Гедимин думал услышать ответ, но «канал» был узкий — только на одну голову. Он незаметно погладил стену. «Если что, тебя не зацепит — максимум, забрызгает…»
…Айзек закрыл шлюз. Подумал ещё — и выставил поверх крышки защитное поле. Пульт, отобранный у Исгельта, незаметно оброс узкими табло — на них выводились показания давления, температуры, нейтронного и омикрон-излучения.
— Датчики не поплавятся? — спросил Гедимин, вспомнив, как соскребал со стола их остатки — а ведь реактор тогда был микроскопический…
Айзек весело хмыкнул.
— Они на шлюз поставлены. Если уж там их поплавит — нам внутри точно делать нечего.
Он задумчиво повертел пульт в руках. Сарматы беспокойно переглянулись. В мозгу Гедимина вопросительно зашелестело. Сармат убрал руки за спину.
— Ваш реактор, вам и запускать.
Исгельт хмыкнул.
— Подозрительно это звучит. Ладно. Tza tatzqa deka den una!
Гедимин старался не смотреть на кнопку, но взгляд отвести так и не смог — а когда на счёт «un» она была нажата, уставился вместе с Исгельтом и Айзеком на малые табло.
— Держит, держит… Давай-давай! Ага, вспышка… поле сомкнулось…
«Ууууухшшш!» — просвистело в мозгу Гедимина, и на невидимый берег выплеснулась волна.
— Вторая вспышка… Всё, останов! — выдохнул Айзек, следя за цифрами, замершими — и резко пошедшими на спад.
— Три минуты сорок две секунды, — заметил Исгельт. — Чуть-чуть до четырёх не дотянуло. «Эданна», ты как?
«Уууух!» — в этот раз «канал связи» растянуло на весь санпропускник. Гедимин сдержанно ухмыльнулся.
— Ну, хоть кому-то понравилось…
— Омикрон — четыре кьюгена, постепенно гаснет. Нейтроны по нулям. Ударной волны не было… нагрев на крышке — шестьсот тридцать по Цельсию, — отчитался Айзек. Гедимин машинально прикинул температуру самого реактора — особенно, если защитные поля не сдуло, или они быстро восстановились — и невольно поёжился.
— Ждём полчаса, — решил Исгельт. — Охлаждать нечем, поле не снимаем. Сколько внутри?
— Тысячи три, может, больше, — отозвался Гедимин. — Должно выдержать и не слипнуться.
Исгельт хмыкнул.
— Если бы ещё придумать, как с этой штуки аккуратно снять тепло — нам и термояд не понадобился бы.
— А что, собираетесь? — Гедимин беспокойно шевельнулся. Айзек успокаивающе похлопал его по плечу.
— Посидим тут тихо. Хранитель не напуган — и нам бояться нечего.
…Полчаса прошли в рассуждениях о нагреве реактора, выбросе «омикрона» и рекомендуемой частоте замены деталей. Гедимин изредка вставлял слово. Станция, чувствуя его беспокойство, прильнула щупальцами к груди и обвила рёбра.
— Ну что ж… — Исгельт стряхнул верхний, плавкий слой брони, оставшись в «золотом» панцире. — Фрил — вон, что ещё может расплавиться — туда же, респираторы и глаза — всё закрыть!
— Три тысячи градусов… — пробормотал Айзек, осторожно открывая раскалённую и ещё не остывшую крышку. — Это и для старых реакторов был перебор…
Защитное поле странной формы повисло над реакторной ямой. Все блики «омикроновой» зелени были только у запечатанных «патрубков» — остаточная «наведёнка» на дозиметрах и отток от перегруженных блоков накопителя. Исгельт замерил их температуру, заряд, — и сдержанно присвистнул.
— Айзек! А ведь пара таких запусков — и у нас запас энергии на все четыреста лет. К другим альнкитам можно вовсе не прикасаться.
«Шшшто? Сссашшем?» — хранитель, судя по нагреву щупалец, слегка разволновался — и его опять потянуло на шипение.
— Спокойно! Тебя никто не обидит, — заверил Айзек, проверяя показания дозиметров. — Гедимин, держи, это твой… А нехило, атомщики! Очень даже нехило. Вполне Куэннский уровень.
— Если оно ещё и второй раз запустится…
— Ну не после же нагрева до трёх тысяч! — не выдержал Гедимин, отбирая у адмирала пульт. — А кстати…
Он уставился на нижнюю часть белесого кокона — сквозь неё проступила слабая зелень.
— Управляющие стержни — подвижны! И ходят очень легко…
Он опустил их до упора, — реактору точно требовался «отдых». Гедимин убрал часть защитных полей, чтобы воздух хоть как-то охлаждал его.
— Если стержни ходят уже сейчас — значит, оно готово к запуску, — заключил Исгельт. — Шесть тысяч градусов выдержит?
— Башкой туда засуну, — ровным голосом пообещал Гедимин. Айзек, хмыкнув, быстро встал между сарматами.
— Спокойно! Если что, тут «Эданна». А за кого она решит вступиться…
Исгельт выразительно пожал плечами.
— Если что, с угроз начал не я. Ладно, оставляем твоё… изделие до завтра. Запуск подобной штуки раз в сутки — этого вполне себе хватит. Её «обвес» готов?
Гедимин кивнул на экранированные ящики в дальнем углу.
