Вепуат открыл флягу. Правитель поднялся, заглянул в неё, покосился на Кьюссов, зажимающих носы и отползающих по террасам, — и, сложив руки, резко провёл костяшками по костяшкам. Сдавленное шипение оборвалось. Все замерли.
— Унксу-Эаннайя видит, что это очень сильное снадобье, — бесстрастно сказал Кьюсс. — Пусть же оно будет роздано в сильный день. Завтра зажгутся огни для той, кто движет ветра. Завтра здесь будут вожди всех кланов. Унксу-Эаннайя созывает их всех!
Он чуть повысил голос. Писец, хотя к нему никто не обращался, вздрогнул и схватился за чистый белый лист. Это был лист дерева с размочаленными крупными прожилками и срезанной бахромой — на этом «производство бумаги» и закончилось.
— Ваше дело, — Вепуат пожал плечами. — Ну что, принесут нам чашку? Могу налить с запасом. Мало ли, кто ещё заболеет. Другие города, например.
— Ты щедр, — отозвался правитель; кажется, на этом моменте его передёрнуло. — Джера не смеет обмануть твоё доверие. Никто не скажет, что Унксу-Эаннайя присвоил чужое. Пусть завтра снадобье будет роздано из ваших чаш. Завтра, когда загорится Пламя Равнины, вожди кланов Джеры соберутся тут. Покажи им, что боги больше на них не гневаются.
Он сложил руки на массивную «косу» из бус и чуть наклонил голову. Вепуат пожал плечами.
— Как хочешь. Если им так будет спокойнее… Скажи им, чтоб пришли с чашками. Снадобье сильное, каждому хватит одной капли. А с утра пусть выпьют ледяную воду.
— Твои слова записаны рядом с моими, — отозвался правитель. Писец уже выпрямился и протянул верхнему ярусу самый светлый лист, покрытый мелкими значками. Правитель прижал к его краю сжатый кулак, оставив оттиск четырёх перстней.
— Вот и хорошо, — сказал Вепуат, глядя на листок. — Это успеют всем разослать? Город, небось, уже спит.
— Под шелест ворот Ук-кута мало кто может заснуть, — сказал один из соседей правителя. Он уже забрал лист и теперь чего-то ждал, глядя на главного Кьюсса. Тот резко приподнял согнутые пальцы.
— Пусть глаза Джеры откроются!
Видимо, кто-то нажал на рычаг, — часть стены вспыхнула по линиям орнамента и просела внутрь. За ней была небольшая ниша. Её стенки, вымазанные белой церой, были сплошь вымощены тёмной галькой. На каждом камешке застыл неподвижный блик.
Кьюсс, держа лист в вытянутой руке, приложил ладонь к краю ниши. Белая цера вспыхнула так ярко, что Гедимин смигнул. Где-то загудели «сирены»-ракушки. Под их вой Кьюсс повесил листок на крючки перед нишей и, закрепив его края, шагнул в сторону.
— Видеосвязь, — прошептал Вепуат, толкая Гедимина в бок. Сармат недовольно сощурился. Он искал, куда делся кусок стены. Сейчас, когда ниша была открыта, казалось, что никакой крышки над ней и не было. «А ведь это камень. Не всякие там Куэннские штучки. Похоже, стены-то не было. Голограмма…»
Он огляделся по сторонам. «Где, в таком случае, проектор? У правителя? Или у него только кнопка „пуск“? Тогда передача сигнала…»
— Глаза Джеры прочтут каждый знак из записанного, — снова заговорил правитель. — Вы же, гости Унксу-Эаннайи, отправляйтесь в ночные покои. Всё, что вам нужно, будет туда принесено.
— Сначала я проверю, что с нашим зверем, — Вепуат поднялся на ноги. — А ещё лучше — мы там и переночуем. Ты пока скажи, чтобы собирали церу. Больше ничего от Джеры нам не нужно.
Кьюссы переглянулись. Кто-то прижал уши. Правитель поднял когтистые ладони и чуть наклонил голову.
— Пусть будет так. Ваш зверь получит вдоволь воды и пищи.
— Он сыт, — буркнул Вепуат. — Ничего не нужно. Не бойся, за ночь мы не улетим. И снадобье тоже.
…Туун-шу повис в десяти метрах над землёй и нехотя втянул плавники. Гедимин видел, как он выглядывает из-под брони, высовывая наружу то один, то другой глаз. Внизу так и не стемнело — светящийся орнамент на стенах не выключался на ночь. Если прислушаться, можно было различить шаги — кто-то на мягких лапах обходил город, иногда постукивая костью по камню. Гедимин посмотрел на сканер и увидел белесый экран и множество пятен ряби. Она не закрывала обзор полностью, но объекты сквозь неё просматривались, как в тумане.
— Тут пять кварталов, похоже, — вполголоса заметил Вепуат — он тоже сканировал город. — И по трое патрульных на каждый. И ещё караулы на башнях. Эти смотрят наружу. Странное тут всё-таки оружие. Мелкое какое-то.
— И фонящее, — пробормотал Гедимин, пытаясь найти систему в расположении пятен ряби. «Фонил» весь город, горы за ним — тоже, но некоторые объекты — особенно сильно… и многие из них были рядом с жителями или вовсе на их телах. Некоторые жители «фонили» сами — и так, будто их вымазали толчёным сингитом.
Вепуат заворочался, устраиваясь на броне туун-шу, и вдруг хрюкнул в респиратор.
— Ты часы заметил?
Гедимин мигнул.
— Какие ещё часы?
— Водяные. Прямо у трона этого… мэра или кто он там у них. Жёлоб, прорезанный в кости, и водоотток. Прямо в подлокотнике. Не заметил?
