В ангаре было тихо. Вепуат ушёл в столярку. Филки снаружи упражнялись в перетаскивании бочек и волокуш, — к более сложным занятиям их можно было пристроить не ранее чем через пять-шесть часов. Из низины доносились приглушённые удары — на складе дробили «асбест». Гедимин покосился на загородку, за которой медленно окрашивалось зеленью минеральное волокно, и тяжело качнул головой. «Надо было сканировать в увеличении! Там что-то залито или вставлено внутрь кости. Без этой детали получится ерунда. Сделать образец, покрутить в руках, — потом уже думать о механизации.»
Дверь приоткрылась.
— Ага, тебя нашёл, — Альгот шевельнул пальцами в приветственном жесте. — А где Вепуат?
— В ущелье, лечит Бронна, — отозвался Гедимин и запихнул исчирканные листки за отодвинутую заслонку. — Вдохнул кислоту. Из твоих все целы?
— Кислоту⁈ — химик щёлкнул языком. — Надо же было умудриться… Нет, я идиотов в лаборанты не беру. А вот со складом надо что-то делать. Лаборатория не резиновая. Тут — жарко. В бараке — тесно… и соображение у многих сбоит. В ущелье трясёт. Нужно какое-то помещение…
Гедимин посмотрел на потолок.
— Станция. Тепло, сухо, никто не ходит. С подъёмником управитесь.
Альгот, хмыкнув, посмотрел себе под ноги.
— Станция? Прямо в пещере? И что, строительству не помешает?
— Какое строительство до конца месяца, — Гедимин досадливо сощурился. — Местные суеверия… В общем, кислоту можешь перенести туда. Только скажешь мне, куда поставил.
— Ага, — пробормотал филк, думая о чём-то своём. — Спасибо. Но я пришёл не за этим. Помнишь ксенофторную кислоту? Вы ещё привозили воду из Сфена Воздуха… Выработка падает. Уже вторые сутки. И на какую-то странную величину.
Гедимин мигнул.
— Выработка? Что за величина?
— Между пятью и десятью процентами… семь-восемь, плюс-минус, — ответил Альгот, угрюмо щурясь. — Любопытно, что их как будто считают от одной величины. В общем — пойдём, сам посмотришь.
…Гедимин осторожно отодвинул рассыпающийся ворох заметок.
— Сшил бы, что ли. Потом ни кварка не найдёшь.
Альгот рассеянно отмахнулся. Он переливал из большой бутыли синеватую жидкость. «Вода. Сфен Воздуха» — прочёл Гедимин на прозрачной стенке.
— Сейчас покажу на деле, — пробормотал химик, поставив пробирку на штатив, и потянулся за следующей ёмкостью — с пометкой «Вода. Сфен Земли». Гедимин поднял сигма-сканер, «посветил» на одну бутыль, на другую — и растерянно мигнул.
— Стой! Ты состав проверял? — он кивнул на ёмкость с синей водой. — Там смесевая жидкость. Пятнадцать процентов местной воды.
— Sa hasu! — выдохнул химик; пробирка в его руке едва не хрустнула. — Уверен?
Он взглянул на сигма-сканер, проглотил ругательство и отодвинул уже ненужный штатив. Пробирки зазвенели.
— Смесь… Вот оно что, — Альгот покачал головой. — Думаешь, диверсия?
Гедимин пожал плечами.
— Какая-то дурацкая. Каждый день разбавлять понемногу… Вылить всё и заменить — ещё было бы понятно. Себе взять, сколько надо… но взяли бы, наверное, чистое? А это — дурь какая-то. Ты всех своих на эа-мутацию проверял?
Альгот поморщился.
— У меня вот вчера были мысли… Попросил Айзека обернуть контейнер защитным полем. С утра было на месте — а выработка снова упала. То ли Айзека или Кенена потянуло на дурацкие шутки, то ли…
Он придвинул к себе ворох записей. Пара листков упала на пол — химик этого даже не заметил.
— Тринадцатый день… — щёлкнуло в мозгу Гедимина. — Вчера же был тринадцатый день. С выезда за водой. По-местному это что-то значит…
Альгот ударил кулаком по переборке.
— Трансссформация, мать её колба, — прошипел он, потирая ушибленную руку. — Значит, есть срок годности…
— Сфен Воздуха под боком, — сказал Гедимин — и тут же поёжился, вспомнив последние встречи с его аборигенами. — Как всё притихнет, ещё наберём. Был бы чистый образец, я бы отделил примесь…
Альгот махнул рукой.
— Не возись. Тут и были-то остатки. Вовремя я занялся ксенофторидами…
Он с сомнением посмотрел на синюю бутыль и отодвинул её к стене.
— Накроешь её полем? Проверим, какой состав будет завтра.
— Один к четырём, где-то так, — пробормотал Гедимин, накрывая бутыль непрозрачным куполом. В груди шевельнулось что-то тяжёлое. «Местный сопромат, sa hasu… Не блокируется и не экранируется. Ладно, учтём…»
…Вепуат с сигма-сканером в руке стоял у прозрачной стены и задумчиво смотрел на экран.
— А иглица всё-таки выжила, — сказал он, не оборачиваясь. — Побегов нет, но все ядра на месте. И внутри — почти сформированные споры. Видишь, в ядре — камешки? Вот в них запущены такие… проводящие трубочки. Видишь перетяжку? Как всё дозреет, она одеревенеет и отломится. Интересно, как оно отличает камни-инкубаторы от камней для переваривания…
Гедимин покосился на экран и пожал плечами.
— Бронн ещё живой?
Вепуат кивнул.
