецам Пламени нужна моя печь, — заговорил Ут’таркех. На его шее проступили красные пятна. Гедимин быстро кивнул.
— Это она? Ты всегда на ней работаешь? Давно? — спросил он, разглядывая сооружение, уходящее на пару метров вверх. Сэтские печи он уже видел, но приглядываться в тот раз было некогда.
— Здесь её знак, — литейщик тронул пальцем часть орнамента на браслете и указал на выбоины на каменной стене. — Здесь всё расписано. Камни из неё вынимали всего тридцать лет назад. А я это делал десять раз. И подмастерьем, и учеником я был здесь. И четверо, что со мной, работали здесь.
Гедимин мигнул. Из сказанного он понял, что у Сэта не принято часто менять рабочее место — и что какую-то проверку проводят регулярно и даже ведут отчётность — на камне, так как больше не на чем. «Если тридцать лет между проверками — немного, а он застал десять таких, то лет ему самому…» — сармат оборвал расчёты и досадливо сощурился. «Не факт, что у них год — то же, что у нас. К делу!»
— Наверное, ты хорошо знаешь своё оборудование, — осторожно сказал он. — Расскажи, как эта штука работает. Весь процесс, от подготовки руды до готовых изделий.
…На экране сигма-сканера застыл трёхмерный чертёж — каменные плиты, внутренние полости, комки огненного камня, ходы для раскалённого воздуха и желоба-металлостоки. Прибор посчитал параметры — температуру в разных камерах, скорость и давление газа, температуру и скорость движения расплава… Печь перед осмотром не остужали — камни-термоэлементы всегда были внутри, можно было хоть сейчас загрузить руду и провести весь процесс. Гедимин разглядывал каменные заслонки, их крепления, рычаги, сдвигающие их, и литейные ковши, временно отложенные в сторону. Их сделали из чьих-то внутренних раковин с естественными шипами-креплениями и полыми «патрубками»; от расплавленного металла их внутренние полости почернели, а снаружи проступили тёмно-красные разводы. По их площади и интенсивности окраски читался срок службы — самые крупные ковши побагровели целиком, до боковых шипов. Закрепив один из них под лёткой, Ут’таркех и двое его подручных показывали, как металл заливают в каменную форму. Ковшом орудовали, придерживая его с двух сторон руками; сармат на таком «посту» получил бы тяжелейшие ожоги, а термостойкие Сэта, наверное, накалялись добела.
«А это их стандартная многоразовая форма,» — Гедимин опустился на пол, чтобы рассмотреть разборную каменную конструкцию. Отливали в ней стандартные рэссеновые прутки — из них, насколько сармат понял, потом нарезали заготовки для пластин и полос. В виде прутков и слитков рэссену запасали на будущее — всё, на что был заказ прямо сейчас, сейчас же и отливали, в цеху было множество мелких форм под «стандартные» топоры, широкие лезвия, наконечники и метательные диски. Пластины для панцирей не отливали — их получали, расковывая «запасные» прутки и слитки. Ут’таркех показывал, как литейная печь при надобности превращается в кузнечный горн. Гедимин потрогал рычаги самого тяжёлого молота — Сэта работали с ним вчетвером, и, видимо, это им нелегко давалось.
— Это для ровных пластин, — пояснил Ут’таркех, показывая поочерёдно на свои браслеты и ожерелье; он их, похоже, и надел, чтобы показать наилучшие образцы продукции. — Для самых ровных, для щитов и шлемов.
— Лист получается хороший, — сдержанно признал Гедимин, покосившись на браслет. — Но очень узкий — или неравномерный. Нужно будет ровнее и шире — и гораздо больше.
— Наши печи строили не Куэнны, — красные пятна на шее литейщика стали ярче. — Мы делаем то, что можем сделать. Если этого недостаточно для Пламени…
Вепуат укоризненно хмыкнул.
— Гедимин, ты хотя бы постарался бы сдержаться. Вечно одно и то же!
Гедимин досадливо сощурился.
— Я говорю, как есть. И смотрю, с чем мне работать. Ты не пугайся, — он покосился на литейщика, — но — какое-то время всем будет сложно. Покажи мне ещё раз ваши опоки. Что это за смазка?
Сначала он решил, что многоразовые формы почернели изнутри от контакта с расплавом, но на свету стало видно, что цвет не чёрный, а тёмно-фиолетовый, и что это не расплав, а «смазка». Здесь она была повсюду — светло-фиолетовая в чанах из шкур на костяных распорках, более тёмная — в подогреваемых ковшах, почти почерневшие прожаренные корки, выломанные из опок и слущенные с остывшего металла… Ут’таркех показал нешлифованный слиток — на его поверхности Гедимин разглядел микроскопические продолговатые и перекрещенные вмятины, следы всё той же «смазки».
