— Воды бы… и на голову тоже, — прошептал он.
Выпил он немного — его быстро скрутило судорогой, и то, что он не успел проглотить, вылилось изо рта. Гедимин плеснул из фляги ему на макушку. «Компресс бы — но где его взять⁈»
Полог шатра откинулся. Внутрь влетели нхельви, замерли, как вкопанные, у лежанки Вепуата, крутнулись на месте и умчались. В шатёр шагнул Айзек.
— Тут он. Можешь идти, — бросил он кому-то, оставшемуся снаружи, и развернулся к Гедимину. — Собирайся быстрее. Без тебя никак.
Гедимин ошалело мигнул и ткнул пальцем в неподвижное тело посреди шатра.
— Куда⁈ Вепуат ранен…
Айзек шагнул к телу, темнея лицом, посветил на чёрные пятна на груди сармата и шумно выдохнул. Вепуат, повернув к нему голову, дёрнул веком, как будто пытался подмигнуть, и снова стиснул зубы — болевые приступы стали реже, но ничуть не ослабли.
— Камень? — Айзек посветил на красный светящийся желвак под слоем крови. — Регенерируешь?
— Д-да, — выдохнул Вепуат, пытаясь улыбнуться. — Б-больно, м-мать-колба…
— Справляешься? — Айзек навис над ним, но глядел не на раны, а на мокрое потемневшее лицо. — Помощь нужна? Там сааг-туул…
«Грёбаная тварь!» — Гедимин стиснул зубы. «Сам бы пристрелил…»
— Справлюсь, — отозвался Вепуат, переводя дыхание. — Гедимин… эххсс… ты иди… надо…
— Ты в себе? — Гедимин развернулся к Айзеку, недобро сузив глаза. — Вепуат ранен, какие сааг-туулы⁈ Гони ублюдков в степь!
— Мастер Дим-мин, — полог шатра снова отодвинулся — под него просунули светящийся посох. Следом прошмыгнули двое Броннов. На секунду они склонились над раненым, переглянулись и выбежали из шатра.
— Тебя очень ждут, — продолжал страж, пробираясь под пологом. — Бронны присмотрят за мастером Вепу-а.
Аборигены проскользнули следом — у одного в руках была стеклянная чашка с водой, другой складывал на ходу какую-то тряпицу и старательно что-то жевал. Остановившись, он сплюнул нажёванное в чашку. Гедимин увидел ошмётки ягод курруи.
— Ягодки… — Вепуат криво ухмыльнулся. — Иди уже, медик. Как-нибудь не сдохну.
Гедимин сердито фыркнул, но сказать ничего не смог — горло сдавило. Едва не своротив плечом опору шатра, он вышел вслед за Айзеком. Тот, не оглядываясь, посигналил фонарём кому-то на окраине. Там горело много огней — и жёлтых, и красных.
— На последней лапе дроблёная рана, — быстро говорил Айзек, огибая шатры. — Но это чепуха. А предпоследняя заражена чёрной гнилью. Местное… биологическое оружие. Некроз дошёл до кости, Хассек, как мог, его задержал, но поражённые ткани надо убрать. Знаю, что ты не хирург, но Экхард не справляется… Экхард, Куно! Что нового?
У спуска, прямо поперёк дороги, растянулся длинный холм. Зверь лежал на животе, поджав под себя лапы — только две последние, ближе к хвосту, неестественно выпячивались в сторону. Над ними, прицепив к обломкам панциря светильники, склонились двое филков. Их комбинезоны потемнели от крови.
— Отрезали, что могли, — доложил один из них, кивнув на тёмную горку у «подножья» живого холма. Из неё торчали фрагменты массивных чешуй. Кверху поднимался багровый пар — как и от широкой раны с развороченными краями на лапе зверя. Филк наклонился над ней, нырнув туда чуть ли не по пояс, и поднёс фонарь к маслянисто блестящей поверхности. «Кость!» — Гедимина передёрнуло. На ярко-оранжевой костной ткани чернели матовые пятна; может, сармату померещилось, но их поверхность отчётливо распадалась на волокна.
