Механик схватил его за плечо, попытался встряхнуть, но не смог сдвинуть с места и вполголоса выругался.
— Атомщик, — жалобно позвал он. — Ты на регату пойдёшь? Хотя бы посмотреть?
— Пойду, — вздохнул Гедимин. — Ты же не отстанешь…
17 мая 29 года. Луна, кратер Пири, город Кларк
Харольд крутился у входа в бар, и его не прогоняли — то ли выполнил наконец отработку, то ли четыре койна, отданные Гедимином Дэвиду, покрыли остаток долга. У сармата была ещё одна карточка — теперь Кенен, не споря, выделял ему пять монет каждую неделю. Ещё он продолжал заказывать для Гедимина особый паёк в местном кафе; жжёнка в него больше не входила — посмотрев на пьяного Харольда один раз, сармат решил, что с такой устойчивостью к спирту полукровке лучше пить воду.
— Хай! — сулис, увидев Гедимина, вскинул кулак и широко улыбнулся. — Быстро ты сегодня. Это вам пригнали австралийский крейсер?
Сармат кивнул, задумчиво глядя на Харольда. Тот уже третий раз цеплял поверх комбинезона какие-то цацки из гаек, микросхем и светодиодов, каждый день — новые, и с каждым разом их становилось больше.
— Ты поладил с Дэвидом? — спросил он. — Тогда иди есть. Иджес ищет, с кем обсудить Звёздную Регату…
Харольд радостно усмехнулся.
— Я тоже иду, — похвалился он. — Прошёл предрегистрацию.
Гедимин мигнул.
— На своём флиппере? — он недовольно сощурился. — Ну, если хочешь…
Харольд замотал головой.
— Ты что⁈ Для регаты у меня другой, нормальный. Завтра покажу. Я его тут перекрасил, стоит сейчас в аэрокамере…
— Хорошо, — кивнул Гедимин. — Поговоришь с Иджесом о гонках. Он очень азартный. А я — на базу.
Кенен, будто всю дорогу подслушивал в дверях, высунулся в коридор.
— Джед, ты в порядке?
— В порядке, — отозвался сармат. — Надо было носить модули по частям. Тяжёлые. Устал.
Кенен покачал головой, недоверчиво глядя на него.
— Ладно, я вызову тебе глайдер. Кого-нибудь дать в сопровождение?
…Глайдер остановился невдалеке от входного шлюза. Гедимин, отпустив машину, усмехнулся в респиратор — пилот был человеком, глайдер — человеческим, слегка модифицированным под перевозку экзоскелетов, и только поэтому сармат туда поместился. «Такси,» — повторил он про себя полузабытое слово. «Возит всех. Даже слизистых уродов, устроивших геноцид.»
До подробностей того, что три года творили в Солнечной системе Маркус и его адмиралы, Гедимин ещё не дошёл, но дела всех расстрелянных мианийцами и людьми были выложены в сеть — и сармат, читая, иногда ловил себя на мысли о том, что отчасти понимает и Торрегросу, и Юпанки. Побочным эффектом было то, что ни в бар, ни в информаторий заходить не хотелось — да и с людьми Гедимин предпочёл бы не встречаться. «И при всём этом Конар…» — подумал он, но оборвал мысль на середине. «Надеюсь, он поправится. Ирренций в костях — та ещё дрянь.»
По пустынному кораблю разносился шум станков — Зет, плюнув на указания Кенена, снова открыл цеховые шлюзы нараспашку. Гедимин прошёл мимо спуска в трюм — ему надо было не сюда.
Контейнер с ирренцием стоял, плотно закрытый, в полной темноте. Гедимин, подсветив его фонарём, поднял массивную крышку. Холодный зеленоватый свет разлился по отсеку и коснулся скафандра. Сармат притронулся к шлему, убирая с висков защитные пластины, и коротко усмехнулся.
— Я здесь.
На секунду он ощутил тёплое прикосновение на коже — будто поток воздуха скользнул вдоль глаз. Он поднял ладонь над контейнером и пошевелил пальцами, погружёнными в зелёный свет. Ему было не по себе. «Ты же сам просил не применять ирренций,» — думал он, щурясь на содержимое контейнера. «Мать моя колба! Но я же не просил его не изучать!» На секунду задержав дыхание, он отстегнул перчатки и погрузил ладони в светящуюся пыль.
В первые мгновения она казалась едва тёплой, но потом до боли обожгла сармату руки. От неожиданности он зажмурился — и под веками вспыхнуло ослепительное зелёное пламя, а затем в мозгу словно взорвалась бомба. Обрывки картинок, чертежей, записанных и произнесённых слов в одно мгновение пронеслись перед глазами, и сармат, отшатнувшись, прижал руки к лицевому щитку. Ирренциевая пыль горела на коже, кровь стучала в висках, угрожая порвать сосуды. Гедимин дотянулся до крышки контейнера и рывком, преодолев сопротивление электромагнита, бросил её вниз. Свет погас.
Он сидел на полу минуты две, а может, три. Ладони болели так, будто с них содрали кожу, голова раскалывалась, перед глазами мелькали фрагменты чертежей. «Гедимин, ты идиот,» — он с трудом, опираясь о контейнер, поднялся на ноги, дошёл, пошатываясь, до рычагов, на ощупь отключил электромагнит. «Сломал, наверное,» — промелькнуло в голове. «Где мея?»
Когда ладони побагровели от дезактивирующего раствора, а боль утихла, сармат рискнул поднести обожжённую руку к глазам. Возможно, краситель скрыл настоящие ожоги — но ладонь была равномерно розовой. Гедимин потыкал пальцем в видимые припухлости, но боли не почувствовал. «Фантом,» — подумал он, досадливо щурясь. «Влияние сигмы. Зачем я вообще сунул туда руки⁈»
Он достал ампулу флония, неловко воткнул иглу в предплечье и поморщился от сильного жжения. Вещество быстро уходило в кровоток, отмечая свой путь ощущением жара. Во рту мгновенно пересохло, и Гедимин потянулся за фляжкой.
