«Что это существо опять…» — пронеслось в мозгу сармата, и он быстро огляделся по сторонам. Инструменты кузнецов и стеклодувов были на месте, на поддоне горкой лежала «смальта», а рядом с ней, на драной шкурке, — частично отполированная линза. «Печи целы, инструмент тоже…»
— Тот, кто разжёг пепел Теккеха и Хафси, заслужил почести, — отозвался Кут’тайри, оставаясь на полу. — Это тебе, прошедшему с ним только полпути, они тяжелы. Хеттийиррн достоин, чтобы его помнили вечно. Чтобы жрецы пели в его честь.
«А, вот оно что… Ясно,» — Гедимин досадливо сощурился. «И он, естественно, в курсе. Странно только, что не разнёс новость по всему лагерю.»
— Давно общался со своими? — спросил он. — Что там, в Теккехе? Всем хватило места и пищи?
— Мастер-литейщик Тайсутту отправился в Теккех, — ответил жрец, поднимаясь на ноги и складывая руки в почтительном жесте. — Городские печи повреждены, но скоро их разожгут. Тебе, мастер Хетпу, просят передать — семена проросли, не считая семнадцати негодных. В дни Пустоты о таком не слыхали!
Гедимин неуверенно хмыкнул, глядя на довольную ухмылку Вепуата.
— Ты сказал — ремонтировать печи? А как же влияние этих… дней Пустоты? Или это не зачтётся как строительство? — он покосился на свой скафандр. Сейчас все щитки выглядели гладкими, совершенно новыми, но сармат помнил, где и что раскалывалось и разбрызгивалось. «Местный сопромат сложнее, чем казалось, — или я рано наделал выводов? И дело было в глупых совпадениях?»
— Пустота под рукой владыки Ук-кута, — отозвался жрец, глядя на Гедимина с недоумением. — По его воле и твоему слову она отпустила Теккех и Хафси. И он не приказывал ей возвращаться. Не тревожься, мастер Хеттийиррн. Сэта — не безумцы, они знают законы богов.
Гедимин слегка сузил глаза — в последней фразе ему померещилась подначка.
— Ну, всякой им удачи, — буркнул он. — И Тайсутту тоже. А что Ут’таркех? Не обиделся, что послали не его?
Кут’тайри едва заметно улыбнулся.
— Мастер Ут’таркех знает, что всех почестей не соберёшь. Под его рукой сейчас печи в литейнях Хафси. Он спрашивал, может ли нанести знак Пламени на них, — благоволит ли Пламя к Хафси?
Гедимин поспешно кивнул.
— Пусть наносит. И на печи, и на всё остальное… Кут’тайри! — в голове промелькнула неожиданная мысль, и сармат поймал её за хвост. — А ты ведь тоже жрец Пламени. Поговори с вождями Хафси. Город надо бы благословить. А когда мы туда попадём — неизвестно. Сходил бы, провёл ритуал. Может, пошло бы на пользу.
Сэта, в изумлении приоткрыв пасть, перевёл взгляд на Вепуата. Тот хрюкнул было в респиратор, но тут же закрыл маску двумя руками и кивнул несколько раз подряд.
— Если что, я только за. Как закончатся плохие дни, сходим все втроём в бункер… в дом Пламени. Возьмёшь у него благословения для Хафси. Вождей мы, если что, уговорим. Правда же — нехорошо бросать город без помощи!
Он успел поймать Кут’тайри за плечо — жрец порывался снова растянуться на полу. Из гуманоидной формы во все стороны лезли языки огня. Пламя было светло-жёлтым, почти белым.
… — Надеюсь, оно согласится, — пробормотал Вепуат, глядя на реакторный бункер. Вспышки над холмом становились всё реже — ливень стихал. На восточном склоне булькало — Альгот с лаборантами переливали собранные реактивы в стеклянные ёмкости. Гедимин косился на них и думал, что теперь знает, куда делась большая часть шихты, — но почему нельзя было предупредить его перед тем, как её брать⁈
— Хафси и Куттуш, — пробормотал Вепуат, переводя взгляд на горячий цех. — И Куттуш тоже. Может, это поправит ему репутацию. Но с вождями надо будет поговорить.
В низине кто-то пронзительно взвизгнул, и Гедимин вздрогнул всем телом и повернулся на звук. К воплям аборигенов он привык, но в этом крике слышалось что-то тревожное. Взвизгнули ещё раз; теперь вздрогнул Вепуат.
— Что-то там не то, — пробормотал он, и его глаза потемнели. — Надо выяснить…
…Бронна поддерживали с двух сторон — и всё равно он шатался и норовил обмякнуть. Изо рта свисала нитка чёрной слюны. Из-под побагровевших век вытекало что-то маслянистое. Он шевельнулся, приоткрыл рот — и мучительно закашлялся. В подставленную миску закапали мелкие тёмные сгустки.
— Дышал? Чем? — отрывисто спросил Вепуат, направляя на раненого сигма-сканер. Ответили все сразу — кроме Бронна, сплёвывающего разбавленную кровь. Его снова повело вбок; Гедимин видел побелевшую кожу вокруг глаз и чёрные дёсны. В общем верещании еле-еле удалось разобрать что-то про оконные затычки. Сармат оглянулся и увидел на стене маслянистые потёки.
… — Образец… — пробормотал Гедимин, показывая Вепуату пробирку. Тот едва на неё взглянул, что-то буркнул и снова зазвенел ампулами. Бронна пристроили полусидя на свёрнутые подстилки; он шумно, хрипло дышал, но глаза не открывались.
— Древесный жир, — пропищали сбоку. — И в глаза, и в рот. Он выпил столько, и столько же вышло.
