Сармат растерянно кивнул.
— Радиозащитный экран проверили?
Гедимин снова кивнул, но растерянность только нарастала.
— Готовься демонтировать реактор, — сказал Айзек, сверяясь с наручными приборами. — Выгородим тебе коридор до главного корпуса. Твэлы выдержат? Не развалятся по дороге?
Мигать Гедимин начал ещё в конце первой фразы; на последней он кое-как совладал с мышцами век и сердито сощурился.
— Какой демонтаж? Какой главный корпус⁈
— В котором две активные зоны, — терпеливо сказал Айзек. — В одну из них сложим твои стержни. Реактор наверху оставлять нельзя. Следить тут за ним будет некому.
Гедимин едва не поперхнулся.
— Вы в себе? Там, внизу, ни кварка нет. Ни вентиляции, ни оттока, ни выстилки…
— Излучение наружу не выйдет? — перебил его Айзек. — Коридоры перекрыть. Реактор заглушить и не запускать. Греется он слабо.
— И чем меньше к нему будут лезть, тем лучше, — закончил за него Гварза. — Все предупреждены — до нашего возвращения в главный корпус ни ногой! Айзек, ворота закрыты?
— Загрузочной машины тоже нет, — вставил было слово Гедимин, но на него зашипели с двух сторон.
— На руках опустим, — Айзек стряхнул с рукавов невидимые пылинки и подобрал часы, оставленные у монитора. — Это всё — тоже демонтируем по ходу дела. Ну что, открываем главный корпус? Боюсь, не залило бы.
…Сквозь белые стенки Гедимин не видел ничего — только чувствовал, как колышется под ногами гравий. По плато, подмывая толстый слой обломков, текла невидимая река. То, что сармат держал в руках, было обмотано в три слоя защитным полем; кокон, подёрнутый зелёной рябью, казался горячим. Волокнистые щупальца обвили руки, сомкнулись на спине; часть их, как чувствовал Гедимин, прошла прямо сквозь грудную клетку. «Вот я выпущу его в активной зоне, а оно меня не отпустит,» — сармат криво ухмыльнулся.
— Новый бункер, — прошептал он, уткнувшись в кокон лбом. — Как я и обещал. Большой, тебе по размеру. Там уже немного осталось достроить. Привезём тебе новых твэлов. Накопителя…
Горячие волокна дрожали на коже. «У-уйдёшь?» — прогудело внутри черепа, и Гедимин почувствовал тоску и холод. Это были не его ощущения; сармат вздрогнул и ускорил шаг.
— Мы вернёмся, — пообещал он.
…Гермоворота закрылись. Гедимин отцепил привод от поршневой машины, заблокировал створки и повернулся к Айзеку и Гварзе. Они сосредоточенно смотрели на дозиметры. Наконец Айзек, кивнув, выключил прибор и едва заметно ухмыльнулся.
— Что ж, проверим, как реактор ведёт себя без присмотра. Отдохни, а мы с Кененом начнём консервацию зданий. Вот с твоего бункера и пойдём. За матрас не бойся — перенесём его в фургон.
— Консервация? — повторил Гедимин, чувствуя холод под рёбрами. — Всех зданий? А филки…
— Давно в жилом корпусе, — отмахнулся Айзек. — Ещё со вчерашнего дня. Можешь и ты тут ночевать. А мы с Кененом займём фургон. Но я думаю — нам сейчас лучше не разбегаться.
…Когда из барака всё вынесли, Гедимин не знал, — но внутри осталась система вентиляции и голые каменные стены. Гладкие, без привычных прямых углов и выделяющихся стыков, они казались костяными — будто сармат шёл внутри гигантского пористого скелета. Он смотал отцепленный трос, сунул под мышку бесполезный пульт управления и оглянулся на плотно закрытые лючки. «Защитный купол уберут. Теперь металл и кислота будут литься прямо на крышу. Посмотрим через месяц, что от неё останется.»
Далеко на «юге» что-то взвыло и загрохотало. В ущелье заворочались сааг-туулы. Вой, визг и дребезжание стали громче — но их перекрыл вопль одинокой трубы. Гедимин выглянул из барака и увидел Айзека. Тот стоял на тропе и дул в кованую раковину.
…На панцире сааг-туула светлели свежие щербины — что-то местами слущило слой брони. Вепуат оглянулся на зверя и смущённо хмыкнул.
— Не знаю, чего им было надо. Накинулись, мы еле успели задраить люки. Так и лежали битый час, пока им не надоело. Не любят нас существа Льда, что тут скажешь…
Джагул в пернатой накидке шумно фыркнул.
— Лёд никого не любит. Ему нечем.
Кроме Урджена, из кочевников никто не спешился, но многие вылезли на броню — и явно чего-то ждали. Из ущелья выглядывали вожаки Джелегов и Улгехов; звери разминали лапы и встряхивались, будто готовились к дальнему переходу.
— Мало пищи, плохая охота, — проворчал Урджен, оглянувшись на сородичей. — Знаем, что вы уходите. И мы уйдём. В месяце Хаоса никто не воюет. Защита не нужна.
— Идите, конечно, — кивнул Вепуат; Гедимин видел, как его глаза темнеют. — Наши клятвы в силе, и хаос их не разрушит.
— Хеллуг помнят свои слова, — Джагул склонил голову. — Хороший сон — зелёный луч в небо. Два самых ярких луча. Хаос отступит — мы вернёмся.
По панцирю сааг-туула из приоткрытого люка спускали раздутые тюки и бурдючки с чем-то булькающим. Вепуат оглянулся на спущенное и удивлённо хмыкнул.
— Это всё для одного Бронна? Вам самим-то осталось?
Урджен дёрнул ухом.
