— А они тревожатся, — пробормотал Вепуат, глядя вслед «передвижному лагерю». — Весь день глазели на ущелье. Только и разговоров, что о нашей стройке.
— Да пусть радуются, что не им таскать, — отозвался Гедимин. Сааг-туул не зацепил хвостом ничего из построек, и сармат уже забыл о нём. Теперь, из коридора, он слышал странные взвизги и попискивания со дна ущелья. Через несколько секунд он обогнул горячий цех, вывернул к обрыву — и остановился, растерянно глядя на долину. Среди огромных каменных деталей сновали Скогны. Кто-то взобрался на цистерну и тщательно прощупывал и простукивал тектон, а потом ещё и лизнул. Кто-то выбрался из трубы и ждал, когда пролезут идущие за ним — похоже, все полые конструкции были изучены и снаружи, и изнутри. Поодаль, расстелив перед собой снятую и вывернутую наизнанку одежду, сидел на корточках ещё один Скогн и что-то чертил на выделанной коже. Приглядевшись, Гедимин увидел «снимок» обрыва с лежащими под ним каменными деталями. В рисунке не было даже намёка на объём или дистанцию, будто плоские куски тектона впечатались в такую же плоскую скалу. Вся схема пестрела непонятными значками, особенно много их было внутри изображений деталей, вдоль их краёв.
— Что там? — встревоженно спросил Вепуат, выходя к обрыву. — А-а… Так и знал, что мимо не пройдут.
Гедимин еле слышно хмыкнул. «Чертёжник» на дне ущелья разрисовал одну сторону одежды и перевернул «лист». «Снимки» шли полосами, насколько хватало места, — как кадры, расставленные сверху вниз.
— Что он там чертит? — спросил сармат. — И почему на одежде? Сотрётся же всё.
— Это зимняя одежда, сейчас она им без надобности, — прошептал Вепуат со странной ухмылкой. — Пока в город не вернутся, могут её не надевать. А там — за один раз не сотрётся. А зачем на одежде… ну, помнишь тот договор о металле и подъёмниках?
Гедимин мигнул.
— Это важные записи для каких-то… старейшин? Но на кой им это? Повторить у себя? Зачем⁈ Это оборудование под одну задачу…
Вепуат пожал плечами.
— Если все местные всполошились, значит, есть из-за чего. Я вообще боялся, что они вылезут, пока тут Текк’ты. Змей лежал у шахты, большие вещи катались, — могло и зашибить.
…Гедимин ещё слышал голоса со дна ущелья, когда закрывал «шлюзы» горячего цеха. Поддон-«передатчик» в этот раз вытащили к печам. Кут’тайри устроился у стены и молча наблюдал за рассыпанием горючей смеси.
— Значит, настраиваться на определённый приёмн… порта… костёр вы не умеете? — деловито спросил Вепуат, отвернувшись от поддона. — Жаль. Связались бы сразу с Куттушем, не перебирая все города.
— Я узнаю огонь Куттуша, когда его увижу, — отозвался жрец и придвинулся ближе. — Жар везде разный на вкус.
Сарматы переглянулись.
— Первым в канал, как всегда, полезет Аса’ан, — пробормотал Гедимин, тронув закреплённый на запястье генератор защитного поля. Вепуат несильно надавил ему ладонью на грудь, отодвигая от костра.
— Полезет, не без того… Гедимин, ты, главное, стой спокойно и молчи. Внушай почтение. А кто куда полезет — уже моё дело.
Сармат сдержанно хмыкнул и сложил руки на груди. Генератор защитного поля, впрочем, держал наготове.
… — И жар её печей да не остынет!
Высокие языки пламени опали. Шар, по мере горения свернувшийся из остатков топлива, сиял изнутри красным светом и готовился вспыхнуть с новой силой. Гедимин переступил с ноги на ногу и покосился на Вепуата с нарастающим уважением. «Столько слов, и все без смысла. Как он выносит ритуальные говорения? И запоминает же, что там кому и когда…»
Пламя взвилось к потолку. Жрец, до сих пор молчавший и прятавшийся за углом печи, шагнул вперёд, «черпая» огонь растопыренными пальцами.
— Куттуш открывает ворота!
…Они выглядывали из костра настороженно; отдалённо гуманоидные силуэты размывало пламенем, они менялись в размерах и теряли форму, но Гедимин различал очертания прижатых ушей по искрящимся краям.
— Вот дом стекла, о котором говорил вам Кут’тайри, — произнёс Вепуат с незнакомой торжественной интонацией, широким жестом обводя печи и складчатые стены. — Он выдержит сильнейший огонь. Тут всегда горят печи, и огненные чаши дают высокий жар. Здесь побывали многие Сэта. И мы были в разных городах. И вы приходите — бояться нечего!
Горящая рука с неестественно длинными раскалёнными пальцами протянулась из костра и замерла, немного не достав до его груди. Вепуат не шелохнулся, только перья на плечах приподнялись и опали.
— Куттуш не слышал о таких существах, как вы, — донеслось из костра. — Было время, когда Джагулы говорили много странного. О крепостях, об оружии… Теперь Кут’тайри приносит странные вещи. Если эти кристаллы, и правда, сделаны…
— В кристаллах нет никакой тайны. Только прямые руки, — Вепуат, едва заметно ухмыльнувшись, поднял на ладони связку разноцветных стеклянных бус. Кое-как намеченные грани и пластинки-чешуя вспыхнули пёстрым огнём. Огненная рука дрогнула, потянулась к ним и замерла.
— Сколько яркого света и приятного шелеста… Это не выточено из камня? Это было расплавлено и отлито?
