рренцию «светить» наружу. Гедимин видел, как один за другим вспыхивают четыре индикатора. «Ирренций в воде. Теперь дело за полем.»
Защитный экран делил активную зону начетверо. Зажёгся ещё один светодиод — две «лопасти» разделителя исчезли.
— Растёт! — донеслось из-за колонны. — Гедимин, отойди!
Сармат отступил на шаг. «Оно ещё и близко не запустилось. Чуть подрастёт — и встанет.»
— Выровнялось? — спросил он, выждав пару минут. Айзек недовольно хмыкнул.
— Атомщик! Пока ты оттуда не свалишь, я запускать ничего не буду. Сам иди и запускай.
Гедимин покосился на защитное поле, перекрывающее своды. «Он прав. Если я не буду видеть эту штуку, может, мне станет спокойнее. Охлаждение должно справиться — я же проверял. Корпус не разорвёт, если только не…» — он встряхнул головой, отгоняя неприятные мысли.
— Ладно, иду. Запуск — дело опасное.
… — И правда, двух килограммов хватило, — пробормотал Айзек, глядя, как стремительно растёт излучение — а за ним и температура. Система охлаждения вышла на плановую мощность; нагрев остановился — и снова цифры зашевелились, медленно, как бы нехотя, сменяя друг друга. Гедимин пристально следил за ними. «Ещё десять… ага, встало. Полсотни градусов выше рассчитанного. Не смертельно.»
— Четыреста семьдесят? Я уже и забыл, какие эти штуки горячие, — Айзек настороженно щурился на монитор.
— Встало. Охлаждение держит, — отрывисто проговорил Гедимин и шагнул к колонне.
— Куда? — крикнул Айзек ему в спину.
— Проверю, что с ипроном, — отозвался сармат. Тревога пережимала лёгкие, мешая дышать. «Оно работает. Охлаждения достаточно. Всё должно быть в норме…»
Он остановился напротив установки, глядя на бесшовный корпус и витки трубопровода. Пар смешивался с водой и остывал, жидкость отдавала тепло, стенки выдерживали давление, излучение оставалось внутри них. «А ведь можно было бы снимать энергию вот таким способом,» — подумалось Гедимину. «Меньше, чем с омикрон-реакцией, но осуществимо. Почему отказались…»
Сканирующий луч прошёл насквозь и показал стержни, покрытые мельчайшими чёрными точками — ирренций атом за атомом превращался в ипрон, и реакция всё ускорялась. «Сколько его уже наработалось?» — Гедимин тронул передатчик. Считать прибор не успевал — слишком быстро менялись данные. Гедимин вдохнул глубже, пытаясь унять тревогу. «Всё в норме. Вечером остановим. Остынет — измерим выработку. А пока… Попробовать с ним пообщаться? Если что не так — может, он скажет?»
Кожу обожгло. Висок кольнула раскалённая игла. Следом воткнулся ещё десяток. Боль вспыхнула и пропала — и снова вернулась, — невидимые иглы впивались в кожу и таяли. Гедимин растерянно мигнул — и сощурился от боли. Кое-как отключив её, он почувствовал резкий пульсирующий жар. Он бил из реактора узкими пучками, пронизывая сармата насквозь. «Оно не контактирует,» — мелькнуло в мозгу. «И с ним что-то не…»
Раскалённый воздух ударил в грудь, смёл сармата и швырнул назад. Гедимин дёрнулся и взвыл — спину пронзила боль. Он сполз по гранитной стене, хватая ртом воздух. Белая обшивка плавилась и капала на пол. Впереди горела зеленью бурлящая лужа, и зелёный пар стоял над ней.
— Hasulu! — выдохнул Айзек. Гедимин увидел, как вдоль опор станции растягивается защитное поле. Оно тут же покрылось чёрной «пылью» и зелёными разводами. Реактор разбрызгало по дну шахты. Сармат повернул голову и увидел крошево, оставшееся от трубопровода, — его расколотило о гранит.
