— Третий рассвет, — ухмыльнулся Вепуат, глядя в серебристое, в синеватых зигзагах небо, стремительно зеленеющее. — Где-где, а на Равнине реактор незаметно не запустишь!
Крыша дрогнула. Оттуда, где стоял Гедимин, просматривались три полых «шипа», — прикрывающие их лючки отъехали в сторону. Станция снова качнулась — скорее это напоминало попытку подпрыгнуть.
— Вниз! — выдохнул Эгнаций, хватая Младана за руку. — Щаз взлетит!
— Да куда он взлетит, когда все мышцы перерезаны⁈ — Вепуат болезненно поморщился. Станция ещё раскачивалась — то из стороны в сторону, то пытаясь подпрыгнуть — но с каждым разом слабее. Плечо Гедимина тронула невидимая тёплая лапа. «Теперь тепло-о. Спаси-ибо. А когда-а я бу-уду летать?»
…В бассейне выдержки лежал разобранный безоболочник, и Гедимин крепил за спину его детали — начиная с самых безобидных, с пустых твэлов с приваренными наконечниками и уже собранных аварийных стержней. Младан собрал ирренций в глиняные коробочки — начал с тех горок, что поменьше.
— Найдёшь пару филков в лёгкой защите? — спросил Гедимин. — Мы вдвоём тут долго ходить будем.
— Филков — хоть десяток. Могу даже Сэта прислать, они рвутся нам помочь, — отозвался Вепуат. — С реактором ты сладишь, тут-то сомнений нет. Вот с двигателями что делать…
…К двигателям пошли, едва Гедимин с десятком филков перенёс весь безоболочник по частям к месту сборки и отмылся от ирренция. Филки, облегчённо вздыхая и что-то бормоча, разбежались по станции. «Командиры» собрались у коридора, выводящего в ближний «шип». Когда-то он был источником «лучевого крыла» и «роющей» пульсации… когда накопители и переизлучатели не свисали на остатках перерезанных и оплавленных тяжей. «Искусственные мышцы,» — Гедимин подобрал большой обрывок, выдранный из креплений кем-то, остервеневшим от ярости, — от обычного демонтажа «мышца» бы так не надорвалась, а костяные скобы не треснули.
— И так, собственно, везде, — сокрушённо вздохнул Вепуат. — Гедимин, вы с Младаном и Арданом работайте с реактором. А мы тут пока… соберём, что уцелело.
Он подобрал красный накопитель и повертел его в странно искривлённой кисти. Гедимин уже видел, что «Куэннские стекляшки» не пострадали — они упали, некоторые кто-то пнул, и они отрикошетили от стены и запутались в обрывках «мышц», — но расколоть или расплавить их никто не пытался.
— Эгнаций, — он повернулся к каменному сармату, осторожно вынимающему остатки скоб из стены. — Если так везде… Это ты, пока Младан реакторы плавил, всю станцию обегал и тяжи перерезал? Как успел-то, да ещё после пыток⁈
Эгнаций выронил клубок уже собранных «мышц». Вепуат сдержанно ухмыльнулся.
— Чего сразу «Эгнаций»⁈ Мы тут ни при делах, атомщик. Это алайналь. Всё хотели заставить «Элидген» лететь, куда им надо. А так как устройства не знали, а мозги отморозили… — он выразительно развёл руками. Гедимин ухмыльнулся.
— Никто никуда не летел?
— Если бы! — Вепуат коротко хихикнул. — Летели — то в Сфен Пустоты, то в Сфен Льда. Я, честно, особо не подсказывал — да много подскажешь, когда тебя жарят живьём?.. Но у «Элидгена» и своё чутьё есть. Как эти ублюдки бесились!
«И теперь они навсегда в Сфенах Льда и Пустоты,» — криво ухмыльнулся Гедимин.
— Починим, — сказал он вслух. — Я устройство примерно помню… хотя вы тут, конечно, наворотили.
«Э!» — недовольно прогудело внутри черепа. Вепуат хмыкнул.
— Куда чего тянуть, подсказывал сам «Элидген». Так что тут проблем не будет. Вы идите к реактору, а мы тут приберём тросы. Это всё проще расплавить и сварить заново, чем заштопать.
…Гедимин подвесил на транспортёр очередной моток «тросов». Собирали всё, до обрывка, но сармат чувствовал, что придётся заехать на склад за свежим гзешем и новыми «молекулами-крючками». Они там были, он проверил, едва получил от Ардана список, — алайналь не поняли, что это. Они, похоже, вообще ни во что не вникали — им нужна была станция-крейсер, «танки» Джагулов и Сагатов и прямой путь к Сердцу Пламени… или к тому месту, где хотели проделать в небе дыру — или и туда, и туда. «Такие существа миром обычно не договариваются,» — думал сармат; ему снова вспоминался оживающий, всплывающий из моря город алайналь, и отчего-то становилось грустно.
— Ну мать ваша колба! — раздалось из-за открытой двери санпропускника. Транспортёр доехал до химических цехов. Альгот стоял на входе, сложив руки на груди.
— Двигатели, — вздохнул Вепуат. — Как видишь, всё надо варить заново. Мы тебе список составили…
Химик поморщился.
— Сначала угнали половину лаборантов, теперь списки суют… Ваш список за температурой следить умеет?
Вепуат пожал плечами.
— Станция пока что не вымерла. Найдём тебе подмастерьев. Благо все цеха у нас в простое… Откуда прислать? Или лучше Джагулов? Улгехи пока не уехали…
— Пришли лучше Сэта, сработанную бригаду… нет, две или три, — на мгновение задумался Альгот. — Литейщиков, стеклодувов… хоть поваров, лишь бы соображали в нагретых субстанциях! Джагулов не надо, мне в их иерархии разбираться посреди работы совсем некогда.
