— Да это растение, растение, — поспешно сказал Вепуат. — Кстати, сладко.
Гедимин ошалело мигнул.
— Ты это ел⁈ — он втянул воздух, подавляя накативший спазм.
— Ну, надо же было попробовать, — спокойно ответил Вепуат. — Джагулы вон какие довольные.
Под треск погремушек голова сааг-туула, а затем и плечи, исчезли в невидимом разломе. Ещё несколько секунд — и он поглотил и сарматов. Холмы сменились волнистой равниной с редкими округлыми возвышенностями. Её рельеф терялся под пёстрым шевелящимся покровом. Здесь, похоже, субстрат был более скудным — или не успел размокнуть от дождей, — кое-где ещё можно было разглядеть безжизненную глину. Но даже из неё торчали какие-то грибы, губки, длинные спороносы. Деревья-холмы покрылись углублениями, окружёнными цветной бахромой. Разглядеть их было трудно — тучи мелкой и крупной фауны висели над каждым отверстием.
— Оно теперь и в Элидгене… вот так? — запоздало сообразил Гедимин, глядя на кишение жизненных форм.
— Под куполом — меньше, — ответил Вепуат, высматривая что-то на экране сигма-сканера. — То ли споры не выпали, то ли воды не хватило. Крыши и стены мы почистили, не волнуйся. И из ущелья я тоже все колонии вынес. А под землёй их почти и не было. Штук пятнадцать по всем пещерам. Наверное, кто-то споры случайно занёс.
— Споры? На станцию⁈ — Гедимин схватился за сфалт. «И как её теперь дезинфицировать? Омикрон-лучами? Нейтронным потоком?»
— Да они мелкие, — отозвался Вепуат. — Прилипли к чьей-нибудь ноге…
Он неожиданно фыркнул.
— А вот стиралка обросла как следует! Я думал, Дасьена просто разорвёт. Когда её открыли, а там всё это шевелится… Не, ну оно её сильно не погрызло. Альгот её кислотой протравил — теперь вроде чисто.
— Мать моя колба… — пробормотал Гедимин. — А внутри ни у кого ничего не выросло?
Вепуат, посерьёзнев, наконец отвёл взгляд от экрана.
— Я всех проверил, Гедимин. Себя тоже. Чисто. А вот сапоги двоим сожрало. Но тут сами виноваты — Дасьен на прожарку всех гонял. Только они не пришли.
— Сожрало? — Гедимин невольно поёжился, посмотрел на «обшивку» под ногами, — из неё вроде бы ничего не торчало.
— Чистили, — Вепуат перехватил его взгляд. — И сааг-туулов, и моего Тикса. Дикие животные вечно таскают на себе кучу всего. Такой передвижной субстрат…
Сармат посмотрел на небо. Гедимин проследил за его взглядом и поёжился. В серо-зеленоватых небесных складках темнели огромные силуэты. Они медленно двигались, поворачиваясь друг к другу то «головой», то длинным боком, и размытые выросты на их «бортах» ритмично колыхались. От хвостовой части одного из них что-то отделилось, полетело вниз, на лету разрастаясь и расплываясь облаком — и, не достигнув земли, распалось на части и рвануло вверх.
— Брачные танцы, — хмыкнул Вепуат; два гиганта в небе шли на сближение. — Сложное дело! Я так думаю, они живородящие. Если бы это метало икру, мы бы её не пропустили.
Загромыхали трещотки — сааг-туул незаметно для сарматов почти добрался до дерева-холма, и теперь его отгоняли, разворачивая к разлому. Гедимин проводил взглядом живые астероиды, растянувшиеся в небе бок о бок, и покачал головой. «Что-то там с гравитацией. Их должно тянуть не только вниз, но и вверх. И, возможно, вбок. Никакими пузырями с газом такое на лету не удержишь.»
