…Вскрытая камера дымилась. Вепуат растянул защитные поля вдоль всех «стен» — только сам забыл ими обернуться, и теперь его раскалённые перья блестели и норовили расплавиться. Он вынул «щупы» анализатора из камеры и разочарованно вздохнул, складывая мицелий обратно в колбу.
— Ни расплавления, ни нагрева. Ты прав, наверное…
Он заглянул в колбу и вздохнул. Гедимин покосился на сигма-сканер. Мицелий остывал куда быстрее, чем сопло сфалта — или, возможно, медленнее нагревался. «Сквозь ипрон температуру не измеришь,» — думал сармат, закрывая камеру. «Может, он просто не успел…»
— Вот эта штука вроде тугоплавкая, — пробормотал Вепуат, вынимая из углубления плавильный конус. — Тысячу градусов точно выдержит. Если за ночь не истрескается…
Он до половины набил конус осколками кейека и вытряхнул на них мицелий. Крупные камешки легли сверху, придавив «сетку». Вепуат вставил конус в отверстие печи, оглянулся на Гедимина и пожал плечами.
— Всё-таки мне кажется — его можно разжечь. Только нужно время. Пока оно было живым, держало на себе плазму. Сейчас оно такое же. И плазма должна держаться. Прикроешь дверь защитным полем? Незачем Джагулам сюда ходить. Только зря испугаются.
Гедимин ухмыльнулся.
— Чего? Мертвеца? А то они сами черепами не увешаны. Вот и мне на лебёдку… Ладно, поле так поле.
Он растянул непрозрачную плёнку поверх ширмы, заменяющей дверь. Ощущение холода и тоски, накрывшее его в городе, уже отступило — и всё-таки сармату было не по себе. «Скелет, конечно, не оживёт,» — думал он, выбираясь на поверхность. «Но аварию устроить может. Мы ведь ничего не знаем об этом мицелии. Может, он взрывается?»
Пока он вылезал из-под панциря, сааг-туул остановился, но ложиться не стал. На его загривке повеселевшие Джагулы раскладывали камешки по белой шкуре. Вепуат сидел рядом, то и дело сверяясь с журналом.
— Порядок! — крикнул он, обернувшись. — Вышли на старый маршрут. Если ни во что не влезем, завтра будем на месте!
Джагулы, помрачнев, переглянулись. Урджен дёрнул вибриссами.
— Вот ты любишь говорить про завтра…
Вепуат удивлённо хмыкнул.
— В первый раз сказал. Ты не бойся раньше времени. Как будем подъезжать, выставим защитный купол. Его сходу не пробьёшь. А потом вы спуститесь в свои норы. А мы с Гедимином как-нибудь договоримся. Нас обещали не трогать, помнишь?
— Вас — обещали, — отозвался Джагул, поднимая гриву. — Нас — нет.
12 день Огня, месяц Пустоты. Равнина, Сфен Жизни — Сердце Пламени
Лежать на перекошенной бугристой «палубе» было неудобно, но в спальные ниши Джагулов Гедимин не влез. Посреди коридора, в котором он пристроился, накидали подстилок, но бугры всё равно выпирали со всех сторон, и сармат бился о них при каждой встряске. Кое-как он улёгся на спину, сложив руки на груди — так чувствительные ладони не задевало — и провалился в сон. Проснулся от того, что кто-то пытался сдвинуть его с места. Получилось только сбросить руку с груди. Существо шарахнулось и испуганно рявкнуло.
— Чего? — Гедимин привстал на локте. Перед глазами ещё горело черенковское свечение. Что именно снилось, сармат не помнил, но излучение там было сильное, а среда — прозрачная, но плотная.
— Его зовут Шетту, — угрюмо сказал Урджен, глядя сармату в глаза. — Шетту из Теккеха. Он благодарен за огонь. Он просит открыть ворота.
Гедимин ошалело мигнул.
— Что⁈ — он выпрямился, врезался и плечами, и затылком в подвернувшиеся бугры, но тут же о них забыл. — Откуда ты… Ты трогал тигель⁈
«Защитное поле так просто не рвётся,» — пульсировало в мозгу, пока взгляд пытался сфокусироваться на экране сигма-сканера. «Не взрывали же они прямо в отсеке…»
— Не знаю про тигли, — отозвался Урджен, угрюмо скалясь. — Был сон. Шетту сказал. Я передал. Он очень благодарен. В Теккехе холодно.
Гедимин встряхнул головой. Защитное поле было на месте, как и тигель с мицелием, опутавшим пригоршню кейека. Огненные камни прогрелись до шести сотен градусов. Мицелий был холоднее, лежал неподвижно и никакой плазмой так и не покрылся.
— Значит, Шетту… — пробормотал сармат. — Снился тебе? Почему не мне?
Урджен ощерился.
— Он хотел. К тебе не пробьёшься. Он меня-то еле достал. Везде твои сны.
Гедимин аккуратно прикусил щёку. «Не сплю. Так и думал. На Равнине жизнь хуже сна.»
— Вепуата видел? Идём к нему.
…Мицелий лежал неподвижно, опутав кейек плотным клубком. Гедимину хотелось потыкать его когтем, но рядом стоял Вепуат — приходилось сдерживаться.
— Шетту… — разведчик огорчённо покачал головой. — Мне вот ничего не снилось.
— Везде сны Геджера, — прорычал Урджен. На сарматов он не смотрел — следил только за клубком мицелия, будто ждал, что «Шетту» оживёт.
— Ну да, помехи… — пробормотал Вепуат, задумчиво щурясь. — Сигнал, должно быть, слабый. Урджен! А сейчас ты с ним поговорить можешь?
Джагул недовольно дёрнул вибриссами.
— Не выйдет. Он в сон еле прошёл. А ты хочешь — сейчас. Что было, я сказал. Повторить?
