— Зачем оттаять? Для чего оттаять? — аборигены быстро переглянулись и заверещали громче прежнего. — Оттает — сморщится, будет жалкая. Как такое покажешь на торгу?
— А ты собрался огненным существам в руки ледышку совать? — Вепуат выразительно поморщился. — Гедимин, поможешь донести корзины? Там много льда и чуть-чуть грибных шкурок. В цеху, кажется, были водостоки?
…Из корзин грибы вытряхнуть удалось, хотя Гедимин уже был готов разделять их лучевым резаком. Теперь две конусовидные глыбы лежали в углу цеха, и от них тянуло холодом. Похоже, их перед замерзанием хорошо полили водой — из бело-синей массы торчали только шипы. В «поддоне» из защитного поля уже скопилось на полсантиметра жидкости.
— Ульсена у них того же качества? — спросил Гедимин у Вепуата. Скогны украдкой выглядывали из-за печей и топорщили усы. Вид у них был недовольный.
— Ульсена как ульсена. По сканеру — однородная, — Вепуат пожал плечами. — Ты, главное, к весам их не пускай.
…Защитное поле укладывалось слоями; гравий под тёплым куполом уже оттаял на всю глубину и привычно проседал под ногами. Гедимин расставлял термочаши, немного заглубляя их в «грунт». «Две чашки… Может, третью принести, из запасных?» — задумался он, сужая и перенаправляя воздуховоды. В «холодном отсеке» воздух гулял свободно — там двадцати градусов хватило бы с лихвой; «горячий» предстояло прогреть до пятидесяти, зато можно было не беспокоиться о содержании «кислорода». «Может, вообще его закупорить?»
Он рассеянно взглянул на «стену» и вздрогнул — в считанных метрах от неё поднималась бугристая громада. Сааг-туул, повернувшийся боком к недостроенным «отсекам», казался выросшей из-под земли скалой. На «стены» он не наваливался, но Гедимин, оценив расстояние до него, сердито сощурился. «Снесёт же! На кой метеороид они сюда влезли? Ни еды, ни воды…»
— Эй, там! — крикнул он, выйдя из-под купола и подняв фонарь повыше. В темноте блеснули чьи-то глаза. Первый кочевник спустился на лапу зверя, второй остался в полумраке у жилого «отсека».
— Эй! Что такое? — встревожился Вепуат; он вышел из ангара и теперь удивлённо смотрел на огромного зверя.
— Это с Джегехом, — отозвался кочевник, повисший на броне. — Жир упал в жаровню и горел. На его руках тоже.
Вепуат пробормотал что-то неразборчивое. Гедимин мигнул.
— Плохо. Кровяной камень дали? — деловито спросил разведчик.
— Камень камнем, — прорычало из темноты. — Только он сделал по его словам. По словам Геджера. Кость с прорезью, вода. Утром сделал. И утром разлил жир. Кьюссы врут, да? Богов спрашивать незачем?
Гедимин ошалело замигал, сообразив, к чему он клонит.
— И при чём…
Договорить ему не дали — Вепуат с силой заехал локтём в бок.
— Так камень-то помог?
— Уррх, — кочевник, спустившийся на лапу зверя, недобро ощерился под тряпкой на морде. — Был сон. Про огонь. В дни льда огонь не видят. Если видят — очень плохо. И потом было это с Джегехом. Значит, можно без верных знаков? Просто кость и дырка?
С рокочущим вздохом он взлетел по броне и громыхнул «дверью». На оттаявший гравий скатилось просверленное костяное «корытце» — полая кость, разрезанная вдоль. Второй кочевник проводил его мрачным взглядом.
— Джегех много слушает чужаков. Раны на руках зарастают. В голове — нет.
Вторая «дверь» с треском легла на броню, и сааг-туул зашевелился, медленно разворачиваясь мордой к цеху.
— Эй! — крикнул опомнившийся Гедимин; от частого мигания заныли веки, от услышанной ерунды — мозг. — Да при чём ожоги к водяным часам⁈ Он что, горящий жир в них залил⁈ При чём…
Мерно переступающие лапы сааг-туула поплыли мимо. Следом «поехал» хвост. Вепуат, осторожно взяв Гедимина за плечо, потянул назад.
— Что раны заживут — уже хорошо. Угораздило же его! Наверное, разволновался не вовремя. Эти их открытые жаровни…
Гедимин сердито фыркнул.
— Они там, небось, через день обжигаются. Часы-то при чём⁈
Вепуат пожал плечами.
— Ты не волнуйся. Они боятся. И думают не вполне здраво. Всё валят в кучу. Не вовремя он всё-таки обжёгся! Надумают теперь много лишнего. Да ещё Урджен со своими снами…
Гедимин тяжело вздохнул.
— Урджен бы лучше объяснил, что обжёгся он не часами. Нет, ну как связаны чашка с водой и жаровня с жиром⁈
Он наклонился за выброшенными «часами». Вместо круглого отверстия Джагул решил проделать узкую прорезь вдоль волокон кости. Остатки жидкости замёрзли, и «корытце» покрылось инеем.
— Ни жира, ни огня, — пробормотал Гедимин, повертев «часы» в руках, и выразительно пожал плечами. — Дикари!
— Ну, хоть не заявили, что это мы навредили Джегеху, — Вепуат неловко погладил его по плечу. — А могли бы. Вот зачем им часы? Что они ими будут мерить?
