Он оглянулся на складской ангар и не увидел его — между распахнутыми воротами, за которыми должен был гореть свет, и освещённой же каменной плитой встала шевелящаяся чёрная стена. Белые точки, собранные по шесть, загорались в ней и тут же гасли.
— Нет, — выдохнул Вепуат, снимая с плеча плазмомёт. — Сейчас — уже нет. За ним пришли…
Бронн с испуганным писком завозился на камне, будто пытаясь в него зарыться. Гедимин слышал его частое хриплое дыхание — и странный шелест, волнами наползающий со всех сторон. Он воткнул фонарь с другой стороны плиты — и как раз вовремя: длинный теневой язык почти дотянулся до стонущего Бронна. Свет ударил по зажмуренным глазам, и раненый вздрогнул.
— Грёбаные дикари! — выдохнул Вепуат. — Надо мне было подумать…
Он подцепил обе нитки бус и, раскрутив их на вытянутой руке, швырнул в темноту.
— Уходите! Он жив и будет живым! Вам его никто не отдаст!
Вокруг зашелестело.
— Ушшше оттали, — прошипел кто-то Гедимину в наушник. Фонари замигали. Темнота колыхнулась, подступая ближе.
— Бусы, — выдохнул сармат, срывая с плеча сфалт. — Бусы на шее. Выкинь их вон!
Он поднял плазморез на вытянутых руках. Темнота зашелестела. Фонари вспыхнули ярче. Мимо пролетели обрывки бус. Позвонки застучали по камням. Откуда-то слева донёсся испуганный писк. Пищал не раненый — его так трясло, что он не мог даже стонать.
— Отдали? — сбоку от Гедимина вспыхнул яркий свет, и чёрная стена, качнувшись, отступила. — Поторопились. Этот Бронн с вами не пойдёт.
— Кто это ссскасссал? — ледяной коготь притронулся к гедиминову виску. Сармат стиснул зубы. Пластины на корпусе сфалта уже разъезжались под его пальцами — ещё немного, и ущелье зальёт зелёный свет.
— Кто? Мы, жрецы Пламени, — Вепуат взмахнул «термобластером», очерчивая сияющий круг. — Я говорю — он останется среди живых. Ук-Хеммайн его не получит. Ракушки из стекла? Цветные чаши? Их пусть берёт. Этот Бронн — наш.
Темнота зашелестела.
— Говоришшшь, он претнасссначен для Пламени? — шесть белых точек зажглись и тут же погасли. — Шшшто шшше… Пусссть он оссстанетссся ссс Пламенем. Ук-Хеммайи отссступаетссся от него… на этот рассс. Ссстелай чашшшу, тоссстойную хозяев Ук-кута. Они примут твоё подношшшение…
Свет фонарей ударил по глазам. Ярко освещённое пятно растянулось поперёк ущелья, зацепив дальнюю скалу. Вепуат, шумно выдохнув, сел на край плиты. В полной тишине было слышно только хриплое дыхание раненого.
— Они ушли, — буркнул Вепуат, повернувшись к нему. Когтистая ладонь, закрывающая лицо, дрогнула.
— Живьём выкинуть падальщикам… Ублюдки!
— Его надо в тепло, — сказал Гедимин, оборачивая неподвижного Бронна защитным полем. Вепуат еле слышно выругался.
— Конечно. Идём, — он оглянулся на исчезнувшую в темноте столярную мастерскую и скрипнул зубами. — А с ними я поговорю.
…Гедимин думал, что через темноту придётся пробиваться — но она сама отступала с дороги, только было видно, как фонари то тускнеют, то разгораются. Когда Вепуат распахнул двери барака, и наружу ударил сноп света, сармат услышал шипение, и спину обожгло холодом. Гедимин, не оборачиваясь, вошёл в вестибюль. Двери захлопнулись, и холод исчез.
