— Айзек, — окликнул он командира на выходе из-под реакторного купола; тот, прижав непрозрачный кокон защитного поля к груди, уже кого-то высматривал среди филков на стрельбище. — Не знаешь, Альгот брал для денатурации местные кислоты? Если денатурировать обычную Би-плазму…
Айзек мигнул.
— Зачем её денатурировать? — его взгляд стал неприятно въедливым. Гедимин запоздало назвал себя идиотом — что стоило спросить о том же у Вепуата⁈
— Я подумал — если жжёнку…
Айзек, не дослушав, грохнул ладонью о кулак.
— Никаких жжёнок на Равнине! Сам запомни и Вепуату передай.
Он резко развернулся и пошёл к бараку. Гедимин растерянно хмыкнул. «Не надо так не надо. Но чего он вскинулся?»
…Вепуат сидел в цеховом ангаре, прямо на полу, поджав под себя ноги, и, расстегнув перчатки, держал в ладонях гладкий обломок камня. Его взгляд был направлен на пластину. Гедимин шагнул к нему, надеясь что-нибудь увидеть, но Вепуат на звук шагов шумно выдохнул, сжал камень в ладони и поднялся на ноги.
— Пока ничего, — он покачал головой. — Долгое дело — настройка… Да и потом — есть подозрения, что это не совсем наши мониторы. То есть — не держа в руках, ни кварка не рассмотришь.
Гедимин хмыкнул.
— Ты что, видишь руками? Не знаю, что там за эффект, но если его видит один глаз, должен видеть и другой.
— Вот опять ты про «должен»… — пробормотал Вепуат, застёгивая перчатку. — И про анатомию рассуждать. Не берись, не твоё это.
Гедимин выразительно пожал плечами. Ему было что сказать, но он не успел — внутренний «шлюз» открылся, пропуская недовольного Альгота. С войлочных рукавиц и сапог сочилась вода.
— Видел? — он со второго рывка расстегнул рукав комбинезона и помахал перед Вепуатом рукой. Она была ярко-голубого цвета, пальцы гнулись, но с трудом. Сквозь лицевой щиток виднелось посиневшее лицо — не такого насыщенного оттенка, но уже сошло бы за марсианское.
Вепуат хмыкнул.
— Это называется «адаптивные реакции». Посиди в тепле — побелеешь обратно. Или походи так неделю. Кожа перекрасится, но мёрзнуть перестанешь.
Альгот хотел показать ему кулак, но смерил сармата угрюмым взглядом и передумал.
— Ни одного червяка на всём кусте, — мрачно сказал он. — Полчаса раскопок в снегу.
Вепуат слегка переменился в лице.
— Да? И между отростками тоже? Я думал, там достаточно укрытий от ветра… Видимо, кустарник всё-таки продувается. Надо смотреть в низинах, там затишье…
Филк сердито фыркнул.
— И кто меня, если что, там откопает? В твоём затишье метровые сугробы!
— Вот ты сразу и заметишь червяков, — ухмыльнулся Вепуат, оглядываясь на озадаченного Гедимина. — Такая чёрная сетка на снегу и талые следы…
— Не надо ему в низину, — вмешался Гедимин, вешая мокрые рукавицы филка на заслонку. От них пошёл пар.
— Тем более — в одиночку. Мало ли кто там лазит. Ты мне обещал объезд на сааг-тууле для тренировки. Заодно и наберём… чего там? Снегорослей? Зачем они тебе?
— Я не сказал? — удивился Вепуат и захлопал себя по карманам под угрюмым взглядом Альгота. Тот, не дожидаясь, пока сармат что-то нашарит, сунул Гедимину под нос листок зеленоватой бумаги. На нём пестрели пятна — тёмно-бордовое, почти чёрное, и пять — разных оттенков красного, от тёмного до практически розового. Мокрая перчатка филка оставила на листке следы, но краситель не размылся — на перчатке красных потёков не было.
