— Да хватит уже выделываться, — буркнул медик, покосившись на патрульного.
— Я выполняю приказ, — отозвался тот, но станнер всё-таки опустил.
— Спасибо, — раздался снаружи незнакомый резкий голос; говорила «макака». — Можете идти. Вас вызовут, если понадобится. Маккензи, вы можете присутствовать.
В отсек вошли два «Хоппера» полицейской расцветки. За ними, на редкость застенчиво, — Кенен Маккензи. Он устроился на стуле в самом дальнем углу. Один из «Хопперов» встал так, чтобы видеть и его, и распластанного Гедимина, другой мазнул по лицу ремонтника лучом считывателя.
— Гедимин Кет? Это вы взорвали реактор?
— Я ничего не взрывал, — процедил сармат; глаза сами сошлись в чёрные щели. «Допросы, чтоб их… он ко мне тоже будет таскаться, как шериф Кларка?»
— Кто допустил вас на второй энергоблок ИЭС «Налвэн»? — спросил «Хоппер».
— Сам вошёл, — отозвался Гедимин. В мозгу мелькнуло что-то про «не болтать лишнего» — и тут же угасло.
— И в активную зону реактора — тоже сами? Какой проходной двор у вас на атомных станциях…
Последнее, похоже, адресовалось Маккензи. Лица сармата Гедимин не видел — но, скорее всего, оно даже не дрогнуло.
— Была авария, — буркнул Гедимин. — Что мне, стоять⁈
— По отчётам дежурных служб, аварии не было до вашего вмешательства, — отозвался допросчик. — Итак, зачем вы взорвали реактор?
— Я его не взрывал, — процедил Гедимин. — Будешь слушать — расскажу, что было.
Допросчик переглянулся со вторым «бабуином», тот тронул какую-то кнопку на смарте.
— Пожалуйста, начинайте.
— Станция жаловалась, что ей жжёт лапу… — начал было Гедимин, сообразил, что брякнул лишнего — и что прикусывать язык уже поздно, только зря будет болеть и чесаться. — Я увидел, что к энергоблоку идут ремонтники. Собираются войти в реактор, но не хотят. Пошёл с ними на БЩУ…
— Куда? — переспросил допросчик.
— Блочный щит управления, — ровным голосом пояснил Маккензи. — Оттуда операторы управляют энергоблоком.
— Спасибо. Реакция ремонтников и операторов на ваше появление?
Гедимин хотел пожать плечами, но лёжа было неудобно.
— У них из реактора лезли нейтроны. И перегрев был на двух сборках. Было не до меня. Я же сказал — авария…
— Продолжайте, — только и ответил «Хоппер».
— Ремонтники хотели идти только в заглушенный реактор. Я сказал, что пойду. Меня пустили. А внутри… — Гедимин сузил глаза, вспоминая, как со сборки на сборку «перетекало» белесое свечение. — Одна из сборок была… там ирренций сменил свойства. Реакция пошла не на омикрон-квантах, а на тепловых нейтронах. Прямо в металле. Я разделил твэлы, чтобы не обменивались, — без толку. В металл не влезешь. Только убрать поражённую сборку… и ещё две — на них перекинулось.
— И из этих соображений вы выдернули кусок реактора? — уточнил допросчик.
— Сборку. Топливную сборку, — Гедимин подавил раздражённый вздох. — Её надо было выкинуть вон. Реактор успокоился бы. А эти болваны сбросили стержни…
— То есть? — «Хоппер» взглянул на Маккензи.
— Опустили аварийные стержни в реактор. Остановили, заглушили его, — прежним ровным голосом пояснил тот.
— Хм. Остановка реактора. Она ведь прекращает все… внутренние проблемы? — допросчик повернулся к Гедимину. Тот мотнул головой.
— Там ипроновые стержни. Реакцию на омикрон-квантах гасят. А на нейтронах — нет. Её не должно там быть. Физически. Поэтому ничего не предусмотрено…
— Не должно быть физически? — человек перевёл взгляд на Маккензи. Тот слегка наклонил голову.
— Я не эксперт в физике реактора, мистер Эттвуд. Но это первый подобный случай за двадцать лет. На наших станциях не используются реакторы на нейтронах, это старая модель.
— Понятно… — похоже, «бабуину» уже стало не по себе от ядерной физики. — Ладно. Гедимин Кет, вы свои соображения изложили. Вы готовы подписаться под каждым словом?
— Я говорил, что было, — буркнул сармат. — Отстегни руку — подпишусь.
— Пожалуйста, — «Хоппер» ослабил браслет ровно так, чтобы Гедимин мог приподнять кисть, и показал ему записи на голографическом экране. — С ваших слов записано верно?
«Макака», и правда, нигде не наврала — ничего не выкинула и от себя не добавила. Гедимин прижал палец к месту для подписи. Передатчик пискнул.
— Через два часа его сопроводят в Стэнфорд, — «Хоппер» повернулся к Маккензи, уже поднявшемуся на ноги. — Тюремная больница, отдельный отсек. Спасибо за содействие, мистер Маккензи.
— Рад помочь исполнению закона, — отозвался тот. — Скажете что-нибудь, мистер Эттвуд?
Из-под шлема «Хоппера» донёсся тяжёлый вздох.
— Был бы человеком — пошёл бы на проверку дееспособности. Но весь город кверху дном… сочтут затягиванием дела. Тем более — речь о сармате. Собирается суд Саскачевана, мистер Маккензи…
Гедимин не знал, почему последняя фраза сказана так многозначительно, однако видел, как Кенен ошалело мигнул.