…Когда Гедимин спускался в отсек, перед глазами плыли и шевелились цветные пятна. Спокойно посидеть и промигаться ему не дали — не прошло и десяти секунд, как в тот же отсек пролез Вепуат.
— Альгот! — он хлопнул себя по шлему. — Совсем забыл. А ведь обещал! Вот, смотри. Это он просил тебе показать. Прямо как встретимся. Что за спешка — не знаю. Но раз уж обещал…
Он шмякнул перед Гедимином стопку цветных полос. Сармат растерянно мигнул.
— Что это? Гзеш?
Он помял полосы в руке, вспоминая знакомые сорта равнинных эластомеров. Почти не изменилось только плотное малиновое вещество — «ипроновый гзеш», видимо, часть экранированного шлема. Одна из полос была светло-жёлтой с прозеленью, пористой, очень лёгкой; приглядевшись, Гедимин различил микроскопические волокна в толще эластомера.
— Волокнистый гзеш, — пояснил Вепуат, выудив из кармана исписанный листок. — Тут сырьё надо было экономить. Это же на бельё, по два комплекта на каждого.
— Лёгкий, — Гедимин намотал полосу на пальцы и осторожно подёргал. — Тянется… На истирание проверяли?
— Ну, не ипрон, — Вепуат развёл руками. — Но пару лет продержится. А потом — в переплавку. Альгот — он собирается всё старое бельё расплавить. Там много лишнего гзеша ушло. Новый сорт — он сильно экономнее.
— Угу… — Гедимин подобрал тёмно-серую полосу со странным волнистым орнаментом. «Войлок? Что они вплавили внутрь? А-а, это местный „асбест“…»
— Термоизоляция, — быстро пояснил Вепуат. — Пару сотен в обе стороны держит. Для холодных дней — как раз. Ну, и для не слишком опасных работ. Металл его, конечно, проплавит…
— Ухм… — Гедимин подёргал полосу за концы; растянуть её удалось совсем чуть-чуть, но руки у сармата заныли раньше, чем эластомер затрещал. «Повышенная прочность. Неплохо…»
— А остальное — опыты с пигментами и металлизацией, — Вепуат кивнул на цветные полосы. Некоторые из них тускло блестели, другие покрылись пятнами. Гедимин взвесил их на ладони и неопределённо хмыкнул.
— Хорошо… Значит, с эластомером проблем не будет? Нужное сырьё уже добыли?
Вепуат шумно вздохнул.
— Скажем так — добывают. Там все очень-очень заняты, Гедимин. Знаешь, сколько зверья надо перебить, чтобы хватило хотя бы на одежду?
«Так я и думал,» — Гедимин угрюмо сощурился. «Это тебе не синтез из минерального сырья. С другой стороны — зверьё вроде как размножается…»
— Доедем — посмотрим, — буркнул он, убирая образцы гзеша в карман. «Одеваться можно и в шкуры. А вот для станции полимер нужен. Надеюсь, Альгот не подведёт.»
…Сааг-туул уткнулся мордой в кусты. Перемалывал он всё без разбора, оставляя за собой широкую борозду перепаханного гравия. Фауна, мельтешащая вокруг, не обращала на него внимания, — скорее всего, он и её пожирал, если только не успевала проскочить между резцами. Вепуат уже в третий раз поднялся на борт с мешком образцов и теперь разбирал их, то и дело выкидывая что-то обратно в шевелящееся месиво.
— Смотри, чтоб на скафандре ничего не выросло, — буркнул Гедимин, стараясь не глядеть на его добычу. Вепуат только отмахнулся и засунул что-то шевелящееся в хоботок Скафа. Животное свисало с его плеч, принюхиваясь к образцам.
