Пальцы Джой неожиданно сильно сжали его левый сосок, потом дотянулись до правого.
— Все сарматы немного… самки, — прошептала она, перекатывая в пальцах припухшую желёзку. — Как вам это, Джед?
— Лилит… делала так, — отозвался сармат, блаженно жмурясь. Боль вспыхивала и тут же отступала, вливаясь в пульсирующий поток тепла. Он уже захлёстывал каждую мышцу, отзываясь сладостью под языком и выжимая из кожи лишнюю влагу.
— Проведи сверху ногтем, — попросил он, на секунду вынырнув из пёстрого тумана. Мишти уже насадилась до упора и, опираясь ладонями на его живот, то приподнималась, то опускалась. Её руки согрелись — теперь они не холодили, а обжигали.
— Так? — тонкий ноготь Джой впился в припухшую «бусину», и сармат тихо зашипел. — Значит, у вас соски с резьбой? Интересно, какой же? Прямой, крестом или звёздочкой?
Гедимин ухмыльнулся — и снова стиснул зубы, подавляя шипение: его сосок плотно сдавил с двух сторон маленький зажим. Джой тронула пальцем выпуклую темную «бусину», заглянула сармату в глаза и коротко усмехнулась.
— Тоже действует, верно?
— Ха-ах, — шумно выдохнула Мишти, откинув голову назад. Гедимин чувствовал, как дрожат её руки. «Это, наверное… тяжело,» — связно думать мешали волны тепла и пульсирующая боль в сдавленных сосках. «Надо… помочь.»
Он попытался качнуть выделительной трубкой — она, сжатая со всех сторон телом Мишти, только чуть дрогнула, но самка вскрикнула и всадила ему в живот тонкие ногти.
— Ещё! — выдохнула она, встряхивая головой; прядь волос выбилась из узла и прилипла к мокрому лицу.
Что-то мягкое коснулось соска, и сармат дёрнулся, как от удара током, — ощущения были неожиданно резкими. Прикосновение с другой стороны заставило его зашипеть и податься назад — но отползать было некуда. Джой склонилась над ним с тонкой кисточкой в руке и еле слышно хихикнула.
— Как вам это?
Она снова коснулась его соска, и сармат резко выдохнул. Отползти было некуда; ещё секунда — и в его груди зажглись два новых источника волн, уже не тёплых, а обжигающих. Уже невозможно было сфокусировать взгляд, а мышцы дёргались сами по себе. Он с трудом заметил, что Мишти рывком слезла с него и, перевалившись через его бедро, рухнула на пол.
— Теперь… ты, — выдохнула она, поднимаясь на ноги. Её шатало. Джой, хихикнув, в последний раз провела кисточкой по набухшему, ноющему соску и перекинула ногу через бедро сармата.
— Держи его! — скомандовала она, резким движением насаживаясь почти до упора. — Он… почти… готов!
Мишти заглянула Гедимину в глаза. Он ждал, что она возьмётся за кисточку, и стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть, но Мишти только провела пальцем по его мокрому животу, от нижних рёбер к лобку.
— Хорошо… — прошептала она, подмигнув сармату. — Теперь — не бойтесь. Это неопасно…
Перед его глазами сверкнуло тонкое короткое лезвие.
— Вот на столько, — тихо сказала Мишти, отмеряя пальцами по ножу полтора сантиметра. — Только-только надрезать кожу. Вот так, сверху донизу…
Она провела пальцем по его животу между судорожно вздрагивающих рук Джой. Напряжённые мышцы затрепетали от прикосновения, и сармат стиснул зубы. В следующую секунду лезвие впилось в его кожу и скользнуло от рёбер вниз, оставляя за собой обжигающий след.
Это было из-за испарины — такой тонкий надрез не мог так долго ныть; пот затекал в свежие ранки, и Гедимин чувствовал каждый миллиметр вырезаемого узора. Лезвие, дойдя донизу, скользнуло вбок, прошло по животу, прочертив границу между выпуклыми мускулами. Линии пересеклись, и сармат, уже не сдерживаясь, застонал. Его тело выгнулось, мышцы вздулись, верёвки на запястьях лопнули, и он скатился с помоста и рухнул на мокрый пол.
Через пару минут, когда судороги прекратились, а в глазах немного прояснилось, Гедимин приподнялся на локте и ошалело выдохнул, встряхнув головой. Самки, склонившиеся над ним, подались в сторону. Сармат услышал тихий смех.
— А он был прав насчёт мягких тканей, — пробормотала Мишти, переступая с ноги на ногу и резко выдыхая. — Но это того стоило. Хорошо ты придумала с кисточкой.
— А вот ты перестаралась, — отозвалась Джой, разглядывая сармата. — Вон сколько крови…
— Я чуть-чуть, — виновато сказала Мишти. — Эй, мистер Джед, вы там как?
Гедимин посмотрел на себя — мокрый живот, покрытый чёрно-красными потёками, вздувшуюся и ноющую от ожога выделительную трубку, всё ещё закупоренную затычкой, распухшие соски с вцепившимися в них зажимами… Досадливо щурясь, он сдёрнул захват — и, зашипев от боли, прикрыл сосок ладонью.