Вепуат радостно ухмыльнулся.
— Думаю, Сэта будут рады. Тут никто лучше них не понимает в нагретых субстанциях. А про Джагулов ты зря…
Гедимин, уже не прислушиваясь, направил транспортёр в открытый шлюз — разгрузить сырьё он мог и в одиночку, без лаборантов. «Если всё получится — хоть посмотрю, как летают станции. А то на Севере не показали…»
33 день Пустоты месяца Лучей. Равнина, Сфен Земли, ИЭС «Элидген»
Ардан надел тяжёлую защиту — с ипроновыми щитками, всё как полагается — и даже не вздыхал по этому поводу. Младан пришёл, как есть, принёс припрятанный Куэннский твэл, — под матрасом он его хранил, что ли?.. Гедимин взглянул на трубки из чёрного «стекла» — короткие уже заполнены топливом, дело за длинными — и протянул руки к височным щиткам.
— «Элидген», приём! Будем собирать эту штуковину. Я её впервые вижу, так что — объясни ей, чтоб не взрывалась!
Он опустил щитки до упора, отрезая себя от связи с ирренцием во всех его формах. Младан укоризненно хмыкнул, но промолчал. Аварийные стержни уже были в решётке; началась сборка энерговыделяющих.
…Ипрон и местная замена карбида бора пока справлялись — шарообразный реактор, даже до запуска, был теплее, чем привык Гедимин, но ничего подозрительного сармат не видел. Оставалось несколько малых периферийных стержней… и белый твэл со странной резьбой по всей длине. Гедимин не видел в ней ни малейшего смысла, а его сигма-сканер вообще ничего не «видел» — только длинную полосу ряби на месте твэла. Сармат прикрыл стержень защитным полем, попытался считать показания, — полоса стала перламутровой, но ни структуры, ни состава сигма-лучи не нашли.
— Это он который раз делает, пятый или шестой? — шёпотом спросил Ардан у Младана. Тот еле слышно вздохнул.
— Ты ещё спроси, на что он рассчитывает… Гедимин! Нам работать надо. Я вот мелкие стержни развесил. Верни вещь на место, а?..
…Эта штука была странной, но исправной, — так решил Гедимин, обойдя безоболочник по кругу, уже вдоль внешней стены, собранной из глиняных листов. Сейчас дозиметр показывал средний «фон» по станции, только «сигма» просачивалась сквозь все слои защиты. Куэннский твэл — отдельно или в составе реактора — так и оставался перламутровой полосой на экране.
— Шестой раз, — громко прошептал Ардан. — Или седьмой.
36 день Камня месяца Лучей. Равнина, Сфен Земли, ИЭС «Элидген»
Гедимин брёл вдоль то срастающихся, то расплетающихся тяжей; внутри них мерцали то замотанные в плёнку, то опутанные тягучей «паутиной» красные, синие, жёлтые пластинки с округлыми краями. От них тянуло теплом. Гедимин пытался построить чертёж переплетения, но всё росло, куда ему вздумается; сармат потянул жгут туда, где, по его мнению, эта штука должна была лежать, — «мышцы» разом сократились, отбросив массивного ремонтника метров на десять. Приземлился он мягко — и теперь под нарастающий свист и шипение наблюдал, как проход закупоривают многослойные плёнки. «Этой штуке не по нраву, когда её трогают,» — запоздало сообразил сармат. Свист и шипение становились всё громче, сквозь них начали пробиваться понятные слова — и Гедимин открыл глаза и с облегчённым вздохом уставился в жёлтый тектоновый потолок. Камень, даже со скруглёнными углами и множеством неровностей, был приятнее, чем «мышцы» станции — и те, что сармат видел во сне, и те, к которым сунулся было наяву — но в первый же день понял, что это работа для ксенобиолога. Он тогда проверил все накопители, испытал образцы жгута на прочность, эластичность и термостойкость — и оставил Вепуата, Экхарда с Куно и подручных филков разбираться без него. Он ксенобиологом не был.
Свист и шипение никуда не делись, наоборот, стали ещё громче и отчётливее.
— И Куттуш тоже⁈ — с радостным удивлением спросил у кого-то Вепуат — он уже выбрался в коридор, и Гедимин, на ходу хлебнув из двух фляг, выглянул следом. Там была целая орда Сэта; они надели на себя всё, что можно, и несли узлы с вещами.
— И Теккех⁈ Сегодня сказали? Эгнаций, ты слышал?
Сэта расступились — из пола по плечи высунулся каменный сармат.
— Ага, только с Текк’том говорил. Пещеры целы, дырки-проёмы на месте, что выпало и треснуло — слепили заново. Жить, в общем, можно. Что, уже и Кут’тайри поймал сигнал?
— Все города Сэта открывают ворота, — с почтительным жестом ответил мастер-литейщик; его грива от радости превратилась в языки белого пламени.
…Огненные порталы открылись в «святилище» (или переговорной комнате) Кут’тайри; жрец едва удерживался от превращения в облако плазмы.
— Все города открыли ворота, мы можем вернуться!
— Да будет благословение Пламени с вами — и древнего, и юного, — Вепуат поднял руку с растопыренными пальцами и выразительно посмотрел на Гедимина. Тот, на ходу вспоминая ритуал, зачерпнул что-то невидимое из закрытой реакторной камеры плазмореза и выплеснул на костры и толпу перед ними. Пламя поднялось до потолка. Сэта радостно зашипели. Джагулы из-за приоткрытой двери поддержали их восторженным воем.