— Хассек, свет, — отрывисто скомандовал филк. Страж молча поднял посох и ткнул в обнажённую кость. Гедимин вздрогнул. Сааг-туул протяжно вздохнул. Из распахнутых «продухов» вдоль длинного бока вырвался сизый пар. Белый свет заметался по дну раны, то впитываясь в живые ткани, то словно отскакивая от них.
— Полмиллиметра в минуту, — доложил один из филков, замеряя чёрное пятно обрезком листа. — И никак не замедлить. Что там с иссечением? Ты привёл?
Айзек подтолкнул Гедимина в плечо.
— Мышцы, кожа? Там удалось подавить?
Филк поморщился.
— Признаков не видно. Надо бы прижечь…
— Надо бы ампутировать, — пробормотал второй, с «линейкой», и его передёрнуло. — Не знаю, что это за штамм, но скорость развития…
Айзек резко качнул головой и оглянулся на лагерь. Там, у крайнего шатра, под прицелом колёсометалок и пары ракетомётов, сбились в плотную группу Джагулы. Они все сидели на земле, кто-то стоял на коленях. Гедимин взглянул на них, и его передёрнуло. Под рёбрами неприятно заныло. «На кой мы вообще вмешались⁈ Теперь возись с их тварью… Чем её заразили? Что это за мерзость?»
— Может, его облучить? — услышал он собственный голос. — Если задета только лапа…
Хассинельг махнул посохом, едва не заехав Гедимину в грудь.
— Чёрную гниль — нельзя. Разорвёт.
Сармат растерянно хмыкнул.
— Сюда иди, медик, — махнул фонарём один из филков. — Ты спец по резакам? Видишь кость? Чёрное на ней? Вот граница…
Он провёл пальцем по живой кости. Над его головой из распахнувшегося «продуха» вырвался пар. По боку сааг-туула пробежала дрожь.
— Видел? Режь по ней. Пятнадцать сантиметров вглубь. Я покажу, где, а ты режь, понял?
Гедимин не двинулся с места.
— Оно живое. Я о нём ни кварка не знаю. Я механик. Если оно сдохнет…
— По-любому сдохнет, гния живьём! — филк ткнул пальцем в чёрные волокна, но остановил руку в пяти сантиметрах от пятна некроза. — Сам бы иссёк, но пилу не захватил. Тут с мышцами-то едва не убились!
Айзек шагнул к вывернутой лапе, выпуская «щупы» сигма-сканера.
— Гедимин, работай. Я буду следить. Пятнадцать сантиметров бери спокойно. Ничего не заденешь.
«Saat has— sukemesh…» — беззвучно выдохнул Гедимин, упираясь ладонью в разломанный панцирь. Щитки вокруг раны, на удивление, не поотваливались, держались прочно, — там, где филки не срезали их вместе с мышцами и слоем кожи.
Кость задымилась. Животное шумно выдохнуло. Вытянутая лапа мелко задрожала. Гедимин, угрюмо щурясь, сдвинул резак вдоль невидимой границы. Он думал продвигаться по миллиметру, но от тряски прямой надрез превращался в зигзаг — оставалось быстро надсекать и выдёргивать «жало», пока зверь сам себя не покалечил.
— Здесь! — филк, будто не замечая, как поверхность под ним трясётся, ткнул пальцем в оранжевую кость. Гедимин полоснул раз, другой — и, поддев обломок дымящимися когтями, выдернул из раны. Теперь на её дне зияла узкая прорезь полуметровой длины. Ярко-оранжевые ткани под резаком побурели и спеклись в корку, но чёрных пятен на ней не было.
— Руки мой! — филк-медик ткнул сармату в грудь фонарём. — Назад, назад!
