— Знаю, — буркнул Гедимин. — А сейчас он где?
— Выполняет свои обязанности в других блоках «Гекаты», — ответил Ассархаддон и, приподняв руку, посмотрел на запястье. — Константин Цкау сообщает, что установка готова. Идите к нему.
Гедимин сердито сощурился, но спорить не стал — и, разрушив по дороге вспомогательные защитные купола, в которых больше не было необходимости, подошёл к вакуумной капсуле. Несколько секунд он пристально её разглядывал, не обращая внимания на недовольное фырканье Константина.
— Сойдёт, — признал он наконец и встал рядом с кнопкой пуска. — Теперь иди отсюда. Ударная волна опасна.
Он протянул руку к кнопке, но Константин крепко вцепился в его запястье и ударом в локоть заставил его согнуть руку и опустить её. Гедимин изумлённо мигнул.
— Я запускаю, — прошептал Константин; сквозь тёмный щиток сармат не мог видеть его глаз, но в голосе звучало сдавленное шипение — северянин был крайне раздражён. Растерянно хмыкнув, Гедимин шагнул назад и остановился сбоку от вакуумной капсулы, занеся руку над хвостовиками стержней.
— Tiitzki, — сказал он.
— Tza, — буркнул Константин, до хруста вдавливая кнопку в корпус.
Гедимин успел подумать, что надо бы дать ему оплеуху за порчу оборудования, — и сам удивился, что ему хватило времени на законченную мысль. Управляющий стержень за это время поднялся на десять сантиметров, и нижняя часть капсулы вспыхнула зеленью изнутри. Дозиметр мигнул, погас и снова зажёгся красным — и капсула, на мгновение распухнув и подёрнувшись частой сетью мелких трещин, разлетелась на осколки. Гедимин швырнул её так далеко, как только мог, но пальцы оскользнулись на плавящихся хвостовиках — и расплав, испепелив защитное поле, упал на край бассейна и брызнул во все стороны. Сармат бросился к нему, выставив перед собой сивертсенов «экран», как щит. Рядом мелькнула чёрная тень — Хольгер уже поравнялся с ним и теперь, склонившись над бассейном, устанавливал противолучевые перегородки, разбивая шар расплава. Вода забурлила.
«Да чтоб вам всем…» — устало думал Гедимин десять минут спустя, опускаясь на облицовку и выламывая оплавленную пластину. Она ещё шкворчала — несколько граммов ирренция прикипели к ней и не спешили остывать. «Опять придётся закрыть отсек. Построишь тут реактор…»
Кто-то несильно встряхнул его за плечо. Подняв голову, сармат увидел, что над ним склонился Ассархаддон.
— Вы не ранены? — спросил он; его голос был ровным и спокойным, как будто ему не пришлось перешагивать через радиоактивный расплав.
— Нет, вроде бы, — Гедимин посмотрел на облезшие перчатки. Прилипшие куски рилкара он успел оторвать прежде, чем они остыли и приросли к скафандру намертво, но обшивка отвалилась вместе с ними, и его руки по локоть покрылись золотистыми пятнами.
— Я тоже, — подал голос Хольгер. Его скафандр блестел от воды. Он сидел в нескольких шагах от Гедимина, рассеянно перебирая ипроновые таблетки — всё, что осталось от экспериментальной установки.
— Это радует, — кивнул Ассархаддон. — Раньше я думал, что эти капсулы для испытаний используются неоднократно… и удивлялся, зачем их столько.
Гедимин невесело хмыкнул.
— Расходный материал. Как и пусковые устройства.
— Да, это очевидно, — Ассархаддон выпрямился и обвёл взглядом отсек. — Константин Цкау, вы можете подойти?
«Живой,» — запоздало отметил Гедимин. Константин отошёл от места, где ещё недавно стояла капсула, и нехотя приблизился к куратору.
— Вы всё ещё подозреваете Гедимина Кета и Хольгера Арктуса в саботаже? — мягко спросил Ассархаддон. Константин вскинулся было, перевёл взгляд с Гедимина на Хольгера — и, опустив плечи, тяжело вздохнул.
— Ничего не понимаю. Расчёты были верными!
Гедимин презрительно фыркнул и тут же получил от Хольгера чувствительный тычок в запястье. Отдёрнув руку, он удивлённо посмотрел на химика.
— Это ирренций, — сказал тот. — С ним всегда так. Гедимин подтвердит.
— Ну что же, — протянул Ассархаддон, переводя взгляд на что-то за спинами сарматов. — Эксперимент проведён, вопросы закрыты. Очевидно, что ирренций Кагета непригоден для такого использования. Признаться, я очень сильно удивлён.
Он надолго замолчал, в задумчивости глядя на экран передатчика. Излучение уже экранировали, и помехи от него не выводили приборы из строя, — но какая связь могла сработать в отсеке с ипроновыми пластинами в стенах, Гедимин не представлял.
— Константин, — куратор посмотрел на северянина, и тот едва заметно вздрогнул. — Пока Гедимин занят составом топлива, я поручу вам выяснить, где целесообразно использование кагетского и ириенского ирренция. И подумать, что может создавать такую разницу в свойствах. Гедимин присоединится к вам при первой же возможности…
06 ноября 38 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»
Можно было бы и не вывешивать графики на трёхмерный экран — на мониторе телекомпа они отлично помещались — но Хольгеру казалось, что объёмная голограмма более наглядна, и сейчас, несколько серий испытаний спустя, сарматы сидели в «чистом» отсеке и рассматривали ось времени и плавные сдвоенные волны вдоль неё. Там, где их гребни становились выше и круче, график обрывался.