— Это — самые простые штуки, — Вепуат осторожно переложил бусы на протянутую ладонь. — Мастера Сэта и Скогнов уже делают то, что в сотни раз сложнее.
— Кут’тайри приносил в Куттуш священные сосуды из такого же камня, — донеслось из огня, поглотившего бусы. — И застывшую гладкую воду, и проницающие глаза Ку-унну. Если это сделано для украшения — каково тогда ваше оружие?
Гедимин едва заметно вздрогнул. Его глаза против воли сходились в узкие щёлки. Вепуат, покосившись на него, поднял руку в незнакомом жесте.
— Здесь не любят говорить об оружии. Его достаточно, чтобы защитить нас. Джагулы знают. Жрецы Пламени говорят о мирных вещах и учат только им. Из этих кристаллов нельзя сделать оружие. Что будет с тем, кто нарушит запрет, Кут’тайри расскажет.
Теперь вздрогнул жрец. Огненная грива вмиг потускнела, на шее проступили красные пятна. Из огня донёсся шелестящий вздох.
— Куттуш слышал, что Пламени противна война. И при этом оно выжигает целые племена…
— Угрожающий нам или нарушающий запреты — узнает, какова ярость Пламени, — ровным голосом проговорил Вепуат. — Но разве Куттуш пришёл за этим? Спросите у Шакхи, у Аса’ана, у городов Скогнов, — Пламя бывает щедрым. Оно дарит прекрасные вещи, поощряет союзы, делится знанием. Я бы хотел, чтобы Куттуш открывал ворота без страха. Скоро ждать первых, кто придёт в дом Пламени?
— Жрецы Пламени пригласили вас, — прошелестел Кут’тайри, поднимая на ладони кулон-«трилистник». — Шакха и Аса’ан отозвались в своё время — и не пожалели.
Гедимин покосился на него — багровые глаза, лишённые зрачков, как всегда, ничего не выражали. «Хотел бы я знать, ему-то это зачем?»
— Куттуш благодарит пригласивших, — отозвался Сэта из-за портала. — Нас давно никуда не звали. Ни нас, ни Шакху и Аса’ан. Видно, вам не страшен огонь…
— Сильнейший из огней жрецы Пламени держат в руках, — склонил голову Кут’тайри.
— Хотел бы я знать, отчего Шакха и Аса’ан не сказали нам ни слова, — услышал Гедимин задумчивый голос; до сих пор он не вступал в разговор. — А говорим мы часто. Вражды между нами не было. И о том, почему над Равниной рассвет загорается дважды, ничего не было сказано.
— Каждый, получив силу, хочет владеть ей один, — тихо сказал Кут’тайри. — Благословение Пламени наполняет города мощью, усиливает их жар. Странно ли, что источник силы не раскрыли Куттушу…
Вепуат укоризненно хмыкнул.
— Хватит подзуживать, Кут’тайри. Ты не знаешь, кто о чём думал и чего хотел. Так ведь и твои дела можно разобрать перед вождями Куттуша.
Гедимин молча щурился. В голову лезло много непривычных мыслей, и все были неприятными. «Секретность… Секретность обычно не к добру. Если ни новые технологии, ни новые товары не шли в Куттуш… Надеюсь, его всё-таки не готовились раскатать с двух сторон. Ни за что, после тысяч лет мира, на ровном месте… Вот же мерзость, saat has— sukemesh!»
— Мы снова благодарим дом Пламени, — донеслось из костра. — За дары, и за пожелания, и за открытые ворота. Если они откроются снова, жители Куттуша готовы прийти.
— Завтра, — пообещал Вепуат. Его лицо дрогнуло, но в радостной ухмылке он расплылся уже потом — когда в свете гаснущих красных искр повернулся к Гедимину.
— Завтра! Как думаешь, что мы им покажем? Цех — это само собой… Может, дать посмотреть на ущелье, на твои постройки?
Гедимин пожал плечами.
— Ты их спроси. Может, они дальше костра не пойдут. И вот что… Кут’тайри! У вас всего три города, так? Если один ослабнет, что с ним сделают другие?
Жрец уронил голову на грудь и выставил вперёд ладонь, будто прикрываясь.
— Между Сэта не было вражды! Мы не Джагулы. Мы не перенимаем привычки у них… и у Кьюссов тоже! Это Аса’ан… да, кто ещё открывает ворота для Кьюссов⁈ Это они могли задумать такое, такую мерзость перед богами…
— Спокойно! — Вепуат хотел положить руку ему на плечо, но ладонь соскользнула, а Сэта дёрнулся всем телом и подался назад. — Ты ведь не знаешь наверняка. Что был какой-то замысел, что был именно такой, что это Аса’ан… Не шуми раньше времени. Куттуш научится тому же, что умеют там. А оружие из стекла никто не посмеет сделать. Спроси у Хеттийиррна, он не соврёт.
Гедимин угрюмо сузил глаза. «Надеюсь, жрецу померещилось. Растаскивать ещё одну войнушку… если мы о ней вообще узнаем! Надеюсь, он держит с Куттушем связь. И Куттуш не решит напасть первым. Да чтоб их всех с их дикарской грызнёй! „Между Сэта нет вражды“, м-мать моя колба…»
…Вепуат ещё раз посмотрел на голографический экран и растянутые по нему графики и пожал плечами.
— Вот тут фонил реактор, тут мы костёр жгли, а тут Текк’ты плавали сквозь камень — линия пошла волной. Кто как, а я ничего странного не вижу.
— Я тоже, — Гедимин просмотрел последний фрагмент своей дозиметрии и пожал плечами вслед за Вепуатом. — Те же Текк’ты, костры и реакторы. А от меня — никаких всплесков.