Держа вырезанный кусок кости на весу, Гедимин попятился. Кто-то ударил его по руке. Обрезок вылетел из пальцев и воткнулся в горку удалённых тканей — и тут же его вместе с ней накрыл белый световой купол.
— Куда⁈ — крикнул филк, но куча «образцов» сгинула в белой вспышке вместе с Хассинельгом — Гедимин только и успел мигнуть. Кто-то с размаху хлопнул его по плечу.
— Видишь⁈ Больше споров, чем работы, — Айзек нервно ухмыльнулся. — А руки, и правда, надо вымыть. И облучить.
— Э-эй! — крикнул, оборачиваясь, филк-медик. Вместе с напарником он высматривал что-то на краях раны, теребя их и чуть ли не выдёргивая куски. Сааг-туул дышал шумно и часто, но лапой не дёргал и даже трястись перестал.
— Иди сюда с резаком. Надо прижечь по всей длине, — медик перебрался на щиток над раной, уступив Гедимину место.
— По всей? Оно же месяц не заживёт, — сармат невольно покосился на свою грудь. Шрам от лучевого резака был прикрыт скафандром, но Гедимин помнил, что он там.
— Жги! — филк хлопнул по панцирю. — Ту дрянь надо удалить. Какой тут будет шрам — дело двадцатое.
«Вивисекторы, чтоб вас всех…» — Гедимин, стиснув зубы, включил резак. Перед глазами стояли мианийские корабли — торчащие отломки, пульсирующие трубки и жижа, застывающая на ранах. Сааг-туул взвизгнул и дёрнул лапой. Сармат отскочил, хотел откатиться, но налетел на Айзека.
— С другой стороны тоже, — спокойно напомнили филки, сидящие на панцире. — Он не уползёт, не бойся!
«Про „не придавит“ ни слова,» — Гедимин с кривой ухмылкой шагнул к лапе. С двух сторон от неё из-под приподнятых щитков панциря торчали выпученные глаза — сармат уже и забыл, что они у сааг-туула по всей длине. Резак снова сверкнул и погас, и в ту же секунду Гедимин оказался в пяти метрах от животного, в двух шагах от реакторного купола. Сааг-туул с шумом выпустил воздух изо всех полостей, встряхнулся и пошевелил лапой. Это уже были не рефлекторные подёргивания — существо как будто проверяло, на месте ли конечность, и правильно ли она работает. Что-то выяснив, оно снова замерло. Филки, спустившись на три метра вниз по панцирю (когда только успели залезть?), деловито склонились над раной.
— Всё на сегодня, — сказал один из них — то ли Куно, то ли Экхард. — До завтра под повязку. Подсохнет — видно будет. Ну что, задняя на очереди?
— Этого, с резаком, отпускаем? — филк оглянулся на Гедимина. — Может, и там прижечь? Кто знает местную флору…
— Там — пока не надо, — отозвался первый. — И так чисто. Уберём лишнее — и под повязку.
— Я вот думаю — чем мы всё это будем шить…
Филк, забрав фонарь, перебрался ближе к хвосту и склонился над проломом в панцире. В ногу сааг-туула словно угодила разрывная — щитки сорвало, выворотило клочья кожи и мяса. До кости почему-то не добралось. «Мощности не хватило,» — Гедимин с кривой ухмылкой отвернулся от медиков и посмотрел на свои руки. Вроде бы он старался не трогать живое мясо, но броню по локти покрывали полосы бурой жижи.
Сбоку сверкнул белый свет. Хассинельг шагнул на гравий, высоко поднял посох и усмехнулся во всю пасть. Чехол-«шапку» он где-то успел потерять, но холода не чувствовал.
— Выкинул в Сфене Лучей, — он ткнул посохом в землю, поднимая световую волну. — Всю гниль и дрянь. Ну она и жахнула! А надо бы скормить её тем…
Он махнул в ту сторону, где исчезли в темноте чужаки-Джагулы.