— Полчаса стабильной работы без вмешательства, — сказал Хольгер, оглянувшись на Гедимина. Тот допил воду, с сожалением посмотрел на опустевшую флягу и спрятал её под скафандр. Хольгер протянул ему свою, но сармат отмахнулся.
— Хороший результат, — продолжал химик, разворачивая продолжение графика. Он наложил результаты измерений во всех тестах друг на друга, ось времени получилась длинная — от стены до стены. Сдвоенные волны — красная линия рядом с осью, зелёная — на большом расстоянии — на одних участках были едва заметными, постепенно становились выше, взлетали острыми пиками, резко падали — и снова сглаживались. Каждое падение было отмечено красной риской — в этот момент управляющий стержень опускался до упора и «гасил» цепную реакцию. После каждого нового запуска — а Хольгер настоял, чтобы перерывы между «гашением» и «розжигом» занимали как можно меньше времени — волна становилась чуть-чуть выше, гребни — немного острее, пики окончательной расстабилизации — немного круче.
— Ты рано его гасишь, — Хольгер вывел ещё одну ось и развернул волну вдоль неё. — Видишь, в конце прогона у нас всего девяносто девять по Цельсию. И куда было торопиться? Тут даже охлаждение ни к чему.
— Потому и девяносто девять, что я вовремя гасил, — отозвался Гедимин, недовольно щурясь на Хольгера. — Где ты увидел хороший результат?
Химик растерянно мигнул.
— А это что, по-твоему? — спросил он, проведя ладонью вдоль голограммы. — Полчаса стабильной работы! Надо сообщить Ассархаддону. Кажется, мы снова превзошли все научные институты Земли.
Гедимин хмуро посмотрел на него, и Хольгер, встретившись с ним взглядом, осёкся и, оставив в покое графики, подошёл к нему.
— Мы должны попробовать построить реактор, — сказал он, тронув Гедимина за плечо. — Посмотреть, как ирренций поведёт себя в большом объёме. Всё, что я мог сделать с составом топлива, уже сделано. Больше из стержней ничего не выжмешь. Пора пускать их в работу.
Гедимин посмотрел на свои руки. В этот раз на них не было ни следов оплавления, ни налипших ошмётков рилкара и нейтронностойкого фрила, — все испытания этого дня прошли успешно, и скафандр можно было не ремонтировать. Но сармату было не по себе, и он никак не мог понять, что именно его смущает.
— Нельзя использовать нестабильные реакторы, — сказал он угрюмо. — Ничего хорошего не выйдет.
Хольгер пожал плечами.
— Это недоработанная технология, атомщик. Они все так выглядят. Надо продолжать опыты… и вот сейчас — время опытов на полноразмерном реакторе. У тебя полный ежедневник чертежей, я же знаю. Выбирай, что понравится.
— Так просто? — Гедимин поморщился. — Не нравится мне всё это.
Хольгер крепко взял его за руку и заглянул в глаза. Его радужка перестала искриться и потемнела.
— Так. Я ничего не понимаю. Ты же мечтал построить свой реактор! Сколько раз ты показывал нам чертежи… и что теперь?
Гедимин сузил глаза.
— Слишком быстро. Слишком много непонятного. Такой реактор нельзя использовать. А вы ведь будете. Линкен, вон, уже наделал бомб. Даже «Та-сунгар»… А это будет ещё хуже.
Он криво ухмыльнулся и замолчал. Хольгер стиснул его руку.
— Ты считаешь это опасным? Даже не бомбу, а реактор? Не понимаю. Аварии везде возможны. Есть вещества, более опасные для живых организмов, но их используют. Доработка технологий и правила безопасности, атомщик. Ничего нового тут не придумали.
— Доработка… — Гедимин тяжело качнул головой. — Ты видел Ириен?
Хольгер мигнул.
— Ириен? Ты же знаешь, что мы «невылетные»… Или ты о руде в пакгаузах? Нет, я там не был. Незачем. А что?
— Посмотри, что делает ирренций, — отозвался Гедимин. — Тогда дойдёт. Влезем в него сдуру — кончится так же.
Хольгер снова мигнул, озадаченно глядя на сармата.
— Ты рассказывал о погибшей цивилизации… Но даже если она там была — почему ты считаешь, что её убил ирренций? Не резкая смена климата, не астероидная атака, не вулканическая активность… Жизнь — вообще хрупкая штука, атомщик. Бомбы необязательны.
Гедимин резко мотнул головой и поднялся на ноги, едва не врезавшись в Хольгера. Химик проворно шагнул назад.
— Едем в пакгауз. Сам увидишь.
Минуту спустя они стояли на платформе. Гедимин хотел взять ремонтную дрезину, но Хольгер нашёл в паре станций отсюда пустой вагон, на который посреди рабочей смены никто не претендовал, и теперь они ждали, когда транспорт до них доберётся. Химик держался поодаль и смотрел на Гедимина с опаской, но тот едва обращал на это внимание — перед глазами светились расколотые каменные блоки, проросшие кристаллами сингита.
— Линкена бы туда, — подумал он вслух. — Пусть посмотрит, чем это кончится.
— Линкена? — Хольгер сдвинул пластину обшивки с запястья и посмотрел на передатчик. — Тебе везёт, атомщик. Он в зоне связи. Позвать?