— Джед, твою мать! — от вопля Кенена зазвенело в ушах. — Ты где⁈
— В центральном канале, — с трудом ворочая распухшим языком, проговорил Гедимин. — Подожди, я сейчас…
С третьей попытки засунув руки в перчатки, он сполз на пол и перевернулся набок. Левую руку жгло, зелёный свет перед глазами то вспыхивал, то гас. Он попытался встать, но руки дрожали, и опереться на них не получалось.
— Джед! — Кенен материализовался над ним, дёрнул за плечо, переворачивая на спину.
— Он ввёл себе флоний, — пробубнил кто-то над головой сармата. Гедимин обнаружил, что его держат за голое запястье, и запоздало дёрнулся.
— Я держал ирренций в руках, — прошептал он и усмехнулся. — Горячо.
Кенен, со сдавленным стоном приложив ладонь к лицевому щитку, быстро отдал приказы, и несколько секунд спустя Гедимина взвалили на самоходную тележку — уже без скафандра, с кровезаборником на правом запястье и кислородной маской на лице. Когда её надели, сармат не помнил — сознание то гасло, то возвращалось. «Странный эффект,» — думал Гедимин, вглядываясь в зелёный свет, сквозь который проступали очертания твэлов. «Раньше такого не было. Надо поспать. Когда проснусь, флоний подействует. А ведь оно там, как и говорил Хольгер. Всё ещё там. И оно меня узнало…»
18 мая 29 года. Луна, кратер Пири, город Кларк
«А снаружи покрыть обсидианом. И проложить слоем металлического урана или плутония. Тогда процесс пойдёт…»
Гедимин шевельнул левой рукой и почувствовал слабое жжение. «Запястье прижёг,» — с досадой подумал он. «Только где? Работал в скафандре…»
— Ну что, очухался? — сердито спросил, наклонившись над ним, Иджес. Он сидел на полу рядом с матрасом; за его спиной виднелось полузнакомое помещение, в котором Гедимин после недолгой заминки узнал «лазарет» — отсек на жилой палубе, куда сносили легкораненых и облучённых сарматов. «А здесь я что забыл?» — подумал сармат, недовольно щурясь. «Это из-за руки? Такой серьёзный ожог?»
Развернувшись на правый бок, он посмотрел на больную руку и удивлённо мигнул — ожога не было, лишь красноватое кольцо вокруг микроскопического прокола, уже практически зажившего.
— Рука цела, — сказал он вслух. — Зачем меня тут держат? Иджес, ты не видел моего скафандра?
— Лежи, псих с радиацией, — Иджес толкнул его в грудь, намереваясь припечатать к матрасу, но сармат только удивлённо хмыкнул и даже не качнулся. — Ничего не помнишь из вчерашнего?
— А что… — начал было Гедимин, но тут зелёный свет снова всколыхнулся под веками, и сармат зажмурился. — Да, верно. Ирренций… Какой я всё-таки идиот…
— Редкостный, — подтвердил Иджес, накрывая сармата одеялом. — Лежи. Ты хватил хорошую дозу — вон, все руки серые.
Гедимин недовольно шевельнул плечом, сбрасывая мартышечью тряпку.
— Не надо. Лучше дай мне бумагу и ручку.
Иджес мигнул.
— Это тебе на кой?
— Чертёж, — отозвался ремонтник. — Нет бумаги — тогда слушай, потом сам нарисуешь.
Иджес проворно вскочил на ноги, уклоняясь от протянутой руки. Гедимин и не собирался его ловить — и спокойно вернул руку на матрас.
— Я думал о синтезе, — сказал он, разглаживая мятый обрывок бумаги, выуженный Иджесом из мусоросборника. — Там очень простая схема.
Почти уже закончив чертёж, он остановился и задумчиво сощурился — что-то не сходилось. Иджес молча принёс ему ещё несколько листков, уже не таких мятых. Забрав с матраса отложенную схему, он куда-то ушёл и через пять минут вернулся с Кененом.
— Ну как ты, Джед? — спросил Маккензи, нервно усмехаясь и комкая незаконченный чертёж в руке. Гедимин неопределённо пожал плечами.
— Обсидиан лучше брать без тория, но с железом, — пробормотал он, ненадолго выныривая из мыслей о синтезе ирренция. — Для равномерного распределения… Тебе есть где достать обсидиан?
Кенен кивнул, пристально глядя на сармата.
— Смотри, — Гедимин показал ему окончательный вариант реакторного стержня — сложной девятислойной конструкции с четырьмя съёмными элементами. — Если выдержать толщину, попутный газ будет выходить, не разрушая слой. Это для жёсткости…
Он остановился, встретившись взглядом с Кененом. Тот смотрел округлившимися глазами и, кажется, забыл дышать.
— Ну чего? — Гедимин сердито сощурился. — Ты хотел помощи с ирренцием?
— Д-да, — Кенен неуверенно кивнул. — Но я не думал, что… Ладно! Это всё здорово, Джед. Посчитай, сколько чего нужно на эту штуковину. Не всё в этом городке можно быстро достать. Вот с обсидианом, например, всегда проблемы…
Кенен ушёл. Гедимин, отложив листки, вытер испарину с лица и лёг на матрас. «Что там положено за подпольный синтез ирренция?» — подумал он и еле слышно хмыкнул. «А интересно, только кагетский металл менял свойства — или синтезированный тоже? Надо будет проверить критическую массу…»