Гедимин ошалело мигнул. Захват разжался, гриб окунулся в расплав и зашипел ещё громче, превращаясь в скукоженные ошмётки. Сармат, забыв о нём, повернулся к Сэта.
— Ты там вообще о чём?
У привычных, «земных» существ эмоции отражались в пульсации зрачка и движениях век; у Сэта, гуманоидного комка мицелия, и зрачков-то не было — только ровное свечение от края до края того, что когда-то было радужкой и белком.
— Все, у кого есть глаза, видят ваше родство с Пламенем, — взгляд Кут’тайри не выражал ничего. — Как Сэта зарождаются в огне Хьеррека, так истечение силы Пламени должно порождать Равных Куэннам. Такое могущество не появляется из жижи и слизи. Только из огня и сжигающего света. Но вы не раскроете такую тайну, я понимаю. Сэта пока недостойны касаться этого света…
Он коснулся подвески-«трилистника» и склонил голову, изображая почтение. Гедимин встряхнулся и силой остановил движение век — и так уже намигал больше обычного.
— Кто тебе такого намолол? Мы не вылезаем из реакто… Так. Стой. Что там было про зарождение Сэта? И кто такой Хье…
Когтистая ладонь жреца накрыла его респиратор. Краем глаза сармат увидел красно-жёлтую вспышку в печи и столб пара над плавильным конусом — остатки газа вырвались неожиданно бурно, всколыхнув расплав и оставив на его поверхности вмятину.
— Осторожно с именами, жрец Пламени. Это меня боги не слышат, — уши Кут’тайри на секунду прижались к голове. — Мы состоим из огня, разве ты не знаешь? В месяце Огня он усиливается и зовёт нас воссоединиться. Тогда все, не противясь, превращаются в огонь. Если Хьеррек благосклонен, после этого нас становится больше. Как это делается у вас, я не знаю. Вы крепко держитесь в броне, отделяющей вас от Пламени. Призывает оно всех разом или выбирает по одному? Это весьма интересно…
— М-мать моя колба… — пробормотал Гедимин, глядя в светящиеся глаза. «Не шутит. И… я почти уверен, что и не врёт. С этих мицелиевых станется… Групповое почкование, мать моя пробирка. На что ни наткнёшься на рехнувшейся планете…»
— Расплав готов, — буркнул он, недобро щурясь, и резко развернулся к печи. — Давай работать. Не хочешь — иди на склад.
…На экране замерли четыре прихотливые кривые — графики интенсивности сигма- и омикрон-излучения. «Это сегодняшняя вспышка в горячем цехе,» — Гедимин занёс коготь над экраном. «А это — одна из записей „огнеметания“ Сэта. Их я сверял, в целом похожи. И с этой… с этой штукой тоже очень схожи. Вот только она на порядок сильнее. Какой-то фокус Кут’тайри? С него станется…»
Он снова взглянул на кривые и недовольно сощурился. Ему было не по себе. «Надо Айзека спросить. Может, это и фокус. А может, и нет.»
25 день Металла, месяц Мрака. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген
— Ты знаешь, кто такой Хьеррек?
Айзек, едва устроившийся в кресле, дёрнулся, развернулся к Гедимину и удивлённо мигнул.
— Хье… А-а. Ты, наверное, о Гверреке. Выработал сэтский акцент?
Гедимин, не отвечая на его ухмылку, терпеливо ждал. Айзек едва заметно поморщился.
— Это местное божество огня. У Сэта пользуется большим уважением. Вполне логично, нет?
«Вот этого я и боялся,» — Гедимин угрюмо сощурился. «Божество. Как те две… субстанции, что фонили на окраине в конце месяца. Сегодня не конец месяца. Откуда оно вылезло⁈»
— Что они называют божеством? — спросил он, глядя на Айзека в упор. — Это ведь не вымышленная сущность. Они имеют в виду что-то реальное. Фиксируемое приборами. Что это?
Айзек поморщился.
— Чего ты на меня насел, атомщик? Я же не этнограф.
Гедимин стиснул зубы.
— А я не об этнографии. Тут есть твари, от которых дозиметр зашкаливает. И не прикреплённые, как хранитель к реактору, а свободно блуждающие. Что местные говорят об их перемещениях? Они активизируются только в конце месяца или…
Айзек быстро оглянулся на реактор и притронулся к шлему. Височные пластины были пригнаны плотно — как и у Гедимина: как бы то ни было, непонятных тварей хранитель опасался, и незачем было заставлять его волноваться.
— Ну… это боги, — Айзек выразительно пожал плечами. — Они всегда везде. Обычное свойство божества… Гедимин, ты что, даже кончиком пальца не трогал этнографию?
«Всегда. Везде. Обычное свойство…» — Гедимин помянул про себя спаривание «макак». «То ли я не то спрашиваю, то ли он не туда отвечает.»
— Я не про этнографию. Я про реальную тварь. Фонящую, как раздолбанный реактор. Этот их Гверрек — бог огня. Что это значит?
Айзек досадливо сощурился.
— Что он контролирует огонь. Огонь, жар… экзотермические реакции, если тебе так понятнее. Местная терминология не везде стыкуется с нашей. Гверрек — огонь всей Равнины. Что тебе ещё нужно?
Гедимин тяжело вздохнул. Понятнее не становилось, зато что-то неприятное зашевелилось под рёбрами. «Он сам не знает. Никто из них не понимает, куда влез.»
— Это что-то вроде Сэта-переростка? Живёт где-то в вулкане и умеет проходить через огонь? Поэтому его опасаются?
— Гедимин, — Айзек покосился на часы. — Давай-ка наверх. Кенен ставит купола над лагерем, пора их запитывать. Местные верования обсудим потом.