— Пришёл в себя. Думаю, сердце выдержит. Вот только… — он оглянулся на ущелье. — Боязнь темноты может быть симптомом отравления? Оставил ему фонарь…
— Темноты? — Гедимину почудилось шевеление на границе тени, но пристальный взгляд ничего там не нашёл. — Икси…
Вепуат, вздрогнув, развернулся к нему.
— Икси⁈ Думаешь, они за ним…
Гедимин пожал плечами.
— Местные могут бояться.
«К Урджену Икси не лезли,» — мелькнуло в голове. «Ко мне, когда лежал раненый, — тоже. И когда Скогны влезли в Сфен Огня… Местные боятся, это понятно. Но Икси вроде бы не лезут к живым. Если только не… Sa hasu!»
— День Мрака, — прошептал он, вспоминая пометки в календаре. — Завтра надо осветить столярку поярче…
18 день Мрака, месяц Пустоты. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген
Света ручных фонарей хватало на три метра. Дальше темнота уплотнялась; ещё полметра — и чёрная стена становилась непроницаемой. Гедимин видел свет, просочившийся из вентиляционных лючков барака. Стоило от него отвернуться, и всё тонуло во мраке. Сармат знал, что светится и столярная мастерская на дне ущелья, — но на ближайшую тропу её света уже не хватало.
— Снаружи плюс семь, — Вепуат сверился с сигма-сканером. — И много-много полос ряби.
Гедимину померещилось, что на краю поля зрения зажглись белые точки. Оборачиваться он не стал — Икси всё равно ушёл бы от прямого взгляда.
— Как думаешь, они мирно настроены? — спросил Вепуат, понизив голос. Гедимин пожал плечами.
— Я оставил в душевой несколько штуковин из стекла, — сказал Вепуат. — Спрошу — может, что им понравится. Теперь мы знаем, как им передавать вещи… Жаль, обратная передача очень уж трудна.
Гедимин машинально потёр правую ладонь и недовольно сощурился.
В цеховом ангаре было темно — сарматы ещё с ночи убрали все светильники. Их забрал Кут’тайри и расставил по периметру склада. Гедимин видел его на экране сигма-сканера, — плазменный шар, повисший между источниками света.
— Всем не по себе, — хмыкнул Вепуат, взглянув на сгусток плазмы. — Хотел позвать филков — мол, хоть чем-то развеют скуку. Да куда там…
Гедимин подобрал отложенные с вечера «пряди» асаановой руды, ещё раз обернул их защитным полем и закинул на плечо. «Восемь центнеров — мне. А два и Вепуат дотащит.»
…На складе осталось немного пустых ячеек — песком его уже забили на три четверти. Вепуат воткнул в стену фонарь, вытянул из связки «асбестовую» «прядь» и уложил в жёлоб. Гедимин уже видел следы истирания — и на дне углубления, и на каменном бойке. «Нужен более прочный материал,» — думал он, опуская массивный подвес на волокнистую руду. «Возможно, с добавкой рална-камня. Как раз пригодится его регенерация…»
… — Интересно, это волокно тоже позеленеет? — подумал вслух Вепуат, глядя на пух, прошедший сквозь частый гребень. Гедимин, прикрыв ладонью «магнит», дождался, когда волокна пройдут сквозь зубцы повторно. Отлетевшие игольчатые отломки остались лежать в стороне.
— Будет тёмно-зелёным, — отозвался Гедимин, вспомнив, как рассматривал волокно в душевой. Оно промокло, размягчилось, жёсткие примеси отделились или растворились, но на цвет вымачивание не повлияло. «Тёмно-зелёный асбест… При нагреве не выцветает. Ни руда, ни волокно недомоченное. Конечный продукт не проверял.»
— Светло-зелёный и тёмно-зелёный, — Вепуат едва заметно ухмыльнулся. — Можно выткать орнамент.
— Альгот со своими экспериментами… — Гедимин недовольно сощурился. — У нас что, мало кейека? Прожарил бы волокно без лишних нововведений…
Вепуат хмыкнул.
— Тебя что, местные покусали? В зелёном волокне ничего плохого. Ну, будет чуть хуже серебристого. Но жёлтому и белому не уступит. Ты же сам проверял — не уступает же?
— Обработка ещё не закончена, — буркнул Гедимин, заталкивая комья пуха в мешок. Он старался не сдавливать волокно, но оно слипалось и спутывалось от неосторожного дыхания. «Как с этой дрянью будут работать? Только в двух респираторах. И то кто-нибудь надышится!»
Подвес с грохотом опустился в жёлоб. Вепуат вздрогнул.
— Слышишь?
Гедимин растерянно хмыкнул. Подвес снова упал, дробя волокнистый минерал, — только его грохот и треск сармат и слышал.
— Тихо! — Вепуат вскинул руку и развернулся к воротам. — Слышал? Стонет…
Гедимин отпустил рычаг. За воротами что-то испуганно пискнуло. Писк оборвался хриплым стоном.
…Сигма-сканер был бесполезен — ущелье затопило шевелящейся рябью. Вепуат вскинул фонарь над головой — и с гневным воплем метнулся к обрыву. Под скалой, на одном из перекрытий недостроенной станции, скорчился Бронн. Его уложили в двойное кольцо из длинных костяных бус. Ещё одна низка свисала на грудь. Её незамкнутыми концами обмотали ему запястья. Другой одежды не было — кроме узкой набедренной повязки и бинтов на руках.
Вепуат вбил фонарь в углубление камня, едва не сломав корпус, и развернулся к Гедимину.
— Свет!
— Держи, — Гедимин содрал с пояса два фонаря и «термобластер». — Будет ещё. Продержишься?