— Завтра и опробуем, — решил Исгельт. — Спускать реактор никуда не будем — просто проверим пульсацию. Выдвижные модули будут далеко от источника нагрева, поплавиться не должны. Да и командные мы прикроем…
Командиры вышли. Гедимин остался перед остывающим «Куэннским альнкитом». «Ничего штука. Мощная. Хватит сил, чтобы двигать станцию. И сама станция вроде не против…» — сармат думал, что после испытаний в груди хоть немного потеплеет, но чувствовал только, что с плеч упала часть гнёта. «Посмотрим, что будет завтра. „Эданна“! Ты им повторные запуски-то не позволяй. Там не шесть тысяч градусов будет. Там все десять…»
21 марта 06 года. Земля, Северный Союз, Шпицберген, ИЭС «Эданна»
В этот раз Исгельт даже у раскалённых, почти чёрных блоков накопителя не задержался — с них показания снимал Айзек. Бывшего адмирала волновала только сеть вспомогательных пластин и датчиков. Он мельком сверился с дозиметрами всех сарматов и вскинул руку в торжествующем «салюте Саргона».
— Два таких реактора — и мы до Камчатки доплывём!
Гедимин мигнул.
— На кой два? Зачем на Камчатку?
Исгельт не обратил на него внимания. Его глаза горели даже сквозь тёмный щиток — не только Гедимин, но и Айзек посматривали на него с возрастающей настороженностью. Он протянул ремонтнику раскалённую ладонь, крепко пожал ему руку и повернулся к Айзеку.
— Всё, твой коллега может быть свободен. Свяжись с Новоустьем, пусть пришлют корабль. Сам понимаешь, какой…
Гедимин мигнул. Фразу про «какой корабль» он пропустил мимо ушей — куда важнее было, что его после первых же испытаний безоболочника выкидывают из проекта.
— Эй! Что у тебя там «всё»⁈ Эта штука еле-еле испытана, и то не вся…
— Ты нам всё оставил — дальше справимся, — отозвался Исгельт. — Благодарю за помощь, Гедимин Кет. Дальше уже — внутренние дела «Эданны».
«Шшшто?» — сильно удивился голос в голове. Из окружающих стен полезли невидимые глаза — в этот раз Гедимин насчитал четыре десятка.
— Тебе пора в Ураниум, атомщик, — Айзек, в отличие от довольного Исгельта, выглядел смущённым. Когда адмирал вышел, он положил руку Гедимину на плечо и виновато вздохнул.
— Мы и так тебя… очень долго продержали. Проблемы с ипроном, да… но ты давно был близок к финишу, если бы не эта заминка, ты не успел бы… вляпаться с Бершевым, провались он в ядерный могильник!
Голос Айзека зазвенел от ярости.
— И поэтому тебя надо вернуть. Точнее… извини, но препроводить в тюрьму «Налвэна». Пока «мартышки» согласны. Иначе тебя снова законопатят к ним. А там ты уже был — и вернулся… не в лучшем виде.
Гедимина передёрнуло. За работой над безоболочником он успел забыть о Бершеве и разбирательстве из-за его шлема.
— Пойдём, — Айзек кивнул на санпропускник и жестом показал — «закройся от сигмы!». Уже там, влезая в плавкую броню, он тяжело вздохнул.
— Два года, атомщик. Они впаяли тебе два года. Ещё повезло, что не пошёл под трибунал — это чучело всё-таки офицер…
«Два года…» — мозг никак не хотел усваивать эту мысль. «Поработал, называется, на „Эданне“…»
— Кто как, а мы с «Эданной»… мы очень сожалеем, — Айзек прерывисто вздохнул. — Но это всё, что удалось для тебя сделать. Привлекли две страны, три расы, мианийцев… Ты очень нам тут помог, атомщик. Со всеми своими штуковинами. Теперь только… не ищи в эти два года приключений, ладно? Любой повод добавить срок или ужесточить условия…
Гедимин поморщился.
— Да сидел я уже… Пойду в барак. Надо отдохнуть.
Айзек смерил его встревоженным взглядом.
— Может, в медчасть? Тебе… не очень хорошо, как мне кажется.
— К Эркенгеру зайду, — буркнул Гедимин. — Давно не виделись.
…Спал он без сновидений — даже шарообразные альнкиты Куэннов не являлись. Все ипроновые пластины были плотно пригнаны — тем, что давило на мозг и грудь, сармат менее всего хотел делиться с «Эданной». Проснулся он, когда открылись соседние отсеки.
— Гедимин⁈ — Иджес изумлённо мигнул. Эркенгер замер на пороге, пристально глядя ремонтнику в глаза.
— Так. Скафандр вон, комбинезон расстегни — и на осмотр. Травмы были? Голова кружится?
…С осмотра даже Иджеса не выгнали, хотя обычно медик за работой посторонних не терпел. Что-то вколов в плечо и пробормотав «не повредит», Эркенгер сел рядом с Гедимином на лежак.
— Рассказывай. Не запустилось? Был бы взрыв — Иджес бы уже по потолку бегал.
Иджеса передёрнуло.
— Работает, — равнодушно сказал Гедимин. — Будут строить второй. Мощная штука. Может, моя последняя. На днях за мной корабль — и на два года в тюрьму.
— Что⁈ — Иджес вскочил с лежака. Эркенгер приглушённо выругался.
— Тюрьма? Наша или у «мартышек»?
— В «Налвэне», — Гедимин криво ухмыльнулся. — Посмотрю, что за тюрьмы у Маккензи. Вигарт вроде не жаловался.
Оба сармата облегчённо вздохнули.
— Повезло тебе! Мы будем приходить, — пообещал Иджес. — Туда, правда, приносить ничего нельзя. Но я поговорю с Маккензи, — не оставит же он тебя два года тупить в стенку!
Эркенгер невесело хмыкнул.
— Познания у тебя, конечно, интересные… но не думаю, что между принудработами у Гедимина будет время на что-то, кроме сна. Там смены предельные, по восемнадцать часов…
Иджес покосился на медика.