Гедимин пожал плечами.
— Ну, на руку-то водяные часы не наденешь.
Вепуат снова хрюкнул.
— Интересно, когда их запускают? Я смотрел — там отток был закрыт.
Гедимин перевернулся на другой бок. Спать в ближайшие четыре часа он не собирался. Ему было не по себе — даже сейчас, когда он опустил височные пластины, и городское излучение не жгло мозг. «Надеюсь, хоть завтра мы доберёмся до Элидгена. Всё-таки я инженер, а не дипломат. От этой болтовни только череп гудит. Маккензи бы сюда, он бы им показал дипломатию…»
40 день Земли, месяц Воздуха. Равнина, Сфен Камня, город Джера
Где-то рядом открыли сразу множество вентилей на ответвлениях одной трубы, и они надрывно гудели. Гедимин сквозь сон досадливо сощурился и перевернулся на другой бок. К гудению множества труб добавился свист — где-то посрывало клапаны. Вода в трубе кончилась, теперь она с завыванием гнала воздух, и кто-то колотил по ней, выкликая зазевавшегося оператора. Потом отлетевший вентиль провалился внутрь и покатился, дребезжа, по металлу. «Как им водовод удалось порвать воздухом?» — удивился сквозь сон Гедимин. Он привстал, пытаясь определить источник шума, и кто-то с сердитым возгласом встряхнул его руку.
— Гедимин! Ты там что, в анабиозе⁈
Сармат открыл глаза. Свист, завывания и булькающий звон не прекратились. Снизу в бок упирались короткие шипы, сверху в лицо заглядывал недовольный Вепуат. Поверхность под сарматом шипела и проседала, медленно уходя вниз. Он встряхнулся и сел. «Мы в Джере. Тут у них ритуалы. Раздать лекарство…» — он покосился на карман с флягой. «Да, надо раздать. И лететь уже в Элидген. Текк’ты обещали вернуться, как месяц закончится. Надо показать им, куда копать…»
Сарматов ждали. Пока Вепуат уговаривал Тикса снизиться хотя бы на высоту удобного прыжка, у входа в светящийся туннель стояли двое в длинных панцирях. Гедимин, прикинув расстояние до террасы, мягко спрыгнул на каменный уступ. Вепуат приземлился рядом, складывая крылья. Тикс, надуваясь на глазах, взлетел вертикально вверх и повис в двадцати метрах над террасой. В тусклом утреннем свете Гедимин видел его сородичей — они, как дирижабли, качались на длинных тросах над сросшимися крышами.
— Геджер и Урху, могущественные жрецы, — один из кьюсских воинов шагнул вперёд. — Опора ледяных вершин ждёт вас в святилище Джеры.
Гедимин мигнул, но Вепуат уже направился за проводниками и потянул его за собой. Снова пришлось нырнуть в туннель, да ещё и пригнуться — этот ход строили явно не для сарматов. Цера, щедро намазанная на стены и потолок, светилась непривычно ярко — видимо, её «подогревал» городской радиационный фон. Гедимин на ходу косился на дозиметр — снаружи, в стороне от каменных навесов, стрелка-указатель чётко разворачивалась к горам. В лабиринте её начало качать — и вскоре сармат понял, что ведут его по ней, прямо к городскому центру.
Это был всё-таки не туннель — скорее, крытая улица; каменный навес над ней вплавили в стены отдельных построек и так их соединили, но они ещё отличались и цветом камня, и формой, и орнаментом. Ни одна дверь не выходила на улицу прямо — все открывались в изогнутые переулки, смыкающиеся с основным туннелем. Окон Гедимин не увидел вовсе — только ряды продухов под сводами. По пальцам тянуло сквозняком — город худо-бедно проветривался. «На улице плюс двадцать, в домах — теплее,» — сармат на ходу сверился с термометром. Кьюсс, выглянувший из переулка, шарахнулся в сторону.
Улицы закончились внезапно. Гребни крыш и края навесов «стекли», образовав склоны обширного кратера. Под ногами лязгнуло. Гедимин стоял на скальной поверхности, синей от запёкшегося металла. Трещины в ней заложили плоскими камнями; металл блестел и там — рэссена выпадала с дождями, застывала, и так нарастал слой за слоем. Впереди, на дне кратера, возвышались облитые расплавом обломки стен, и в их нишах горели огни.
Сначала Гедимину показалось, что тут было здание — что-то большое и запутанное, сложенное из огромных кусков камня. В них остались ниши, кабель-каналы, вентиляционные отверстия, но все мелкие элементы из них повыдирали, заменив толстым слоем церы. На крупных плитах вырезали символы; часть плит после этого упала, но поднимать их не стали. Между обломками, на их выступах, на плоской скале — везде, где можно было зацепиться, шевелилась местная флора. Остатки здания не были покинутыми — кто-то подновлял церу в выбоинах, наносил сложный орнамент, развешивал нити бус; вот и сейчас у одной из вертикальных плит собрались Кьюссы с ритуальными сосудами и дули в дудки. Траву, свисающую с той же плиты, никто даже не пытался проредить.
— Это святилище Джеры? — спросил Вепуат, оглядываясь на воинов. Они почему-то остановились на склоне кратера. Свист дудок стал громче. Кьюссы выплёскивали что-то на плиту, и оно стекало, вымывая церу из желобков. Гедимин шагнул вперёд — и резкий порыв ветра толкнул его в грудь. Теперь он видел, как на одеждах Кьюссов, отошедших от плиты, раскачиваются тяжёлые каменные подвески, и трепыхается бахрома. Ветер дул во все стороны одновременно. Гедимин посмотрел на небо — над Джерой медленно закручивался циклон.