— Сам сэр Мойтесси⁈
— Берите выше — сама леди Ламейгра, — отозвался Эттвуд. — И, учитывая прошлое подсудимого… не думаю, что вердикт вам понравится.
Чужаки вышли. Дверь захлопнулась, с той стороны лязгнуло — опустили дополнительный заслон. Наручники ослабли достаточно, чтобы Гедимин мог сесть — но он лежал и смотрел в потолок. «Не нравится мне всё это. Снова к „макакам“, да ещё особый суд… Маккензи, мать его колба! Похоже, он опять меня сдал…»
31 марта 00 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
— Подъём!
Фосфоренцирующая панель, вмурованная в стену под потолком — хороший источник света на всю ночь — показывала шесть утра. В дверях узкого отсека остановился экзоскелетчик. Медик — в облегчённом варианте пехотной брони, но белого цвета (Гедимин такую только в больнице Стэнфорда и увидел — даже в тюрьме Кларка медики снаряжались попроще) — отстегнул его от койки, бегло просканировал спину и защёлкал застёжками фиксатора. Десяток щелчков — и кожу Гедимина обдало прохладным воздухом, а потом — брызгами дезинфектанта. Рядом с хребтом в мышцу воткнулась игла.
— Выдержит? — деловито спросили из-за двери.
— Чего нет-то? Тески — твари живучие. Ну чего встал⁈ В душ его!
Гедимин с трудом удержался от радостной ухмылки — место не способствовало. В лишённом окон одиночном медотсеке Стэнфорда он сидел уже неделю; в душевую отвели впервые, обычно выдавали спиртовые салфетки, и теперь сармату казалось, что спирт и грязная слизь вперемешку выходят через кожу. В отсеке было устройство для тренировки мышц, — спина не размякла, изнутри уже не чесалась, только при резких движениях отзывалась ноющей болью. «Опять добавил по старой ране,» — морщился Гедимин. «Что ж мне так везёт на полёты…»
За неделю он не видел никого, кроме санитаров, медика и охраны; даже вездесущий Маккензи сюда не пролез — или решил, что его дело сделано?.. У Гедимина были к нему вопросы — в основном по восстановлению энергоблока; о себе ему не хотелось и думать. «Вот правильно станция со мной не общалась. Шевелился бы внутри быстрее, выкинул сборку вон — те две не „хлопнули“ бы, хоть сколько стержней роняй…»
— Ну, как там эти? Уже стоят? — медик рассеянно наблюдал, как Гедимин одевается в жёлтый тюремный комбинезон.
— А чего им? К половине седьмого, как на работу, — мрачно отозвался охранник. — Патруль уже подошёл, следит. Теска везти придётся от ворот до ворот.
— Ну, это не наши проблемы, — буркнул медик. — Мы им его живым сдадим? Живым. Эй, Кет! За тобой придёт «Хоук». Пойдёшь ногами, понял? Возиться с тобой никто не будет.
…«Хоук» долго ждал, пока сармату наденут наручники «правильно» — ему казалось, что они позволяют шевелить руками слишком свободно, медику — что охранник хочет устроить «мы-за-этого-теска-ещё-отвечаем!» гангрену кистей… Гедимин, пока они разбирались, обнаружил, что спина легче переносит даже резкие движения, чем стояние столбом, — какие-то мышцы всё-таки ослабли и ещё не восстановились.
«От ворот до ворот», — автозак заехал задним люком вперёд в преддверье больницы, Гедимина втащили внутрь — и через десять минут резких поворотов (на первом же сармат «повис» на «Хоуке» и так на него и опирался — силы надо было беречь) снова выдернули в открытый люк.
— Слизь! — заорал кто-то снаружи, от защитного поля над автозаком что-то отскочило, следом затрещал шокер, и кто-то, охнув, повалился мешком. Гедимина дёрнули вперёд, в широкий освещённый коридор; ворота уже захлопнулись.
Кто бы ни строил это здание, на ширине и высоте он не экономил, — Гедимина вели, придерживая за плечи, два «Хоука» и даже не царапали турелями стены и потолки. У особенно высокой двери один экзоскелет отпустил сармата и подался назад.
— Надолго морока?
— Вызовут, — буркнул охранник, вталкивая Гедимина в широкий круглый зал.
Стены зала постарались сделать настолько округлыми, что сармату сперва показалось, что даже пол вогнутый, — но это был просто короткий плавный пандус, дальше ступня опустилась на ровную поверхность, выстланную чуть ворсистым красным полотнищем. Оно было растянуто по всему полу; никакого орнамента на нём не было. Гедимин покосился на потолок, — тот был купольным, белоснежным, с цепочками вмурованных световых панелей. Обширный зал делился надвое; та часть, куда привели сармата, была более узкой. У выгнутой стены, покрытой деревянными панелями (похоже, даже из натурального дерева, качественно пропитанного от грибов и бактерий, — и охота же было возиться!), стоял длинный стол, из-за него виднелись кресла с высокими спинками, — и то, и другое, как успел понять Гедимин, тоже было деревянным. Уровнем ниже — будто в зале Кьюсского «дворца» — поставили стол поменьше, и там уже сидела женщина с тёмными волосами, свёрнутыми «улиткой». Перед ней — и метра на два в стороны — выставили ещё два небольших стола, с креслами поскромнее. Но дерева хватило на всё (не зря тащили с расчисток ошкуренные брёвна!) — даже на скамьи в большей части зала. Она была отделена прозрачным защитным полем — и набита битком, нигде не было св