— И вот ещё, — Альгот показал такой же листок, но пятна в этот раз были синеватыми — от фиолетового до светло-голубого.
— Это всё — из одного червяка? — спросил Гедимин, думая, годится ли это вещество для окраски гзеша или стекла — и от чего, собственно, зависит цвет. Альгот кивнул.
— Я не всё проверил. Реактив кончился, — он, помрачнев, развернулся к Вепуату. — Итак, мне запасаться тросами и идти к Кенену за разрешением? Вряд ли он будет рад меня отпустить.
— Сиди на холме, — нахмурился Вепуат. — Не замёрзнешь, так провалишься в разлом. Мы с Гедимином, как посветлеет, съездим. Килограмма червей тебе для первого раза хватит?
…Скогны выдули бутылку из прозрачного стекла и пытались скрутить её спиралью. Вепуат пристроился сбоку с длинным штырём и каменным лезвием. На штыре уже дымился десяток плоских подвесок с резными краями.
— Зрячий камень — он как-то ощущается? — вполголоса спросил Гедимин. Вепуат качнул головой.
— Камень как камень. Был прохладный, теперь согрелся. Кровь не пьёт, под кожу не врастает.
— Может, он нерабочий? — предположил Гедимин, вспоминая вчерашний «монтаж камер». Три «зрячих камня» он держал в руках, прикреплял к костям, пристраивал в нужных точках — и не увидел ничего, кроме бликов на их поверхности. «Даже кожу не пощекотало,» — подумал он, машинально прикасаясь к неэкранированному виску. «На кейек — и то реакция ярче.»
— Вот это мы и выясняем, — пробормотал Вепуат, ловко рассекая тонкий стеклянный листок и поджимая концом лезвия свисающий край. — Сутки-двое, так он сказал? Может, к вечеру заработает.
…Как только Скогны перестали верещать в наушники, из-под холма донеслись размеренные удары бубна и отрывистые завывания. Вепуат еле слышно хмыкнул.
— Поклонение Пламени?
Сааг-туул, и правда, лежал на снегу под западным обрывом. Двое Джагулов на его загривке терзали раковину с дырками и большой бубен. Гедимин уже успел задуматься о прочности разных материалов в минус сорок семь по Цельсию, как Джагулы попрятали инструменты под полы широких накидок. Зверь шумно вздохнул, не поднимая морды из снега.
— Опять он вялый, — заметил Вепуат, приветственно помахав рукой. Зверь с присвистом стравил воздух из какой-то забытой полости и открыл глаза. Джагул, только что трубивший в раковину, похлопал животное по броне и коротко рявкнул.
— Он проклят. Каким ещё ему быть⁈
— Джегех! — Вепуат радостно ухмыльнулся. Гедимин мигнул. «Как он их опознаёт — в тряпках-то на морде⁈»
— Что с ожогами? Умудрился же ты вылить жир в огонь…
Джагул дёрнул ухом под ушастой шапкой.
— Зарастают, — буркнул он, пристально глядя на сарматов. «Ищет ранения?» — Гедимин едва заметно ухмыльнулся. Ушибленное бедро давно перестало чесаться, кровоподтёк сошёл, а трещины в обшивке сармат заделал — и всё это было никак не связано с измерением времени.
— Если что, твоя кость с прорезью у нас, — сказал Вепуат. — Можем вернуть. Или все против? Что там снится Урджену?
— Зверь из зелёного света играл на холме, — без тени усмешки ответил второй кочевник. — Держал в пасти чёрный кокон.
Гедимин невольно вздрогнул. Очень хотелось оглянуться на реактор, хотя вроде было ни к чему.
— Нам опять нужен ваш зверь, — сказал, покосившись на него, Вепуат. — Поедем искать волосяник. Он, оказывается, годен на кучу красок — и красную, и синюю, и фиолетовую. Альгот думает, что добьётся и жёлтой. Что вы им красите?
