— Триста-триста пятьдесят, не больше, — сказал филкам Гедимин, взглянув на красные камешки. — За ночь всё выстыло. Отойди, буду облучать.
— Действуй, — отозвался один из них, без споров отгоняя остальных от жерла; по голосу Гедимин узнал Альгота. — Есть возможность перекрыть доступ воздуха? Не повлияет на температуру?
— Давление, — перебил его другой филк, с сомнением глядя на печь. — Как тут обеспечить равномерное давление? Я говорю — лучше снаружи. Защитные поля, всё такое… А камни насыпать снизу и сверху. Эта печка серьёзного взрыва не выдержит.
Гедимин мигнул.
— Что вы тут собрались взрывать? — спросил он, прикрывая сопло излучателя. Камешки в печи из тёмно-красных стали оранжевыми, наружу ударил горячий воздух, и сармат задвинул заслонку.
— Субстрат, — буркнул Альгот. — Центнер-два можно перегнать в пробирке. Для десяти тонн нужна нормальная печь. А здесь нет ни одной. Эй! А ты, вроде, должен был за ним ехать?
— Съезжу, — отозвался Гедимин, отворачиваясь от печи к закрытому складу. В мозгу уже всплывали, то проясняясь, то тая, чертежи перегоночного агрегата из защитного поля, валунов и мёрзлого гравия. «Давление им будет. А вот как они потом соберут субстрат по всему холму — не знаю.»
…Штабель из «чёрнопесочных» трубок и руды подрос на десяток сантиметров — Гедимин не жалел трухи, подсыпая её со всех сторон, чтобы оболочки твэлов лежали, как на мягком матрасе. Уже отходя от штабеля, он услышал звон, взглянул под ноги и недовольно сощурился — едва не раздавил сосуд из цветного стекла, опрокинутую пирамидку на ножках. Красноватая жидкость выплеснулась из чашки, обрызгав каменный бордюр.
— Зря ты это сюда ставишь, — сказал сармат, протягивая чашку молчаливому жрецу. Тот выбрался из гамака, но близко к Гедимину не подходил — наблюдал издалека.
— Это было для Пламени, — отозвался он, рассеянно прижимая чашку к груди. Его взгляд был направлен на камни, забрызганные красной жидкостью. Гедимин открыл было рот, но только дёрнул плечом и ускорил шаг. «Сейчас — точно не до него и его суеверий. В реактор свои чашки не суёт — и на том спасибо.»
Стоило выйти из цеха, в лицо ударил холодный ветер. Там, где заканчивался подогреваемый коридор, теперь зиял новый проход, на полметра засыпанный снегом. В снегу темнели цепочки глубоких следов — кто-то прошёл туда и обратно, в спешке пытаясь шагать на узкой, сложенной ступне — и тут же проваливаясь.
«Шлюзы!» — Гедимин, сердито щурясь, натянул поперёк коридора двойную полупрозрачную плёнку. Сквозняк прекратился. На дальнем конце «туннеля» вспыхнул жёлтый фонарь, потом он закачался, быстро приближаясь.
— Вернулся? — спросил Вепуат, заглядывая в узкий проём; он не стал открывать шлюз полностью, только прорезал щель в «створке». — Самое время. Я вот думаю — мы сами по себе тяжёлые, так? Значит, к десяти тоннам надо ещё прибавить полторы. И там ещё всё племя. Что-то мне кажется — он не потянет. Ходки три надо будет сделать. Так?
— Ты про что вообще? — спросил Гедимин. Хотя о недоделанных твэлах можно было на время забыть, мозг на Би-плазму и её субстрат переключаться отказывался. «Вепуат уже собрался,» — думал он, глядя на заснеженный коридор и протоптанные следы. «И что-то высчитывает. А я… Надо будет помочь им с перегонкой. Кажется, понял, чем греть и как улавливать…»
— Сааг-туул, — Вепуат, уступая сармату дорогу, нетерпеливо махнул рукой вдаль по коридору. — У него грузоподъёмность не бесконечная. Тем более — он у них не совсем здоровый. Три ходки, по шесть деревьев за раз, — это должен выдержать.
Гедимин, ускорив шаг, машинально сложил ступню — и провалился по щиколотку в снег, едва не потеряв равновесие. Пальцы упёрлись во что-то твёрдое и колкое. Сармат выдернул ногу и широко развернул ступню. Снег затрещал, просел на пяток сантиметров, но выдержал.
— Не ушибся? — Вепуат, присев на корточки, заглянул в яму и хмыкнул. — Иглица! Хорошо её засыпало. Интересно, ей это не вред… Эй! Смотри на листья!
Он сунул фонарь в часто растущие «лезвия». Гедимин нехотя взглянул на растение и увидел на блестящих гранях листьев множество ямок. В некоторых из них застряли светло-синие бугристые бусины. Вепуат выдернул одну из них и радостно хмыкнул — «бусина» выпустила едва заметные ножки и поползла по его ладони.
— Так и знал — где флора, там и фауна, — Вепуат перевернул «насекомое» брюшком кверху. — Ага! Челюсти. Оно грызущее… Эй!
На одном из щитков его пальца проступила чёткая царапина.
— Ты и это собрался приручать? — Гедимин брезгливо поморщился. Вепуат, не отвечая, сдвинул щиток над респиратором и дохнул на ладонь. Животное замерло, потом внутри его панциря что-то зашкворчало — и он, раздутый изнутри, лопнул, забрызгав пальцы сармата пеной. Тот с радостным хмыканьем сбросил останки в пробирку и прикрепил её к поясу, снаружи брони — и подальше от лишнего тепла.