— Ясно, — отозвался Вепуат, прижимая оголённый палец к шее Бронна. Голова бессильно качнулась, и всё тело едва не завалилось набок. «Без сознания,» — думал Гедимин, глядя на забинтованные кисти с торчащими когтями. Вепуат, накладывая повязки на свежие ожоги, всё время щупал пульс и с каждым разом становился мрачнее. Отложив бинт, он снова взялся за ампулы. Ещё одна игла вошла под кожу. Бронн не шелохнулся.
— Антидот? — пробормотал Гедимин, растерянно глядя на раненого. «И что мне было не проверить все затычки⁈ Хорошо ещё, надышался только один!»
— Дал уже, — отозвался Вепуат, закрепляя последний бинт. — Желудок, лёгкие, — всё ерунда. Боюсь, сердце не выдержит.
За спиной заверещали.
— Яд в груди, — пропищал Бронн, склонившись над раненым, и ткнул костяшками пальцев в его грудину. — Яд ушёл в кровь, и теперь он здесь. Не трать больше снадобья, мастер Вепу-а. Теперь Уттунри в руках богов.
— Не так быстро, — Вепуат, отстранив его, снова проверил раненому пульс и направил сигма-сканер ему в грудь. — Боги подождут. Гедимин! Если кровяной ка… А, ядро Сатурна! Восемь дней… Есть ли у него эти дни?
— Уттунри в руках богов, — мрачно повторил Бронн, и другие согласно запищали. — Мы благодарны тебе, мастер Вепу-а. Теперь позволь нам провести ритуалы.
Гедимин ожидал, что Вепуат фыркнет и потянется за очередной ампулой, но тот, выключив сигма-сканер, отодвинулся в сторону. Его радужка слегка посветлела.
— Кажется, сработало, — отрывисто сказал он, перебираясь на середину комнаты. Лежанку у стены окружили Бронны. Гедимин видел, как они под прерывистое повизгивание разматывают нитку бус-позвонков и раскладывают по полу камешки. К раненому никто не прикасался.
— Вроде он не так хрипит, — неуверенно пробормотал сармат. Вепуат дёрнул плечом.
— Лёгкие повреждены, конечно. Но это ему поправят. В Алвене есть кровяные камни. Ему бы до них дожить! Сердце. Это вещество дёрнуло что-то в управляющих центрах. То идёт разгон, то остановка. Вроде бы начало выравниваться, но…
Он выразительно пожал плечами и снова направил на лежанку сигма-сканер. Бронны уже отступили от неё, но продолжали попискивать и кланяться, кончиками когтей дотрагиваясь до костяных бус. Низка позвонков опоясала лежанку — и Гедимин видел, что заступить за эту черту никто не смеет.
— Вроде, и правда, выравнивается, — без особой уверенности пробормотал Вепуат. — Но надо за ним смотреть. Эй!
Бронны, вздрогнув, обернулись.
— Я буду к нему заходить, — сказал Вепуат, убирая ампулы в карман. — Но постоянно тут быть не могу. Если ему станет хуже, или, наоборот, он очнётся, — сразу бегом ко мне! Держите тут тёплую воду и древесный жир. Ничего, кроме этих вещей, ему не давайте! И Хассинельга нет, как назло, и долго не будет… Эх-х!
Бронны переглянулись. К лежанке, огибая их, уже пробирались Скогны с ещё более длинной нитью костяных бус в руках. Один из них обрызгал раненого чистой водой и что-то пропищал. Гедимин недовольно сощурился.
— Надо бы забрать его в лагерь. В лаборатории будет проще за ним следить.
Бронны заверещали. Вепуат покачал головой.
— Я думал. Слишком большой стресс. А ему и так непросто. Смотрите за Уттунри, ладно? — он снова повернулся к Броннам. — Как только вернётся Хассинельг, отправим его за кровяным камнем. Это будет быстрее, чем переучивать один из наших. Уттунри должен дожить хотя бы до дня Воды.
Бронны, как-то съёжившись, разглядывали свои когти. Их уши были плотно прижаты, острые зубы — нервно оскалены. Скогны отошли от лежанки, оставив там вторую нитку бус. Гедимин смотрел на неё, угрюмо щурясь. «Такое я видел. Ритуал этого… бога смерти. Не нравится мне всё это…»
…Вепуат оглянулся на притихший ангар и зябко поёжился.
— Надо же было этой дряни просочиться…
Ещё одна вспышка сверкнула над холмом, коротко и вполсилы. Снаружи шумел дождь, но шипения Гедимин уже не слышал — все реакции прошли, теперь их продукты смывало в низины. У лаборатории филки разгружали волокушу, заставленную стеклянными ёмкостями; сквозь стенки виднелись разноцветные реактивы.
— Они думают, что он умрёт, — пробормотал Гедимин, оглядываясь на долину. В ангаре столярной мастерской по-прежнему было тихо.
— Да и я не уверен, что нет, — отозвался Вепуат. — Сделал, что мог. Сюда бы нормальный медотсек с персоналом…
…«Вращающееся колесо. Вращающиеся шпульки… Мать моя колба! Механический привод приделать нетрудно. Но — к чему его приделывать⁈» — Гедимин скомкал очередной чертёж и досадливо сощурился. «Куда ни ткнёшь — всё выходит не прялка, а бомба. То-то у местных за тысячи лет никакой механизации…»
Он развернул голографический экран. На нём покачивалась в разные стороны, судорожно подёргиваясь, ветвящаяся костяная шпулька. Нить, захваченная рукой Сэта-прядильщика, ложилась между тонкими рогами. «И не промахнётся же,» — Гедимин покачал головой. «Четыре отростка, смещённый центр тяжести… и он её не закручивает, а как-то… толкает под углом. Вот как раз этот момент… Hasu! Ну и как это предполагается механизировать?»