Вепуат снова хмыкнул. Руниен повёл посохом. С его шапки посыпался иней.
— Холодно тут или жарко — этот край холма открыт всем ветрам. А за ним надо следить.
— Проку от твоей слежки, — буркнул Гедимин, досадливо щурясь. «Ну что его, завернуть в поле и отнести в тепло? Или вручить термочашу? Палка его не согреет…»
— Гедимин, — Вепуат постучал по его броне. — Хватит уже! Лучше помоги. Что-то я не то сделал, да? Чего она по земле пластается?
Он стоял над собранной костяной аркой и пытался вытянуть её в высоту. Сооружение просело и, действительно, распласталось — между «замком» и землёй оставалось меньше метра.
— Сейчас, — буркнул Гедимин, сдёргивая «детали» с креплений. — Там, где ты эту штуку брал, инструкции не было?
«Монтаж» арки оказался несложным; большая часть ремешков, накрученных Вепуатом, вообще не понадобилась — кости держались друг на друге, и довольно крепко. Многие фиксирующие элементы Вепуат просто не заметил — после полуминутного изучения Гедимин уже видел их и знал, что получится в итоге. Когда он закончил, под аркой можно было пройти с поднятой рукой. Сармат, привстав на пальцах, привязал подвески, проверил, как закреплены дудочки, и шагнул в сторону, оставив Вепуату нижние погремушки. Украшений на «воротах» было много, и теперь они все шуршали, трещали и посвистывали на усилившемся ветру. Страж, переступив с ноги на ногу, развернулся спиной к воздушному потоку. «А ветер, и правда, стал сильнее,» — подумал Гедимин, прислушиваясь к прерывистому вою. «Как будто, когда мы подняли эту арку… Да что за бред!»
— Вот спасибо! — Вепуат радостно ухмыльнулся и отступил от «ворот» на пару шагов. — Руниен, тут всё правильно? Экеста приманятся?
Руниен поднял посох над головой и к чему-то прислушался.
— Очень скоро они будут здесь. Твой слух острее моего, мастер Вепу-а. Ты раньше услышал их голоса. Оставь ворота им до вечера.
Вепуат довольно хмыкнул и отступил от арки ещё на шаг.
— Вот видишь, — он развернулся к Гедимину. — Не зря мы возились.
Сильный порыв ветра встряхнул подвески, едва не сорвав их. Дудки, закреплённые на арке, пронзительно взвыли. Гедимин поморщился. Теперь и ему захотелось отойти — вспомнилось каменное здание, встающее на ребро, и сорок тонн песка, взлетающие на восемьдесят метров вверх.
— Нашёл ты, кого приманивать, — пробормотал он, недовольно щурясь, и оглянулся на «западные» огни. «Сирена молчит. Надеюсь, филки никуда не влезли. Новую смену вести ещё рано. А вот часы… надо подумать. Песок со склада для них не годится — крупное зерно…»
— Я их не приманиваю, — качнул головой Вепуат, задумчиво глядя на «восток». — В такие дни они всегда прилетают. Но чаще их проносит мимо. А могут снизиться. Я и подумал — надо их хорошо встретить. Всё-таки они помогли тебе с песком. Ты вот для Икси устраивал купальню, а от них пользы ещё меньше…
— Вчера от них польза была, — отозвался Гедимин, глядя, как Руниен с посохом наперевес идёт вдоль обрыва. — Арка готова. Долго ты будешь здесь стоять? Или хочешь, как прилетят, их погладить?
Вепуат еле слышно хмыкнул.
— Гедимин, ты, если есть работа, иди её делать, — сдержанно ответил он. — А я собирался к кочевникам. Вот они, под обрывом. И опять зверь спит. Может, ему больше пить горячего? Явно же обмен веществ замедляется…
Гедимин мигнул.
— Им, наверное, виднее, что ему пить. Зачем тебе к кочевникам?
— Они тут живут, — Вепуат пожал плечами. — На нашей земле. У Скогнов я уже был. Остались Джагулы. Ты, если есть работа…
— Идём уже, — буркнул Гедимин.
Сааг-туул не спал. Стоило сарматам спуститься с холма, вдоль всего бока зверя открылись глаза. Существо тяжело зашевелилось, щитки на его боках загромыхали. Ещё секунда — и в панцире открылась освещённая щель и «выплюнула» закутанного Джагула. Существо вцепилось в края щитка и уставилось на сарматов.
— Кто из вас умер?
Гедимин ошалело мигнул.
— Ты с чего это взял⁈ — вырвалось у него. Вепуат поспешно двинулся вперёд.
— Никто не умирал, все живы, — он дружелюбно усмехнулся. — У вас, надеюсь, тоже. Чем мёрзнуть снаружи, пустил бы нас внутрь!
— Благосклонны к вам боги, — пробормотал Джагул, налегая всем телом на край щитка. — И к нам тоже. Входите.
Зверь беспокойно зашевелился, шумно вздохнул, но Гедимин вслед за Вепуатом уже втиснулся в узкую «дверь». Щиток с треском лёг на место, едва не заехав ему по локтю. Сармат отдёрнул руку, неосторожно выпрямился — и снова пригнулся, недовольно щурясь на низкий «потолок». «Палуба» под ногами шевельнулась, в тёмном узком коридоре открылся светящийся проём — ещё одна «дверца», «шлюз» из холодной, примыкающей к выходу «камеры» в широкую отапливаемую. Джагул остановился на пороге и смотрел на сарматов, настороженно прижав уши. Шапку вместе с маской, прикрывающей лицо, он уже снял, ремешки накидки распустил, и кто-то сбоку от кочевника уже тянул её к себе. Вепуат боком протиснулся к «двери», Гедимин, цепляясь за выступы брони, торчащие со всех сторон, пролез за ним. «Голову пригнуть… И чего Вепуата сюда понесло? Кочевников не видел?»