— Khus’shur, — повторил литейщик название вещества; «переводчик» не сработал — видимо, слово сильно исказилось от первоначальной, что-то значившей, формы. — Отделяет металл от камня. Хорошо и для камня, и для металла.
— Хушшур? — неуверенно повторил Гедимин. — Его делают здесь же? Волокна внутри — это аса’ан?
— Очёски, — подтвердил Ут’таркех, пристально глядя на сармата. — Тёмный негорючий жир и тёртая чешуя. Раз в год его варят. Хватает надолго.
— Этот, прожаренный, используется повторно? — Гедимин посмотрел на мешок, почти доверху наполненный почерневшими корками. Там были крупные, выломанные из опок, мелкие, отвалившиеся от изделий, и просто пыль — видимо, счищенная при шлифовке. Хушшур для чего-то старательно собирали — явно не для того, чтобы централизованно выкинуть.
— Будут размачивать, — подтвердил Сэта, небрежным жестом указав куда-то за ворота. — Хуже, чем новый, но когда не хватает — тоже годится. Вы, Равные Куэннам, говорят, делаете хушшур из воздуха…
Гедимин покосился на генератор защитного поля и вспомнил о таком же, встроенном в литейную станцию. Защитные поля в своё время сильно помогли металлургам, — вот только сармату от них сейчас не было никакого толку. «Даже если я соберу и дам им генератор…» — он оглянулся на печь, целиком сделанную из камня, и безнадёжно покачал головой. «Нужно что-то, с чем они справятся сами. И с отладкой, и с разборкой, и с воспроизведением. Значит, хушшур… тёмный жир, чешуя и асбест…»
— Я всё видел, — он выпрямился, убирая в карман пробирку с образцом хушшура. — Спасибо, что показал. У вас хорошие печи. Вопрос только…
Он резко качнул головой.
— Где портал для переброски руды?
Литейщик широким жестом обвёл галереи с подъёмниками.
— Где зажгут огонь.
— Хорошо… — Гедимин задумчиво сощурился на печь. — Ты и твой цех — вы полностью свободны? Ни завтра, ни послезавтра у вас работы не будет?
— Нам сказали ждать твоих указаний, — Ут’таркех слегка наклонил голову. Красные пятна на его шее, потускневшие было, снова разгорелись — такой была реакция на любой вопрос Гедимина и даже на слишком резкие движения.
— Ещё лучше, — сармат криво ухмыльнулся. — Дай мне горсть кейека. Завтра покажу, как можно усилить жар. Потом будем думать про опоки и молоты.
…До любого «гнезда» с кейеком внутри печи можно было дотянуться рукой — если по пути рука не обуглится до кости. Гедимин вынимал камешки из поднесённого ему ковша, раскладывал, разделяя, по карманам и следил вполглаза, как Сэта закрывают массивные заслонки. Их примитивные механизмы использовали мускульную силу и массу, — и того, и другого у существ было немного. «И помочь тут нечем,» — думал Гедимин, отгоняя видение поршневых машин на террасах и бесчисленных рычажно-блочных приводов. «Всё сколько-нибудь действенное требует вращающихся элементов. А это — гарантированный взрыв.»
— Вернусь завтра, — пообещал Гедимин литейщику, настороженно наблюдающему за ним. — С камнями и рудой. Подогреем печь и проведём пробную плавку. Формы мои, хушшур твой.
Ут’таркех низко склонил голову, приложив обе ладони к груди.
— Я попрошу богов об удаче, — пообещал он, и Гедимин стиснул зубы, надеясь, что со стороны это незаметно. — Только одна просьба к жрецам Пламени…
— Говори, — Гедимин попытался принять дружелюбный вид.
— Если завтра всё пройдёт достойно, — Сэта покосился на печь, потом — на притихших подмастерьев. — Ты отметишь нас знаком Пламени? Говорят, один такой носит отступник, бывший жрец огня…
Гедимин мигнул.
— Сделаю, — пообещал он. — Но эта штука — из стекла. К расплавленному металлу её подносить нельзя — растает.
— Стекло — дар Пламени, — вмешался главный жрец. Откуда он взялся, Гедимин так и не понял, — только что в цеху были одни литейщики.
— Правильно, что священный знак сделан из него. И не страшно, что оно не во всём схоже с металлом.