Гедимин смотрел на дозиметр. Сейчас, когда защитное поле окружило тигель и отсекло лишние излучения, на экране заколыхалась кривая. «Вот это фон кейека,» — думал сармат. «А вот это… очень-очень слабо, меньше микрокьюгена, но — эта штука фонит.»
— Фонит, — сказал он вслух. — Вчера этого не было.
Он дотронулся до виска, проверяя, убрана ли пластина. «Вряд ли оно выйдет на контакт. Это ж не реактор…»
— Ворота, — задумчиво сказал Вепуат. — Которые он просил открыть. Где они?
Урджен глухо зарычал. В его взгляде читалось нарастающее недоумение.
— Где и всегда. В ущелье, где тени с когтями. Они все застряли. Шетту, другие из тех городов. Ворота не открылись. Не войти и не выйти.
Вепуат озадаченно хмыкнул.
— Ты говоришь — они не могут… ни жить, ни умереть? Как бы… застряли посредине?
Гедимин угрюмо сощурился. «Что он несёт? Мало нам было этого недобитого шамана с его снами…»
— Это ущелье… — Вепуат придвинулся к настороженному Джагулу. — Насколько оно… досягаемо? Сааг-туул смог бы подойти к нему?
— Пойдёшь? — Урджен посмотрел на него исподлобья, но клыки внезапно убрал. — Конечно. Он знал, кого просить. Другие в Теккех не полезли бы.
Вепуат мигнул.
— Ничего не понимаю, — пожаловался он. — Но на ущелье хотелось бы взглянуть. Тем более — Гедимина обещали пропустить.
— Пойдёшь, — повторил Урджен, склоняя голову. — Ладно. Дорога известная. Зверь близко не сунется. Да и не пустят. А ты — как знаешь.
…Шорохи в коридоре стихли. Вепуат склонился над тиглем, задумчиво глядя на комок мицелия.
— Вчера он лежал по-другому.
Гедимин открыл было рот, чтобы сказать о поведении волокнистых структур, но осёкся и перевёл взгляд на дозиметр. «Фонит. А вчера не фонило. Что за процесс — не знаю, но он идёт.»
— Думаешь, там могло остаться… что-то живое? Вся эта чушь про ворота и застревание…
Вепуат поддел невесомую нить, подержал немного на пальце и уронил в тигель.
— Какой-то аналог комы. Или анабиоза. Да, в местных терминах звучит странно. Но — вполне возможно.
— Все двадцать тысяч лет? — Гедимин недоверчиво покачал головой. — Что вообще может уцелеть…
Вепуат пожал плечами.
— Да что мы знаем о разумном мицелии…
…Со склонов текло. Под лапами сааг-туула чавкал полурастаявший снег. За его хвостом тянулась густая тень. «А рассвет я проспал,» — Гедимин огляделся, пытаясь определить, где тут «восток». По красному небу тянулись золотистые складки; то и дело налетал тёплый ветер, и сааг-туул высунул из-под брони глаза и открыл боковые дыхальца — воздух проходил сквозь полости с несмолкающим свистом. Погонщики уже не подгоняли животное — оно само перешло на трусцу. Те, кто должен был им управлять, сбились в кучу на загривке и угрюмо скалились. Шапки они сняли, и Гедимин видел прижатые уши и вздыбленные гривы. На шкуре, растянутой между выступов панциря, осталось два предмета — жёлтый камешек и причудливая раковина с шипами-отростками.
— А тут фон выше, — отметил Вепуат, глядя на дозиметр. — Подъезжаем. Чувствуешь что-нибудь странное?
— За странным — не ко мне, — отозвался Гедимин, сверяясь с приборами. Сааг-туул чуть замедлил ход и протяжно скрипнул. Погонщик снял со шкуры жёлтый камень и обернулся к сарматам, сжимая в кулаке шипастую ракушку.
— Ты обещал нам защиту.
…Прозрачный купол на загривке зверя исчез в разломе, и тут же Гедимин снова увидел его — и широкую серую равнину, покрытую каменными складками. Снег тут уже растаял, по ложбинам куда-то стекала вода, на камнях пестрели то ли щётки цветных кристаллов, то ли местные лишайники. Ни скал, ни глубоких провалов, — складки под лапами сааг-туула были мелкими, как рябь на воде. Гедимин выпрямился во весь рост. Он уже видел вдалеке белые башни и зелёный огонь на их шпилях.
Сааг-туул замедлил шаг и к чему-то принюхался. Чем ближе он подходил к городу, тем чаще приостанавливался, и тем больше уязвимых частей втягивалось под броню. Погонщик тихонько постучал по его загривку. Ни одна погремушка не брякнула — Джагул придерживал их обеими руками. Сааг-туул коротко скрипнул и встряхнулся всем телом.
— Что он заметил? — спросил Вепуат. Он стоял на загривке рядом с Гедимином, растопырив крылья — они не шевелились, но ещё годились как балансир. Сигма-сканеры давно отключили — из города волнами накатывала белесая рябь, и проку от приборов было мало.
— Их! — коротко рявкнул Джагул, дёрнув головой в сторону города, и пригнулся к броне.
— Пока не стреляют, — пробормотал Вепуат, оглядываясь на Гедимина. — Во-он там вижу устье улицы. Проедем по дуге, пусть нас рассмотрят, — а там пойдём на сближение. Гедимин, как по-твоему, мощная тут артиллерия?
Как по-Джагульски прозвучало слово «артиллерия», Гедимин не знал, но все четверо погонщиков его поняли и смерили сарматов недобрыми взглядами. Он криво ухмыльнулся. «Хоть говори, хоть молчи — а мы тут под прицелом. Механика, блоки и рычаги… и неслабый калибр.»