Сармату не выдали никакой одежды, оставив его в старом комбинезоне; видимо, спецодежды на кагетских рудниках не было вообще — все рабочие, которых видел Гедимин, были в тех комбинезонах или многослойном тряпье, в которых их взяли в плен. Им дали какие-то обмотки для рук, а у тех, кто выносил контейнеры, были повязки, прикрывающие рот, — больше сармат ничего не заметил. «А нам в Ураниуме выдали комбинезоны,» — думал он, рассматривая красные веки и припухшие розоватые пятна на тонкой человеческой коже. «И сапоги. И респираторы… Интересно, душевая тут есть?»
Из лагеря донёсся треск бластерного разряда, чуть позже он повторился, и шахтёры, возвращающиеся в ущелье, на секунду замедлили шаг; кто-то вздрогнул и съёжился.
— Ну что сегодня? — крикнул, остановившись в воротах, один из охранников. Он был на особом положении — об этом свидетельствовали красные полосы на обшивке его экзоскелета.
— Минус два, — отозвался охранник, выходя из барака. Из ущелья, куда ушли шахтёры, Гедимин услышал короткое ругательство, а за ним — треск шокера, которым помахали в воздухе для острастки.
— Места прибавилось? — спросил «командир».
— Хватит на целый грузовик, — заверил охранник. Из барака за его спиной вышел филк в сером комбинезоне, волоча за собой тележку с неподвижным телом.
— Ладно, работай, — «командир» развернулся, и проём ворот за его спиной закрылся, затянувшись поверх створок защитным полем. Гедимин следил за сарматом, пока он не исчез в невысоком строении, по виду неотличимом от бараков. За воротами был посёлок охраны, отделённый от лагеря парой вышек с бластерными и кинетическими турелями, снятыми с подбитого «Койота». Турели, как и всё в этом поселении, выглядели древними и отчаянно нуждались в ремонте.
На дальнем краю лагеря несколько рабочих возились с опорами для новой секции ветрореза; ещё несколько раскладывали каркас будущего барака. Из прямоугольного участка с содранной почвой торчали костыли, забитые в камень, — скала не позволяла заложить фундамент, а лёгкие фриловые строения без опоры ветер таскал, как хотел, несмотря на все заграждения. «Расширяются,» — думал Гедимин. «Большой лагерь. Наверное, давно тут. Я-то думал, что на Кагете просто сольвентные скважины…»
На самой шахте он ещё не был, но уже сомневался, что там вообще применяют сольвент. Доносящиеся из ущелья звуки относились к грубой примитивной работе — бурению и дроблению, смешиванию и промывке. «Они там что, добывают ирренций вручную?» — сармат недоверчиво хмыкнул. «Хотя… может, поэтому он такой взрывоопасный.» Он попытался вспомнить формулу сольвента, вспомнил, что в процессе участвует жидкий азот, и досадливо поморщился. «Ничего, что-нибудь придумаю,» — он снова напряг руки, расшатывая скалу, — по его расчётам, до первых трещин оставалось четырнадцать часов постоянной работы. «Ирренций вручную не добывают. Дикарство какое-то!»
06 мая 31 года. Кагет, Обугленные горы, урано-ирренциевый рудник
На дальнем краю лагеря к распахнутым воротам барака, отведённого под хранилище рудного концентрата, подогнали бронированный погрузчик. Непрозрачное защитное поле, обычно прикрывающее склад, отключили, и вокруг столпилась охрана. С другой стороны трое сарматов пытались завести второй погрузчик; он скрежетал, трещал и плевался искрами из-под снятой обшивки. За первыми попытками Гедимин наблюдал вполглаза, презрительно морщась, но на пятой по счёту пригляделся повнимательнее — и развернулся к неподвижному погрузчику всем корпусом, насколько позволили колодки. «Радиационная деформация,» — сармат заинтересованно хмыкнул. «Вот бы рассмотреть вблизи…»
Солнце давно поднялось и уже перевалило через крыши бараков, осветив сверху бронированный чёрный бок «Бета», приземлившегося напротив лагеря. Охрана толпилась и там; корабль готовился к погрузке. Пленных не подпускали ни к «Бету», ни к хранилищу, — обитателей «рабочих» бараков согнали в ущелье, самок и ослабленных отправили стирать одежду и обмотки. Видимо, какая-то смена спецодежды предусматривалась, — Гедимин не видел среди рабочих ни одного голого, а между тем самки снесли к месту стирки не один десяток контейнеров с тряпками. «Значит, мойка у них есть. Там, наверное, моют и рабочих. Возможно, раз в неделю. Надо будет проследить,» — отметил про себя Гедимин, ненадолго отведя взгляд от погрузчика, непоправимо испорченного облучением. «И ещё… Тут держат множество слабых самок и даже детёнышей. Никогда не видел их в ущелье — на рудник их не водят. Зачем они здесь?»
К его камню никто из людей близко не подходил, но издалека сармат мог видеть, что жизнь на залежах ирренция и пронизывающем степном ветру на пользу не идёт никому. У многих были рубцы и язвы на конечностях, все очень часто мигали, — видимо, слезились от пыли глаза. «Сегодня никого не убили,» — Гедимин вспомнил, что после утренней поверки не слышал выстрелов. «Но в целом, наверное, смертность тут большая. Тут держат много существ, непригодных для работы. И это дикарство с добычей ирренция вручную… Тут очень скверно всё налажено. Но вот погрузчик могли бы починить…» — он тяжело вздохнул и лёг на камень, подложив руку под голову. Теперь он не двигался, только мышцы на левой руке едва заметно напрягались, — камень нужно было расшатать ещё на пару сантиметров, чтобы у Гедимина хватило сил выдернуть цепи…
Из-под скалы донёсся лязг плохо пригнанной брони — кто-то из охраны быстро приближался к ущелью. За ним шли ещё двое; посмотрев на них краем глаза, Гедимин зашевелился и сел. Он увидел знакомые скафандры — синий с красными зигзагами и чёрный, форму командира корабля и реакторщика.