— Его выкинули падальщикам, — услышал он сердитый голос Вепуата. — Свои же. Куда его ещё нести⁈
Он придвинул Бронну под спину свёрнутое одеяло и вышел в коридор.
— Экхард! Куно! Сюда!
Бронн, убрав руки от лица, сощурился на Гедимина. Дышал он по-прежнему тяжело, но рот странно дрожал — будто существо пыталось ухмыльнуться.
— Они ушли, — сказал Гедимин. — Ты поправишься. А чашку для их бога я сделаю. Не знаешь, что он там считает достойным? Черепушку с костями?
Бронн, вздрогнув всем телом, прижал уши.
— Ладно, спрошу у Икси, — буркнул Гедимин, сообразив, что тема для разговора совсем неудачная. «Ему бы отдохнуть спокойно… Бронны, sa hasulesh! Вот уж чего не ожидал…»
…Вепуат остался в бараке. Гедимин вышел в темноту, старательно думая об «асбесте». «Надо всё-таки переработать. Там ещё восемь центнеров. Скорее бы вечер…»
— Эй! — крикнул он, глядя на чёрную стену. — Что нравится правителям Ук-кута? Я тут видел кучу штук из черепов и зубов. Такая сойдёт?
Темнота зашелестела, но никто не ответил. Гедимин, выждав минуту, выразительно пожал плечами и двинулся вниз по тропе. «Ладно, спрошу у кого-нибудь ещё. Явно же есть какие-то ритуалы. Этого добра у всех полно.»
…«Это — для утилизатора. А это — положить в душевой. Пусть мокнет,» — думал Гедимин, собирая разбросанные мешки. Те, что для душевой, были куда легче.
Сигма-сканер показывал, что полосы ряби исчезли с холма пять минут назад. Дольше всего они держались в душевой — и воды в цистернах почти не осталось. Гедимин покосился на почти опустевшие выпариватели, направил луч в сторону и наткнулся на филков, выходящих из лаборатории с бурдюками раствора. «Альгот уже снарядил лаборантов,» — сармат, довольно хмыкнув, закрыл за собой ворота. Снаружи было темно — как обычно в это время. Гедимин воткнул фонарь в гнездо у двери. У соседнего здания кто-то испуганно пискнул. Сармат развернулся на звук и увидел у столярной мастерской четверых Броннов. Ещё двое аборигенов выглядывали из-за двери. Это были Скогны, и один из них держал запачканный жиром горшок.
— Мастер Дим-мин, — заговорил Бронн, глядя на Гедимина снизу вверх и прижимая уши. — Скажи об Уттунри. Пламя взяло его, но ведь ваша пища ему не годится…
Гедимин сердито фыркнул.
— Уттунри? Кто додумался живого скармливать падальщикам⁈ Ещё раз его тронете…
Аборигены шарахнулись в «шлюзовую камеру» — только стукнул о пол поставленный кем-то горшок.
— Гедимин! — Вепуат с обрыва заглядывал в ущелье. — Что там у них? Что было про пищу?
Гедимин поморщился.
— Притащили какую-то дрянь в горшке. Хотят добить, наверное.
Из «столярки» донеслось возмущённое верещание. Вепуат хмыкнул.
— Давай горшок сюда. Проверим.
— Как он там? — спросил Гедимин, выбираясь на холм.
— Уснул, — отозвался Вепуат, сканируя горшок. — Если не застудился в ущелье, будет жить. Лёгкие и глаза ему, конечно, пожгло…
Гедимин оглянулся на «столярку», хотел сплюнуть, но помешал респиратор.
— Странно, — пробормотал Вепуат, взвешивая горшок в ладони. — Сканер ничего лишнего не видит. Жир как жир. Ягод, конечно, напихали… Ладно, шкурки я выкину.
Гедимин мигнул.
— Ягоды курруи⁈ Это же лечение… Они его только что выкинули на смерть!
Вепуат пожал плечами.