Гедимин болезненно поморщился. «Может, и верно. Им часы ещё сто тысяч лет не понадобятся. На кой метеороид я полез их учить? Сказал бы — нам боги разрешили, а вы не суйтесь…»
…Термометр показывал плюс шестьдесят восемь. От первой же искры горючая смесь полыхнула так, что закоптила Гедимину пальцы. Запоздало отдёрнув руку, он выпрямился и шагнул к весам. По ту их сторону в «холодном отсеке» переминались с ноги на ногу Скогны. Грибы после оттаивания влезли в одну корзину, во вторую сложили слитки ульсены (Гедимин их просканировал, ничего подозрительного не нашёл). Скогны не смотрели ни на корзины, ни на разгорающийся над холмами световой гейзер. Их взгляды сошлись на красном костре сбоку от Гедимина. Ещё секунда — и из него появилось первое существо.
— Сила Пламени да не иссякнет, — склонил голову верховный жрец Шакхи, складывая руки в почтительном жесте. Гедимин поднял ладонь в ответ. «В этот раз Аса’ан в чужой канал не влез. Тем лучше.»
— Мы принесли, — сказал Сэта, пропуская вперёд подручных с мешками. Шихты было много, её несли вчетвером. По ту сторону весов Скогны, переглянувшись, приглушённо запищали.
— Начнём, если так, — кивнул Вепуат, протягивая руку к корзинам. — Вот я кладу водяной металл.
Чаша пошла вниз. Гедимин, не дав ей опуститься до земли, придержал коромысло и оглянулся на Сэта.
— Пять весов, как и в прошлый раз.
Существа переглянулись.
— Весь этот металл мы возьмём, — жрец протянул руку к ближайшему мешку. На той стороне заверещали.
— Мастер Дим-мин! — Скогн в парадной шапке с плавниками недовольно топорщил усы. — Металл взяли из наших рук, нас к весам не пустили. А огненным за что такая честь?
Гедимин, хмыкнув, забрал у Сэта мешок. Шихта со звоном посыпалась в чашку. Сканер не обманул — там не было ничего, кроме «стеклянной» скорлупы, её отмыли и просеяли даже от мелкого пепла. Сармат передвинул балансир и наклонился за вторым мешком. Все молча ждали. Ни один звук, кроме звона «стекла», не нарушал тишину, пока Гедимин не отсчитал пять весов и не сбросил лишнее в мешок.
— Вот шихта, вот водяной металл, — Вепуат развернул весы боком. — Кто скажет слово против?
Гедимин довернул весы на девяносто градусов — так, чтобы чаша с металлом сместилась в «горячий отсек». Жрец подобрал слиток и взвесил на обмотанной ладони, потом дохнул на серебристую поверхность.
— Металл мы забираем, — он оглянулся на подручных. В соседнем «отсеке» Вепуат уже помогал Скогнам пересыпать шихту в корзину. Поместилось не всё.
— Тут ещё грибы, — напомнил «командир» в шапке с плавниками, напряжённо глядя на сарматов. Жрец Сэта спрятал руки в рукава.
— Что там у них, такое мокрое? В Шакхе вода пока не иссякла.
Вепуат выложил на весы комок оттаявших грибов. Они, и правда, съёжились — в основном от попыток их отжать, и из них текло что-то бурое. Сэта, дёрнув ухом, осторожно тронул гриб когтем и втянул воздух.
— Что было с их грибными посадками? Река разлилась не в срок?
Гедимин покосился на Скогнов. Он не знал, понимают они сэтский язык или нет, но смотрели они исподлобья.
— Четыре веса вот этого — один вес шихты, — буркнул он, думая, что весы от органики придётся отмывать с местным мылом. Сэта быстро переглянулись, и жрец поднял руку в жесте согласия. Скогны насупились.
— Плохие дни для куджаглы, — заметил Сэта, стряхивая последние грибы в мешок. Он старался не трогать их ничем, кроме когтей, не мочить «бинты» на ладони. Скогны приглушённо пищали друг на друга, оглядываясь на пустую корзину. Шихту в неё сыпать не стали.
— В следующий раз придёте? — спросил Гедимин, протирая опустевшие весы. Жрец склонил голову.
— Если будет за чем приходить. Хороший торг, хорошие товары. И око Пламени горит на весах.
Они исчезли в короткой вспышке вместе с ульсеной и пустыми мешками — Гедимин только смигнул, увидев отсветы в гладком металле. Вепуат покосился на край обрыва и громко хмыкнул.
— Ты видел? И холод нипочём!
Гедимин взглянул с обрыва и помянул про себя уран и торий. У складов, почти наваливаясь на их крыши, стоял сааг-туул. Из-под его оттопыренных щитков выглядывали кочевники. Часть высыпала на броню, часть — видимо, одежды не всем хватило — сидела в «отсеках», высунув наружу только головы, обёрнутые войлоком. Все глазели то ли на весы, то ли на ворота горячего цеха — а может быть, на сарматов.
Вепуат ухмыльнулся.
— Когда в первый раз полыхнуло, я слышал вздохи, но внимания не обратил. А они тут, получается, почти с самого начала… Ну, в любом случае — им стрелять нечем. Давай позовём аса’анцев, а то там уже заждались.
…Огонь, пропустив четверых Сэта, застыл полутораметровой стеной, — неподвижная, но раскалённая «голограмма» с дрожащим над ней воздухом. Гедимин косился на неё и думал, на сколько секунд на такое бурное горение хватит топлива, и не пора ли открывать воздуховоды. Скогнов, замерших по ту сторону весов и прозрачной «стенки» с проёмами, огонь не интересовал. Они, ощерившись, пристально следили за Сэта. Огненные существа разглядывали их. Под накидками и обмотками пятна-индикаторы были не видны, но Гедимину мерещился усиливающийся красноватый свет.
— Что ты высматриваешь? — резко спросил один из тоготцев.