— Живой? — Айзек остановился напротив. Он даже не пытался накрыть полем лужи расплава — только защищал механизмы. «Правильно. А этому надо дать остыть,» — подумалось Гедимину. «Вода выкипела, реакция должна прерваться. Это не „омикрон“…»
— Что с ним было? — выдохнул он, упираясь двумя руками в пол. Отчего-то ноги ослабли и на попытку их напрячь отзывались мелкой дрожью.
— Хлопнул, — отозвался Айзек, склоняясь над сарматом. — Поле не успело… Гедимин! Спина цела?
Сармат попытался перенести вес на руку, и хребет взорвался болью. Сквозь вспышки в глазах он видел, как Айзек подставляет плечо и вновь укладывает его на стену.
— С-спина, — прошипел он; боль не отключалась, и сармат дрожал уже всем телом. — Гранит… с-слишком твёрдый…
— Тихо, — глаза Айзека, присевшего рядом, были иссиня-чёрными. — Не шевелись. Вытащим.
23 мая 13 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
Гедимин пошевелил пальцами ног. Только они у него сейчас и двигались — пальцы на руках и ногах; всё остальное, даже голова, было плотно пристёгнуто к твёрдой койке. Он скосил глаз на дозаторы, прикреплённые к плечу. Со вчерашнего дня ампул там убавилось.
— Лежи тихо, — буркнул где-то за правым плечом филк-медик. — Вытерпишь — через три недели встанешь. Нет — скрючит так, что в скафандр не влезешь.
Гедимин досадливо сощурился на потолок. Больше смотреть было не на что — уже третий день, с тех пор, как Айзек и пара строителей приволокли его, прижатого защитным полем к скафандру, в медчасть.
В дверях зашуршало. Филк-медик сердито фыркнул.
— Спокойно! Я соблюдаю требования стерильности, — раздалось где-то сбоку, и Гедимин мигнул. «Маккензи⁈»
— Он не в том состоянии, чтобы разговаривать, — угрюмо сказал филк. Гедимин услышал приглушённые шаги, потом, скосив глаз, увидел широкую полу шляпы и свисающий с неё лист.
— Джед всегда не в том состоянии, — Маккензи усмехнулся, но голос дрогнул. — Разговоры — не его сильная сторона. Как он? Не понадобится растить новый хребет?
— Не будет дёргаться — всё зарастёт, — проворчал медик. — Меньше трёх недель мы его тут не продержим. Хоть какая-то гарантия заживления.
— Не спорь с медиками, Джед, — Маккензи заглянул неподвижному сармату в лицо и нервно ухмыльнулся. — Работать с такой спиной ты всё равно не сможешь.
Гедимин угрюмо сощурился. «Он хоть раз обойдётся без дурацкой болтовни⁈»
— Что с реактором?
Сармата передёрнуло.
— Чистят, — помрачнев, буркнул он. — Вы там здорово всё угваздали. Разнесло в молекулярный слой. Ты знал, что так будет?
— Чуял, — отозвался Гедимин, вспомнив неотступную тревогу в день запуска. — Очень нестабильная реакция. Неуправляемая.
— Мн-да. И ценой твоей спины мы в этом убедились, — пробормотал Маккензи, кривясь и отводя взгляд. — Что ж, спасибо за помощь. Теперь лечись. О проекте не беспокойся — он сутки как закрыт.
Гедимин мигнул.
— Закрыт? А облучаемый образец…
Маккензи скривился, как от резкой боли.
— Распределился по шахте. Вчера. Благо, Айзек вплотную не стоял — не забрызгало.
— Взорвался⁈ — Гедимин, забывшись, заскрёб ногтями по койке в попытках подняться. Медик с сердитым шипением навис над ним, фиксаторы надавили на грудь.