— Ему тут месяц сидеть. Ваша еда растёт сама. Свою он где возьмёт⁈
Он ухватился за свисающий трос-щупальце и взлетел на загривок зверя. Завыли трубы. Огромное животное медленно спускалось по тропе, пока не влилось в маленький караван. Вепуат подошёл к обрыву. Сааг-туулы брели на «восток», и сармат двигался за ними, пока их, одного за другим, не поглотил разлом. Вепуат остановился и тяжело вздохнул.
— Вот могут же, когда захотят… — пробормотал он еле слышно. — Не думал, что буду скучать по кочевникам. Нормальные существа, когда дурью не маются…
Он стоял вполоборота и не видел, как Гедимин криво ухмыляется. «Ты ещё по Равнине поскучай. Надеюсь, через месяц не начнётся всё сначала — шпионаж, диверсии, набеги, бомбёжки…»
Он покосился на закрытые ниши скафандра — там лежали прихваченные из лаборатории комья ирренциевой руды и слитки ипрона. «Если так — обойдёмся и без богов. Всё равно результат один.»
39 день Воздуха, месяц Воды. Равнина, Сфен Земли, Элидген
Огромный городской купол разрушили ещё с вечера; Айзек отключил «сивертсены» и погрузил их в фургон. Теперь они стояли в первом отсеке, рядом с матрасом Гедимина. Куполов на холме осталось два — над передвижной лабораторией и над «огненным постом» на «востоке».
Из вентиляции донёсся треск. Гедимин насторожился, поднял сигма-сканер, — оборудование было исправно. Треск раздался снова — и в этот раз он перешёл в раскатистый грохот. Над Элидгеном начиналась гроза.
Снаружи шёл дождь. Скукоженные почерневшие остатки растений валялись там, где когда-то был воздуховод. Их было много и в ущельях, но там под гравием прорыли ходы ворсистые падальщики. Органику растаскивали быстро.
«День Воздуха,» — сверился с календарём Гедимин, прежде чем взглянуть на небо. Оно было рассечено сверкающими трещинами. Ветвистые разряды переплетались на их дне, иногда срываясь вниз. Тогда грохот подхватывало эхо.
— День Молнии? — Айзек остановился на трапе. — М-да, хорошее такое смещение.
— Будет шторм? — спросил Гедимин. На что смотреть, он не знал, и поэтому уставился на дозиметр — и увидел, как график интенсивности излучения дёргается, неритмично извиваясь, а стрелка-указатель мечется из стороны в сторону. «Это здесь называют хаосом?» — сармат невольно поёжился. «Не нравится мне всё это…»
Айзек пожал плечами.
— Для шторма слабовато… но — ещё не рассвело. Кенен! Вепуат!
Сарматы, обогнавшие Гедимина и Айзека по пути к шахте, остановились и оглянулись.
— Сначала наверху кое-что закончим, — командир поднял «арктус», накрывая лабораторию непрозрачным куполом.
Они обогнули опустевший цех. Все станки оттуда вынесли давно; вчера законсервировали и жилую часть и запечатали двери. На мокрых жёлтых стенах и пёстром гравии дрожали красноватые отсветы. «Огненный пост» превратился в шар багрового огня и пульсировал, постепенно сжимаясь.
— Воины Шакхи прощаются со жрецами Пламени, — кто-то из Сэта на секунду принял отдалённо гуманоидный облик и прижал руку к груди. — Да будут прочны стены его дома! В пещерах Шакхи не смолкает его песнь.
— Да не тронет вас хаос, — Айзек склонил голову. — В месяце Камня мы зажжём огни.
— И мы будем ждать, — очертания Сэта уже расплывались. Огненный шар сжался до размеров кулака — и вывернулся наизнанку, превращаясь в гуманоида. Тот убрал руку с зеркального медальона и поднял в почтительном жесте.
— Мастер Айсек! Ты обещал мне место в доме Пламени, — Кут’тайри втянул в себя языки огня и завернулся в накидку, убрав под ткань раскалённую гриву. Дождь падал на него и тут же испарялся. Вепуат вскинул руку, накрывая Сэта защитным полем.
— Не хочешь вернуться в Шакху? — удивился Айзек. — У нас тебе будет холодновато.
— Моего огня мне хватит, — Кут’тайри чуть наклонил голову. — Не зря Пламя его усилило. Я слышу, как оно поёт.
«Ку-ут-ти,» — прогудело в голове Гедимина. Жрец навострил уши.
— Идём, — буркнул Гварза, болезненно морщась. — Айзек, чего ты там наобещал?
…Гедимин следил за строительством этого отсека, но вот оборудовали помещение уже без него. Он машинально поправил дверь, туго входящую в паз, и огляделся. В стены узкого отсека были вбиты крепления для гамака, рядом стояла жаровня из тёмно-синего металла. Ещё одна металлическая конструкция — пять чаш причудливой формы, объединённых вместе — стояла посреди помещения. Пол вокруг него был выложен цветной смальтой. На стенах кто-то начертил два символа — языки огня и зелёный «трилистник». Покрасили их густо, не скупясь на цветную церу, — даже без штатных фонарей в отсеке было светло.
— Это для розжига, — Айзек приоткрыл каменную задвижку и положил в нишу пару больших туб. — Альгот просил передать. Держи связь с сородичами. Если всё будет плохо, сможешь уйти.
Кут’тайри вскинул голову. Вдоль шеи проступили раскалённые докрасна пятна.
— Если Пламени суждено погаснуть — куда идти мне, его жрецу? Я не оставлю его, мастер Хеттийиррн.
Гедимин растерянно мигнул. Сэта дотронулся когтистыми пальцами до его груди и склонил голову.