— Такой вот метаболизм, — пробормотал он, задумчиво глядя на растение и его паразитов. — А челюсти у них ничего так. Привыкнешь к такой вот пище…
На дальнем конце туннеля что-то зашевелилось и шумно вздохнуло. Гедимин молча взял Вепуата за плечо и подтолкнул к выходу. «Поедем на сааг-тууле,» — в мозгу наконец прояснилось, и мысли потекли по нужному руслу. «Опробуем транспорт и проверим грузоподъёмность. Где тут ближайшая крупная роща?»
…С бронированных боков свисали в два яруса прозрачные «карманы» — пузыри защитного поля. Вепуат развесил их между «дверей» «передвижного лагеря», чтобы не замуровать кочевников внутри. Кто-то из них выбрался на панцирь и теперь, кутаясь в накидки, смотрел, как сарматы поднимаются на хребет. Если зверя вчера и замело снегом, он успел отряхнуться, только над дыхальцами синели полосы инея. На боку, отслеживая движения сарматов, открывались и захлопывались круглые глаза. Гедимин всматривался в броню, стараясь не прикасаться к её стыкам, — наступить на глаз или дыхальце совершенно не хотелось.
— Как он сегодня? Не сонный? Может, горячей воды? — деловито расспрашивал Вепуат, уже устроившийся на загривке рядом с «погонщиком»-Джагулом. Кочевник держал в руках длинную кость с нанизанными на один конец ракушками. Серьёзного удара, способного привлечь внимание сааг-туула, этот шест не выдержал бы, — возможно, внимание привлекал именно треск ракушек и насыпанных в них камешков. Второй Джагул, тоже с шестом, устроился над одним из поясов конечностей ближе к хвосту. Никакой сбруи на панцире не было, никаких креплений, кроме естественных выступов брони, — тоже.
— Зверь здоров, — голос Джагула из-под толстой ткани, прикрывающей лицо, звучал глухо, неразборчиво. — Не трогай знаки. Вот здесь место.
Гедимин отдёрнул руку — пальцы едва не проехались по кривому орнаменту, начерченному чем-то тёмно-красным. Он опоясывал замаскированный проём — тут пластина брони отодвигалась, открывая вход в обитаемый «отсек». Переступив через ещё один пояс орнамента, сармат выбрался на загривок зверя. Тут, как он помнил, часто сидели Джагулы; здесь выросты брони образовывали ряд небольших углублений, прикрытых гребнями. Гедимин неловко устроился боком — филку в такой «ямке», наверное, было бы удобно, но сармат занимал сразу полторы, а на выступах сидеть было трудно.
— А, вот знаки, — пробормотал Вепуат, пристраиваясь рядом и отдёргивая руку. Цепочка грубо прорисованных символов шла вдоль хребта над поясом передних конечностей и спускалась на лоб. Джагул-«погонщик», обогнув сарматов, встал чуть впереди и постучал шестом по броне. Ракушки затрещали. На краю светового пятна шевельнулся массивный хвост — сааг-туул что-то услышал, но реагировать не спешил.
Ещё десяток секунд двое Джагулов размеренно колотили трещотками по панцирю зверя. Как заметил Гедимин, все удары шли вскользь, без приложения больших усилий, но шума получалось много. Хвост снова дёрнулся, затем животное зашевелилось. Оно лежало, чуть привстав на передних парах лап; теперь зашевелились задние. Сармат скрутил зеркальный конус фонаря и сместил его вперёд — так свет не расходился во все стороны равномерно, а уходил ярким лучом в одном направлении. Луч скользнул вдоль морды зверя и осветил дальний склон и куцые заросли, тонущие в снегу. Сааг-туул шумно стравил воздух из полостей и поднялся, недовольно встряхиваясь. Гедимин, едва не уронив фонарь, всадил в броню когти. Вепуата удержали растопырившиеся крылья — его даже подбросило на пару сантиметров вверх, и теперь он хлопал себя по плечам, укладывая перья на скафандр. Сааг-туул двинулся вперёд, вслед за световым пятном спускаясь с холма. Гедимин, покосившись на свежие царапины под собой, втянул когти. Ход у гигантского зверя был довольно ровный, из стороны в сторону покачивало, но можно было не цепляться.
— Вперёд! — Вепуат с радостной ухмылкой махнул фонарём. Теперь метрах в десяти от морды сааг-туула горели два смыкающихся световых пятна. Под лучи попадал то снег, то отколовшийся валун, то жёлто-полосатый обрыв.
— Фары, — ухмыльнулся Вепуат, прикрепляя фонарь к плечу. — Ага, вот так удобнее… Давай налево!
«Погонщик» треснул шестом по броне чуть правее бронированного лба. Второй, скользнув вниз по панцирю, забарабанил по передней правой лапе. Сааг-туул, встряхнувшись, медленно развернулся влево. Гедимин слышал, как поскрипывают, скользя друг по другу, щитки брони. Животное, стучали по нему или нет, двигалось неторопливо, низко опустив морду и ни на что не обращая внимания. «Думал, он будет искать пищу,» — Гедимин покосился на сигма-сканер и досадливо сощурился, увидев экран, на три четверти затянутый рябью. «Это нам сильно помогло бы. Прибор видит одни разломы…»
— Где поблизости деревья? — спросил Вепуат у ближайшего Джагула. Тот смерил сарматов угрюмым взглядом.
— Око Пламени не видит?.. Зверь ел там. И там тоже. Тут мы не были.
— Где он ел, там нам ловить нечего, — вздохнул Вепуат, переводя взгляд на сигма-сканер. — Хэ!
Луч его фонаря упёрся в одинокое дерево у искрошенного склона. Двадцатиметровый ребристый столб торчал из горы обломков, занесённой снегом. На стволе снег не удержался, стёк по желобам-«металлоотводам». В свете фонаря дерево блестело, как стеклянное.