Джагулы переглянулись — и, похоже, под шапками прижались уши и вздыбились гривы.
— Синий? Фиолетовый? Волосяник фиолетовый? — недоверчиво переспросил Урджен. — Не знаю Аргутху. Но говорит он не то. Волосяник не синий. Ни с каким жиром.
Вепуат ухмыльнулся.
— Ты сам всё перепробовал?.. Пусти нас на зверя. Покажешь, как махать трещоткой? Бить ведь не надо, только шуметь?
…Сааг-туул мог заглянуть себе на спину. Гедимин уже думал, что зверь будет таращиться на него всю дорогу, но мышцы, поднимающие глаза над бронёй, быстро устали, и существо втянуло их все и прибавило ходу.
Вепуат, отставший наконец от погонщиков (трещотки они так и не отдали — разве что отбирать силой), уселся на броню и уставился в сигма-сканер. Минуты через две шевельнулся и хлопнул по панцирю.
— Стой!
В тени сааг-туула снег чернел от нитевидных выростов. Вепуат, не дожидаясь, пока зверь ляжет, скатился в сугроб. Гедимин ждал, что он провалится и наткнётся на дерево-валун, но сармат неожиданно мягко приземлился на широкие ступни и принялся рыть снег.
— Ещё вон там! — крикнул он Гедимину, махнув рукой вбок. Из кулака свисал пучок «червей». Волосяник ещё слабо шевелился, пытаясь свернуться, — в этот раз его отделили от субстрата неповреждённым.
«А прикрывать нас будут Джагулы?» — сармат недовольно сощурился. Зверь уже залёг. Погонщики бродили по броне, пытаясь на ходу согреться, и на сарматов не обращали внимания.
— Са!.. — вскрикнул Вепуат полчаса спустя, вылетая из сугроба. В снегу шевельнулось что-то, похожее на кристалл с обломанными гранями. Сармат показал Гедимину ступню — на одном из пальцев что-то проломило щитки по кругу, и так, что они еле держались на нижних слоях. Зверь уже закопался, но сигма-сканер его нашёл — бронированный диск, неровно вытянутый в одну сторону, на коротеньких подбрюшных выростах. За ним на стволе дерева-валуна оставалась узкая борозда пятисантиметровой глубины.
— Ещё один переработчик органики, — хмыкнул Вепуат, глядя на экран. — Криофильный… Стой!
Он резким движением разворошил снег и выхватил «кристаллическую» тварь. Верхняя часть её панциря и впрямь состояла изо льда — вся, кроме малочисленных подвижных частей. Вепуат перехватил её поперёк брюшка, не касаясь головного конца, и вынес на свет. С панциря сааг-туула свесился кто-то из кочевников.
— Снежный зуб? Что отгрыз?
Гедимин поднял на него угрюмый взгляд.
— Предупредить не мог?
Вепуат, отмахнувшись, бросил животное в свёрнутый из защитного поля мешочек.
— О каждом жуке не напредупреждаешься. Покажи, что набрал… Ага, тут уже больше килограмма. Объедем ещё раз вокруг холма — и на базу.
Гедимин уцепился за выступ брони, подтянулся и услышал странный скрежет — что-то попало между поверхностью и локтем. Сармат двинулся дальше — скрежет стал громче, и он едва не потерял равновесие — расстояние между пальцами и очередным уступом оказалось больше, чем он думал. Он взглянул на локоть и еле слышно помянул спаривание «макак» — на каждом щитке обшивки пророс короткий загнутый шип.
— Какие гребни на лопатках! — восхищённо выдохнул Вепуат, обгоняя сармата на подъёме и останавливаясь уступом выше. Крылья, проросшие из его брони, расправились и плавно шевелились, помогая сохранять равновесие. Гедимин, выругавшись про себя, скорректировал маршрут и, уже взобравшись на хребет сааг-туула, дотянулся до лопатки. Пальцы упёрлись в длинные шипы сантиметровой толщины.