— Спокойно, Джед! — Кенен Маккензи натянуто ухмыльнулся. — Все и всё цело. Кроме собственно той штуки. А её разметало в пыль. И что я скажу — лучше поставить на станции «Квазары». Они хотя бы взрываются по расписанию! Но тебе всё равно спасибо. Мн-да-а… Долго тебя ещё приводить в порядок.
Он посмотрел Гедимину в лицо, и его передёрнуло.
— Джед! Ты точно не хочешь убрать эти рубцы? Пока чинится твоя спина…
Медик сердито фыркнул.
— Хочешь перегрузить систему регенерации? Чтоб эа-клетки полезли?.. Всё, свидание окончено. Ты командир? Вот и иди командовать.
Они ещё долго пререкались в коридоре. Гедимин прикрыл глаза. «Короткоживущие изотопы… Верно я чуял, что проку от них не будет.»
11 июня 13 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
Массивный «браслет» застегнулся неплотно; Гедимин поправил пластины, покосился на предплечье и недовольно сощурился. Комбинезон, ещё недавно плотно облегавший тело, болтался свободно — между рукавом и кожей можно было просунуть палец. Сармат переступил с ноги на ногу и поморщился — сапоги тоже стали широки. Он машинально попытался нагнуться, подтянуть эластичные ремни, — край фиксатора, обхватившего торс, врезался в живот.
— Мать моя пробирка…
— Ничего, это всё быстро восстановится, — Айзек с невесёлой усмешкой наклонился ему помочь. — Делай упражнения, береги спину…
На часах — на экране передатчика, вытащенного из скафандра и отдельно, широким браслетом, прицепленного на руку — было начало седьмого. Айзек и Гедимин стояли у неприметной двери в тупиковой стене; на въезде в тупик трое сарматов затаскивали в фургон тяжелую броню. Там суетился и Маккензи, но к скафандру, перевозимому отдельно от Гедимина, даже пальцем не прикасался.
— Документы не забыл? — в третий уже раз спросил Айзек. Гедимин молча дотронулся до кармана. Комбинезон, плотный, даже чрезмерно, для внезапно тёплого вечера, казался неприятно тонким, а любое прикосновение к телу под ним — таким ощутимым, будто сармат вышел голышом. Он покосился на фляги у пояса, на ремонтную перчатку, переброшенную через плечо, — он пытался в ней и выйти, но Айзек и Маккензи быстро её отобрали и повесили на ремень. «Ещё и пальцы разрабатывать,» — Гедимин сжал их в кулак, недовольно глядя на слишком остро торчащие костяшки. «Совсем размяк, пока валялся!»
— Иди сразу в администрацию, — снова заговорил Айзек; почему-то он избегал смотреть сармату в глаза. — И жди. Тебе всё устроили. В ту бригаду не вернёшься, но со станции не выгонят.
— А надзор? — Гедимин покосился на похудевшее плечо. Содранный со скафандра датчик лежал где-то в «Вайтроке»; сармат за экспериментами совсем забыл о нём — но сейчас-то все «секретности» были закончены…
Айзек махнул рукой.
— Постарайся сидеть тихо, пока спина не заживёт. Остальное — не твоя печаль.
Гедимин повёл плечами и угрюмо сощурился.
— Как ещё мне сидеть, если я без скафандра⁈ И стрелять нельзя?
Лязг и грохот со стороны фургона внезапно стихли. Маккензи, услышав последнюю фразу, обернулся на трапе и широко ухмыльнулся.
— Одноручный бластер, Джед! Сейчас это твой предел. За свои тяжести не беспокойся — ликвидаторы за ними присмотрят.
— Как я буду работать? — Гедимин дёрнул плечом, поправляя сползающую перчатку. «С другой стороны…» — он покосился на пёстрые купола энергостанции — оттуда в затылок дышало ровное тепло, никак не связанное с температурой воздуха. «Я ведь сейчас открыт для „сигмы“. И с этим никто ничего не сделает. И если хранитель „Вайтрока“ захочет общаться…»