— Не надо! — запоздало вскрикнула Джой, округлив глаза. — Можете подняться? Ложитесь, мы сейчас поможем вам…
Выдвижную конструкцию убрали; сармат, с трудом поднявшийся на ноги, лёг в подогретую ванну. Воды в ней почти не было; Мишти, подсоединив к патрубку распылитель, смывала кровь с затянувшихся порезов и с интересом разглядывала белесую сетку тонких шрамов. Они должны были исчезнуть через пару часов — тонкое лезвие, как и обещала самка, едва надрезало кожу, и регенерация уже почти завершилась. Джой освободила второй сосок и выделительную трубку и раньше, чем сармат успел возразить, впрыснула в уретру что-то холодящее. Боль на секунду вспыхнула и снова унялась; жжение медленно отступало. «Анестетик,» — подумал Гедимин, поднимаясь из ванны. «У них тут всё предусмотрено…»
Кровь стекла в слив, но запах раскалённого металла всё ещё висел в воздухе, ощущаясь даже снаружи, в раздевалке. Резкие движения причиняли сармату боль — особенно сильно ныла грудь, освобождённый раньше времени правый сосок. «Даже руку тяжело поднимать,» — Гедимин досадливо сощурился, вспомнив, что комбинезон довольно плотно прилегает к коже — а значит, будет давить на больное место. «Странные выдумки „мартышек“…»
— Вы не в обиде на нас, мистер Джед? — спросила Джой, протягивая сармату комбинезон. Было видно, что ей тяжело ходить — изредка она морщилась и прижимала руку к низу живота, но даже тогда не переставала ухмыляться. Гедимин покачал головой — и вздрогнул от резкой боли: Мишти ущипнула его за левый сосок.
— Не надо, — буркнул он, запоздало выставив перед собой руку. — Больно.
— Трудно было удержаться, — отозвалась Мишти. — Не сердитесь. Может, брызнуть анестетиком? Этот комбинезон… да, похоже, лучше брызнуть.
— Да проку от него… — поморщился Гедимин, в очередной раз неосторожно шевельнув выделительной трубкой. Жидкость, влитая в неё для анестезии, смыла жгучее вещество и на пару минут пригасила боль от ожога, но сейчас все ощущения вернулись, и сармат думал, как теперь эту трубку прижать, чтобы не задевать при движениях. Надетый комбинезон ожидаемо придавил соски, и Гедимин, помянув про себя спаривание «макак», временно отключил болевые сигналы. «Как к Ассархаддону заглянул,» — он, осторожно подняв руку, провёл ладонью по лицу, стирая остатки испарины, и поморщился. «Ну хоть суставы целы…»
Они вышли обратно в вестибюль — Гедимин, с досадливым прищуром разглядывающий пол под ногами, и ухмыляющиеся самки. Мишти, хихикнув, сразу свернула к накрытому столу. Все разговоры за ним смолкли, едва трое выбрались из-под шелестящей завесы; даже Мэрикрис отставила чайник и повернулась к двери.
— Спасибо вам за всё, — тихо сказала Джой, подняв взгляд на сармата. — Надеюсь, вам было не только больно. Наклонитесь ко мне, пожалуйста…
Она на секунду обхватила руками плечи Гедимина и прикоснулась губами к губам. Сармат изумлённо мигнул.
— Мне будет не хватать вас, — сказала она уже громче, отступив на пару шагов, и быстро направилась к свободному месту за столом. Гедимин остался на проходе — ему надо было промигаться.
— Ну-ну-ну, — Мэрикрис, протянув руку к полке за спиной, достала большую чашку. — Тут рядом есть табурет, он вас выдержит.
«Хссс…» — мысленно зашипел сармат, присаживаясь на край, — блокировка болевых сигналов на секунду перестала действовать. Мэрикрис, внимательно глядя на него, покачала головой.
— Девочки перестарались? Я предупреждала их, чтобы не увлекались. Возможно, не стоило вообще на это соглашаться, но Джой так просила…
Гедимин поморщился.
— Ничего. Сломанный механизм… — он криво ухмыльнулся, вспомнив, как с каждым разом труднее давалось спаривание, когда сворачивали проект «Слияние» и накачивали сарматов мутагенами обратного действия. — Трудно запускать. Не думал, что там ещё что-то осталось. Мне его… долго ломали.
Мэрикрис склонила голову.
— Я была против. Ещё чаю?
— Хватит, — буркнул сармат, оглядываясь на стол. Самкам было весело, и, похоже, среди напитков был не только чай, — Гедимин учуял слабый, сильно приглушённый запах этанола. Мэрикрис, проследив за его взглядом, поджала губы.
— Я разрешила. Сегодня последний день не только для Джой. Пятеро уезжают из Кларка. За два года тут сменятся все, кроме охранников.
Гедимин мигнул.
— И Мишти?
— И Мишти, — подтвердила Мэрикрис. — И наверняка попросит снова позвать вас.
Сармат про себя помянул ядерные могильники.
Входная дверь негромко зазвенела, пропуская внутрь угрюмого конвоира.
— Время, — буркнул он, указав металлической «клешнёй» на сармата. Мэрикрис кивнула. Гедимин, выходя за дверь, оглянулся через плечо, — Агуэра махнула ему на прощание.
— Наработался? — угрюмо спросил Матейка, дёрнув сармата за скованные запястья. — Пошёл!
…В этот раз конвоир был очень сердит и сдерживался с трудом, — он так швырнул Гедимина в камеру, что тот, не удержавшись, врезался в стену. Потерев ушибленный лоб, сармат сел на койку. От удара в голове не прояснилось, но и к обще-ошалелому состоянию он ничего не добавил.
— Эй, Джед, — выждав несколько минут, осторожно окликнул его Мэллоу. — Ты там в порядке? Что с тобой делали?
Гедимин молча качнул головой и лёг на спину, стараясь не задевать выделительную трубку. «Сегодня бельё лучше не снимать,» — отметил он про себя. «Надеюсь, до воскресения опухоль спадёт. Has— su, а ведь в процессе было приятно…»