Здесь было просторнее… было бы, если бы в одну камеру не втиснулось два десятка Джагулов. Две жаровни прогрели воздух так, что кочевники разделись до пояса, — и тот, кто привёл сарматов в «дом», сейчас снимал третий слой накидок и вешал на стену. Ему вручили конус с питьём, он жадно отхлебнул и протянул «чашку» Вепуату. Гедимин, неодобрительно щурясь на разведчика, отодвинулся к выходу. Отсюда было видно, что кочевники сидят как-то странно. У них был котёл с чем-то густым и довольно горячим и четыре кувшина, всё это хорошо поместилось бы по центру отсека, чтобы каждый мог дотянуться, — но Джагулы поставили всю еду и питьё у стены, а сами сгрудились у трёх других и пустую и наполненную посуду передавали через чужие головы. Над котлом, на внутренней стороне огромного щитка брони, чернело широкое пятно размазанной сажи. Посреди него была начерчена треугольная арка, и на чёрном фоне она казалась ослепительно-белой, даже светящейся.
Последний Джагул дождался своей «миски» с варевом. Теперь все, отложив еду и питьё, смотрели на сарматов. Вепуат, отпив из конуса, вернул его проводнику. Тот широко ухмыльнулся, натянув губы на клыки.
— Никто из нас не умер. Это хорошо. Пей! Наши убитые нынче на кочевьях Ук-кута. Все они добрались и послали Урджену добрый сон. Скажи, Урджен!
Джагул, увешанный бусами из разноразмерных зубов и блестящих камешков, поднял морду, вымазанную в жире. Его взгляд был затуманен.
— Сегодня я видел их, — сказал он, глядя почему-то на Гедимина. — Они поили зверей из ручьёв Ук-кута. Все в чистых цветных одеждах, в шапках из черепов. Хороший сон.
Джагулы одобрительно зарокотали. Они все сидели и смотрели не вполне прямо и не замечали, куда капает с ложек жир, — видимо, выпито было уже немало. «Убитые?» — Гедимин слегка сощурился. «Он о тех, кого тут скормили падальщикам? Куда они добрались? Какие шапки⁈»
— Вы поминаете их? — спросил Вепуат, кивнув на замазанную сажей стену. Урджен попытался встать с места, но едва не упал на соседей, и его усадили обратно.
— Мы пьём и едим с ними у ворот Ук-кута, — сказал он. — Наша пища хороша, а у них пусть будет ещё лучше. Они хорошо добрались, все ворота для них открыли. Так я их видел.
«Ритуалы. И много алкоголя,» — Гедимин через плечо оглянулся на закрытую дверь. Ему было неловко — и за пьяного «жреца», и за тех, кого убила взрывная декомпрессия во время давней перестрелки, — как будто сарматы могли это изменить… «Чужие ритуалы. Что мы тут забыли? Тут всё равно все не в себе.»
— Сон, — громко сказал Урджен. — Много ночей, много снов. Я видел тебя.
Вепуат с силой ткнул Гедимина кулаком под рёбра. Сармат растерянно мигнул. Урджен привстал, опираясь на чужие плечи, и смотрел на него в упор.
— Четыре ночи, кроме последней, — он показал Гедимину четыре когтистых пальца. — Ты там был. Там, у ворот Ук-кута. Стоял к ним лицом и смотрел. Прямо над ущельем, на узком краю. Весь в его свете. Я думал — кого ты провожаешь четыре ночи?
Гедимин мигнул. Он думал, что пьяного «жреца» кто-нибудь одёрнет, но все, притихнув, смотрели на сарматов — и, похоже, всерьёз ждали ответа. Вепуат покосился на Гедимина и неловко усмехнулся.
— Все, кого мы знаем, живы. Но Гедимин, и правда, много общался со… стражами Ук-кута. Говорил с Открывающей ворота, водил её воинов в купальню…
Он снова усмехнулся, но его веселье никто не поддержал. Глаза Урджена почернели до краёв. Он встряхнул головой и накрыл уши ладонями.
— Ты чего? — спросил Гедимин. — Икси любят купаться, вот и всё. И Укшу ничего плохого мне не…
Вепуат молча заехал ему локтём по рёбрам. Сармат прикусил язык — не от боли, от неожиданности. Урджен шумно выдохнул, в его груди зарокотало.
— Геджер! Опять ты лезешь к богам. Зачем⁈
Вепуат вздохнул в ответ, придерживая Гедимина за плечо.
— Обычное свойство Геди… Геджера. Лучше скажи ещё про свой сон! Там, за воротами, кто-нибудь был? На кого он смотрел?
Урджен отпустил плечи соседей и сполз обратно на подстилку.
— Я говорю — видел Геджера. Живого, — угрюмо ответил он. — Для живых и для мёртвых одни глаза не годятся. Его видел. Что за воротами — нет. Скажи Геджеру — пусть не ходит к богам. Им надо — сами придут.
Кто-то из соседей отдал ему свою конусную «чашку», и Джагул уткнулся в неё мордой. Его глаза снова помутнели. Вепуат неловко ухмыльнулся.
— Мы пойдём. Хорошо, что все живы.
Стоило сарматам выбраться на броню, глаза сааг-туула снова распахнулись. Гедимин, стараясь на них не смотреть, скатился вниз и двинулся к тёмной тропе. В наушниках свистел и подвывал ветер, и эти звуки были очень похожи на треск и шорох погремушек и свист дудок.
— Для живых и для мёртвых одни глаза не годятся… — еле слышно пробормотал Вепуат. — Любопытное поверье. Вот у Икси, например, три пары глаз…
Гедимин сердито фыркнул.
— Ты за этим влез в чужой ритуал?