— Ну что? — негромко прорычал кто-то на загривке. В ответ ему раздражённо рявкнули. Там, над углублением, застеленным белой шкурой, склонился Урджен. Он был в полном «снаряжении» — весь в перьях и свисающих цацках. Ещё несколько связок перьев он держал в руке и время от времени подбрасывал. Они падали на разложенные на шкуре камешки. Урджен склонялся к ним, обнюхивал, пробовал языком — и снова, раздражённо рыкнув, поднимал перья и смотрел сквозь них на небо. За «шаманом» пристально следили трое Джагулов из племени Хеллуг и ещё восьмеро — с загривков других сааг-туулов. Животные спокойно пережёвывали кустарник, а вот их «экипажам» было не по себе. Гедимину сначала показалось, что они следят за окрестностями, но нет — все глазели на Урджена. «Может, поэтому он и злится,» — подумал сармат, поднимаясь на ноги. Урджен на его приближение не обратил внимания — он с остервенением тряс перья, чтобы снова их бросить. Потом закрыл глаза и пару секунд раскачивался на месте, подвывая сквозь зубы.
— Что там? Опять дрянь приснилась? — спросил Гедимин, глядя на «шамана» с нарастающей тревогой. Урджен, хрипло рявкнув, смотал связки перьев и прикрепил к плечу.
— Плохо. Ветер движется. Ничего не разобрать.
Ваджег, до сих пор пристально следивший за ним, выпрямился и рявкнул.
— Так что делать утром? Идти? Ждать?
— Ночью ещё посмотрю, — пообещал Урджен, устало потирая лоб. — Вчера сказал бы — идти. Сегодня — не знаю.
С дальнего сааг-туула донеслось невнятное ворчание. Урджен дёрнулся и отчётливо скрипнул зубами.
— По счёту дней выходит — ветер сильный, но без смерчей, — пробормотал Джегех. Все трое на него оскалились, и он подался назад.
— Урджен чует плохое, — прорычал Ваджег, глядя на перья. — И не говорит.
— Потому что ничего не разобрать, — отозвался Урджен. — Что говорить попусту⁈
— Надо было брать своих сновидцев, — донеслось с дальнего сааг-туула. Джагулы зарычали, шерсть на загривках встала дыбом. Вепуат, обогнув их, вошёл в круг и сел у расстеленной шкуры. На его нетерпеливое хмыканье кочевники нехотя обернулись.
— Вы про завтрашний день? День Воздуха? — спросил Вепуат. Урджен угрюмо рявкнул.
— Что снилось-то? — спросил у него Гедимин, потеряв терпение. Джагул оскалился.
— Твои сны — огни и камни. Тебе самому в них глаза не жжёт? Мне на такие сны сил не хватает. А другим сквозь них не пробиться.
— И всё-таки ты чуешь неладное, — пробормотал Вепуат, слегка сузив глаза. — Думаешь, завтрашний день лучше переждать? Где-нибудь под холмом, в затишье?
Джагулы, не сговариваясь, оглянулись на Гедимина. Он угрюмо сощурился. «Я-то при чём⁈ Я же не синоптик.»
— Если день переждём, никуда не опоздаем, — вслух сказал он. — Если с утра начнёт задувать, где-нибудь заляжем. Смотри по обстоятельствам, Урджен. Мы местных правил не знаем.
Вепуат кивнул.
— Можно с вечера присмотреть тихое ущелье. И вынести на видное место ворота ветра. Урджен! Если гадание не задалось, ты бы поговорил с… существами Воздуха. И с их командиром. Может, договоришься, чтобы нам дали пройти. Или хоть узнаешь, что у них в планах.
Джагул угрюмо рявкнул.
— У летящих в вихрях нет планов. Буду говорить. Был бы здесь Джаарган…
Не договорив, он сгрёб все камни со шкуры и высыпал в мешок. Сарматы, переглянувшись, отошли от кочевников. Гедимин ещё долго слышал, покачиваясь на спине сааг-туула, шелест перьев, удары бубна и тоскливый вой. Он успел спуститься в жилой отсек, подремать, выбраться наружу, — Урджен всё говорил с кем-то невидимым. Вепуат косился на него и болезненно щурился.