— Видимо, передумали. Гедимин, ты иди пока в горячий цех. Насыпь пару кило шихты, и пусть плавится. А тут я сам пообщаюсь. Вернусь — будем делать чашу.
19 день Льда, месяц Пустоты. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген
Вентиляция гудела вполсилы — воздух, подогретый реактором, уходил под городской купол и медленно остывал там.
— Да открой на полную, — махнул рукой Айзек, наблюдая, как Гедимин настраивает приток и отток. — Снаружи, считай, ничего не просачивается. А плюс восемь на входе как-нибудь выдержит.
— Что за куполом? — спросил Гедимин, открывая клапаны «на полную». Гул стал громче.
— Минус девяносто два, — Айзек едва заметно ухмыльнулся. — Поселенцы осмелели. Хотел сделать весь купол матовым — нет, им надо смотреть на красивый иней. Привыкают…
Гедимин недовольно сощурился.
— Нашли на что смотреть! Сделал купол матовым?
— Весь, кроме пары просветов, — ответил Айзек со странной ухмылкой. — Заметь — смотрят они изнутри. Наружу никто не лезет.
— Ещё бы лезли, в их-то тряпочках, — проворчал Гедимин. В люк уже спускалась, переговариваясь, утренняя смена. Сармат в последний раз тронул корпус реактора и развернулся к выходу. «Ещё один день простоя. Вчера ещё и филки отдыхали. Сегодня надо бы загнать их на занятия. Пусть хоть линзы свои доделают. Да, ручная шлифовка — дело нудное. Но им вполне по силам.»
…Чаша, извлечённая из «холодного отсека» печи, уже не обжигала пальцы, но ещё хранила тепло. Гедимин поставил её на поддон, смерил недоверчивым взглядом и еле слышно хмыкнул. С Вепуатом и его «чертежом» он вчера не спорил — торопился доделать странную штуковину и разобраться с не вполне понятным обязательством. Сегодня штуковина выглядела ещё более странной, — бесформенная, несимметричная конструкция из костей, шипов и налипших тут и там ракушек. Вепуат смотрел на неё с довольной ухмылкой, Гедимин — с нарастающим сомнением.
— Здорово получилось, — сказал разведчик, обматывая ножку чаши бусами из позвонков. — Спасибо, что помог. У меня одного так не вышло бы.
Гедимин щёлкнул когтем по верхнему элементу чаши, похожему на пробитый череп.
— И как из этого пить?
Вепуат отмахнулся.
— Боги, думаю, разберутся.
Он поправил костяную «обмотку» и отступил на шаг, высматривая что-то среди инструментов.
— Кто будет разбивать?
Гедимин нехотя стащил с плеча сфалт.
— Я разобью. А ты скажешь… ну, что там надо.
Сильный удар был не нужен — странная конструкция и так не отличалась прочностью и на несколько кусков развалилась бы и от случайного падения. Осколки опали аккуратной горкой внутри кольца из бус.
— Эта чаша отправляется в Ук-кут, — с нелепой торжественностью проговорил Вепуат. — Пусть его владыки примут наше подношение!
Гедимин повесил сфалт за спину и отодвинулся. Вепуат протянул руку к бусам, но, помедлив, опустил её и взялся за сам поддон.
— Поставлю подальше, чтоб филки не влезли, — пробормотал он, задвигая осколки, так и опоясанные бусами, в самый дальний угол ниши. Гедимин еле слышно хмыкнул.
— Ждёшь ответного сигнала?
Вепуат пожал плечами.
— В незнакомых процессах лучше не торопиться.
…Горка «асбестовых» «прядей» заметно уменьшилась. «Когда всё закончится, поедем в Сфен Огня,» — думал Гедимин, обматывая пучок защитным полем и закидывая на плечо. «Проломим лаву, засядем там на сутки, нагрузим сааг-туула под завязку — и потом уже спокойно всё обработаем. По трапповым разломам лишний раз бегать не хочется. Лучше один день нормально поработать — и больше не рисковать.»