— Оригинальный способ содержания, — хмыкнул командир, остановившись под скалой. Он посмотрел на Гедимина и повернулся к реакторщику. Тот таращился на сармата во все глаза, только что рот не распахнул (или распахнул, но под респиратором было не видно). Гедимин озадаченно мигнул.
— Ещё не доехав до лагеря, он убил охранника и выпустил полный фургон макак, — проворчал «местный». — Сколько бы он просидел в бараке — минуту, две?
Поймав взгляд Гедимина, капитан приподнял руку в приветственном жесте и толкнул оцепеневшего реакторщика.
— Он?
Тот поспешно закивал.
— Вытаскивай, — буркнул капитан, разворачиваясь к охраннику. Затрещина вышла гулкой — шлем загудел, охранник попятился, прикрываясь руками.
— А я что? Приказ коменданта…
Реакторщик уже стоял на скале, перехватив цепь рядом с рукой Гедимина. Через пару секунд сармат отделился от скалы и, досадливо поморщившись, содрал с себя наручники.
— Хорошо, когда кисть свободна. А то неудобно было, не подцепить, — смущённо пояснил он опешившему реакторщику. Это был не Хольгер, как сначала померещилось изумлённому Гедимину, — другой сармат с красными глазами и чистой, почти белой кожей.
— Вот же ублюдки, — поморщился он, посмотрев на охранника. Тот ползал под скалой, подбирая остатки цепей и наручников, и с опаской косился на капитана.
— Лагерь, — пожал плечами Гедимин. — Вроде бы им так положено. Ваш «Бет» стоит под погрузкой?
Реакторщик закивал, протягивая Гедимину руку.
— Мы с Корсеном только перед вылетом узнали, что вы здесь. Комендант Элджер…
— Фьонн, хватит болтать, — капитан нетерпеливо махнул рукой. — Гедимин Кет? Был реакторщиком на «Фениксе»?
— Корсен, я же рассказывал, — недовольно сказал Фьонн. — Он был…
— Не тебя спросили, — Корсен слегка надавил на его плечо, и реакторщик замолчал. — Фьонну нужен толковый сменщик. Наш пилот-лучевик погиб, Фьонн заменил бы его, но некого посадить к реактору. Не экипаж, а трусливые мартышки!
Гедимин мигнул.
— Ты собирался дать реактор… матросам? Ты в своём уме? На первом же Прожиге…
Фьонн едва заметно вздрогнул. Сарматы переглянулись, и Корсен крепко взял Гедимина за плечо.
— Умеешь вести Прожиг? Мы тебя забираем. Всё равно, кому ты там пособник. Эй, ты, hasukemu! Скажи своим — этого забрал майор Корсен.
…В посёлке охраны всё же была душевая — и целый час Гедимин был там один и не вылезал из мыльной воды. Он оттирал кожу от въевшейся пыли с таким остервенением, что она из серой стала багровой, — впрочем, ненадолго, до прохладного душа, смывшего и грязь, и отвращение. Отряхнув от воды отстиранный комбинезон, сармат надел его, подтянулся на выступе под потолком, разминая мышцы, довольно хмыкнул и вышел на улицу. Майор Корсен ждал его там, периодически поглядывая на разгружаемый склад. Одинокий погрузчик, закончив первый рейс, возвращался к бараку; по всему выходило, что работы затянутся не на один день.
— Я завёл бы второй погрузчик, — сказал Гедимин, издалека заглянув под пластины вскрытого корпуса и обнаружив, что повреждения меньше, чем он ожидал. — Дай мне инструменты. Если нет ремонтной перчатки…
Корсен странно булькнул.
— Это потом, — сказал он, крепко взяв Гедимина за плечо. — Сейчас — на корабль. Фьонн сидит над реактором и трясётся, никак не могу выгнать. Уйми его, тебя он, кажется, послушает.
…Подойдя к реакторному отсеку, Гедимин с удивлением понял, что дрожит от радостного предвкушения. Прошло пять дней с тех пор, как он встал из-за пульта управления реакторами «Феникса»; сейчас ему казалось, что прошла вечность. «Опять реакторы,» — он едва заметно усмехнулся, глядя на закрытый шлюз со странной нежностью. «Не думал, что снова их увижу.»
Фьонн ждал его в шлюзовой камере, по щиколотку в растворе меи. Увидев Гедимина, он радостно ухмыльнулся и кивнул на стапель, с трудом размещённый в тесной камере. Там висела вскрытая броня — скафандр реакторщика, и Гедимин, присмотревшись, изумлённо замигал и вполголоса помянул уран и торий.
— Мой скафандр? — он вжался спиной в броню, привычным жестом смыкая пластины от горла до щиколоток. «Лучевое крыло убрали,» — с досадой отметил он. «А инструменты на месте.»
— Где вы его взяли?
— У коменданта Элджера, — ответил Фьонн, дожидающийся Гедимина у входа в отсек. — Он сказал, что вы на рудниках. Мы с Корсеном вылетели на день раньше — боялись, что вас уже нет в живых.