— Это не верования, — обречённо пробормотал Гедимин, разворачиваясь к выходу. Айзека он знал хорошо — и вот такой прищур означал, что рот пора закрыть. «Этот ничего не знает — и думает, что это несущественно. Гварзу спрашивать бесполезно. Найти стража… или сразу поговорить с местными? Подозреваю, это будет ещё хуже…»
…Тёмно-красные складки на чёрном небе светились тускло, вспыхивали редко и вяло, быстро угасая, но ветер усиливался, и термометр на запястье Гедимина показывал плюс тридцать. На краю светового пятна что-то шевельнулось, застучали камешки; сармат сделал шаг в ту сторону и увидел, как что-то ворочается под слоем гравия, погружаясь всё глубже. Он покосился на сканер и еле слышно хмыкнул. «Тягловый зверь закапывается. Как раз гравий оттаял, копать удобнее.»
Снова сверкнула красная вспышка, в грудь сармату ударил порыв ветра. На экране замигали цифры. «Плюс тридцать шесть… тридцать восемь… сорок… Пора в укрытие!»
…«Пока никого нет на литейной стан…» — Гедимин остановился на пороге и мысленно выругался. Вокруг литейной станции, перегородив весь проход, стояли филки. Индикаторы загрузки горели красным, самое крупное табло показывало четыреста градусов.
— Снаружи тихо? — без особого интереса спросил Вепуат, подняв взгляд от голографического экрана. С потолка к его плечу свисали четыре шлейки.
— Угу, — отозвался Гедимин, поднимая голову, и еле слышно хмыкнул — на потолке, втянув крылья и поджав брюшные крючья, лежали сонные «трилобиты». Подъёмная сила плотно прижимала их к обшивке, и они висели, не подавая признаков жизни.
— Из барака выгнали? — сармат кивнул на «трилобитов». Вепуат потянул за шлейки, перегоняя миниатюрные дирижабли к переборке, и развёл руками.
— Сам не понимаю, кому они мешают. Они в таком состоянии гадят-то раз в день…
На подстеленную клеёнку шлёпнулся комок помёта. Филки, оказавшиеся слишком близко к столу, дружно фыркнули и отодвинулись.
— Хочешь посмотреть таблицы ДНК? — спросил Вепуат, склоняясь над экраном. — Я тут анализирую собранное. Интересные результаты…
— Всё равно ничего не пойму, — качнул головой Гедимин. — Лучше скажи — тебе местные рассказывали что-нибудь про богов?
Вепуат мигнул.
— Я с ними это как-то не обсуждал.
Оставив его анализировать таблицы, Гедимин перебрался за свой стол, снял с плеча сфалт и задумчиво на него посмотрел. От работающего реактора шло привычное тепло — ровное, не распадающееся на щупальца.
— Куда? — Вепуат, заметив движение, повернулся к Гедимину. Тот, не успевший добраться до шлюза, досадливо сощурился.
— За металлом. Надо сделать пару цацек.
…Красные дымящиеся комки протыкались раскалённым когтем. Можно было бы смять их в ладони, но верхний слой обшивки неминуемо расплавился бы — и Гедимин донёс металлические градины до лаборатории, нанизав их на когти и обернув сверху защитным полем. Купол над рабочим столом побелел и свернулся в трубу, упирающуюся в вытяжку. Гедимин стряхнул горячий металл на поддон и вскрыл корпус сфалта, на ходу скручивая защитное поле в трубчатые спирали. «Подогрев есть. Вот наковальня, а это будет пресс. Посмотрим, что получится.»
…Первая цацка, дымясь и багровея по краям, легла на поддон. Ничего сложного в ней не было — тонкий диск и приваренное ушко. На поверхности диска чётко выделялся проштампованный «трилистник».
— Символы Пламени? — Вепуат с кривой ухмылкой навис над столом. Когда он отложил таблицы ДНК и перебрался ближе, Гедимин не заметил.
— Для рабочих Ут’таркеха, — пояснил он, вдавливая штамп в размягчённый металл. «Как всё-таки удобно,» — думал он, глядя, как защитное поле мерцает, то выгорая, то уплотняясь. «Арктус, резак, сварка. Никаких примитивных технологий. Никакого нарушения законов физики.»
— Щедрый жрец Пламени, — хмыкнул Вепуат, глядя, как дымящийся обрезок рэссены сворачивается в петельку. — Их там, наверное, десятка полтора?
— Я пока видел десятерых, — отозвался Гедимин, срезая с металла заусенцы. — Как раз успею сделать, пока…
Он покосился на литейную станцию и болезненно поморщился. Светодиоды мигали, показывая освобождение тиглей и заполнение опок, но у агрегата уже стоял филк с мешком «чёрного песка» наперевес, а второй шуршал пакетом со стеклянной шихтой. «Да сколько мисок им нужно, мать их пробирка⁈ Надеюсь, до моих запасов песка не доберутся…»
…Термометр показывал плюс сорок. Дождь почти прекратился. Усилившийся ветер гнал последние капли воды и струи пара от горячих «камней» параллельно земле. Свежие металлические градины ещё угадывались по ярко-синим бокам, не покрытым окислами. Гедимин машинально подобрал несколько «камешков» по пути к цеху.
«Стой» — жестом сказал Вепуат, останавливаясь у стены. Гедимин прислушался. Из-за приоткрытых лючков складского отсека доносился гул пламени. Сармат слышал его, пока обходил здание и открывал «шлюз». Луч сигма-сканера упёрся в дверь склада и высветил плазменный шар, пронизанный нитями «грибницы».