Ф. Ходлер. Выступление иенских студентов. 1913
В неизобразительных искусствах — архитектуре, декоративно-прикладных искусствах — появляется жадная тяга к изобразительности. Некоторые здания А. Гауди имеют биоморфный и оскульптуренный характер, в систему архитектурной композиции легко «вплавливаются» изобразительные мотивы (купол над зданием Венского сецессиона в виде громадной кроны дерева), изделия прикладного ремесла уподобляются органическим формам (в некрологе Э. Галле говорилось, что «гончарные изделия, мебель, стекло отразили волшебную картину природы окружающего его мира...»). Конечно, слияние изобразительного и неизобразительного не всегда имело органический характер, и модерн знал такие образцы, как резная мебель школы Нанси, изображавшая целые заросли, и «скульптурные» предметы домашнего обихода. Заметим, что всем попыткам «высокохудожественности» в модерне противостоял китч — его карикатурный двойник, гротеск антихудожественной халтуры.
Столкновение изобразительного и неизобразительного начала привело к реорганизации орнамента. Орнамент не противопоставлялся форме, как в эклектике, но являлся частью ее, символической и структурной, как бы «нервной» системой объекта. Это всегда арабеск, построенный на напряженном сочетании линий, с частичным использованием изобразительных мотивов. Линии отводилась главная роль, ибо она умела «говорить», так как ее выразительность разрабатывалась на основе теории «вчувствования». О. Редон писал об арабеске как о возбудителе фантазии. Аналогично понимал орнамент О. Бердсли. Линия ценилась потому, что, намекая на бытие формы, она казалась элементом дематериализованным, абстрактным. Арабеск становился универсальной формой выражения и переживания мира. «Жест линии», по словам ван де Велде, был духовным. В модерне культивировались линии длинные, или тянущиеся параллельно, или свивающиеся, и линия пунктирная, которая сама в себе выражала свою условность. Арабеск был противопоставлен принципу имитации как принципу недуховному. Он был антипространствен по своей сути, отрицая классическую перспективу.
Модерн — стиль арабесковый, полный вне положенного духовного смысла. Оппозиционные настроения по отношению к орнаменту рождались не «другим» модерном, а тем же самым, притом не противоречащим самому себе. Под орнаментальным в модерне понимались вся структура объекта, его фактура, внешние силуэтные очертания и т. п. Изживалось лишь развитое изобразительное начало. «Пуристический стиль» школ Глазго, Вены типичен для модерна.
Наконец, особой проблемой отношения к форме для модерна является проблема станкового искусства. Модерн хотел найти общие принципы для всех искусств и потому деформировал специфику станковизма у традиционно станковых искусств (живопись, скульптура) и внедрял его принципы в области, им заведомо не принадлежащие (в архитектуру, прикладные искусства).
Конечно, в станковом искусстве «станковое» не уничтожалось, как и в нестанковом — нестанковое. Снова мы видим лишь уход от более традиционного решения, переориентировку видов искусства, деформацию и расширение их специфики. Искусства, теряя свою изолированность, легче входили в ансамбли, создавая основу для развития синтеза искусств. Станковое уступало (внешне, конечно) синтетическому.
Идея синтеза искусств оставалась на протяжении всего развития модерна кардинальнейшей проблемой искусства. «В ней, — как писал ван де Велде, — находилось средство для слияния искусства с жизнью». Идя в жизнь, это движение хотело внести свой вклад в дело обновления общественного строя.
«Внутри» модерна оказывались, переживая некий инкубационный период, принципиально новые тенденции, которые затем «подхватит» авангард. Поиски мастеров модерна провоцировали появление фовизма, экспрессионизма, кубизма, абстрактного искусства и сюрреализма. Программным и общим для модерна и авангарда являлись стремление к социальной переделке мира, «перевоспитание сознания людей», ритуализация форм поведения художника в обществе, универсальность художественного языка, склонность к эпатажным акциям. Наконец, на рубеже веков сложилась и вся структура взаимоотношений искусства и общества: журналы, галереи, маршаны, коллекционеры, музеи, рынки, реклама и т. п. Иными словами, был готов «пусковой механизм» для авангарда.
«Отцами» нового искусства выступили В. Ван Гог, П. Гоген, П. Сезанн, О. Редон, Ж. Сёра, А. Тулуз-Лотрек — художники постимпрессионизма. В некоторых случаях сам постимпрессионизм можно рассматривать в качестве первой стадии ар нуво. В отношении абстрактной ритмики композиций Сёра и его последователей это не подлежит сомнению. В творчестве Сезанна видели некоего предшественника кубизма. Безусловно, иконографические мотивы его картин, натюрмортов, полотно «Пьеро и Арлекин», гротескность фигур обнаженных, модернистская «стильность» последнего панно «Большие купальщицы», да и сам поиск пластическо-колористической пространственной формулы, параллельной природе, тяга к неопуссенизму, т. е. все «дело отшельника из Экса», привлекали к нему внимание многих поколений художников XX века. Ассоциации с кубизмом стали вызывать «граненость» форм у М. Врубеля; есть неясные свидетельства визита Пикассо на врубелевскую экспозицию в парижском Осеннем салоне 1906 года. Основатель группы «Наби» П. Серюзье, предлагавший рассматривать геометрию в живописи наравне с грамматикой в поэзии, оказал влияние на развитие кубизма: его учеником был Роже де ла Френе.
А. Руссо. Поэт и его муза. 1909
Особо активно в модерне складывалась экспрессионистическая тенденция, начало которой положил Ван Гог. Гоген, связанный с символизмом, создававший индивидуально творимый миф, дал примеры экспрессионистичности форм в своих гравюрах на дереве, учил творческой свободе и «экзотизму», покорял слитностью пластики и организации ритмики. Вкус к гротеску шел от Тулуз-Лотрека. Мистическо-философское искусство Э. Мунка и Дж. Энсора открывало новые пути к познанию внутренних переживаний людей. Органично шло развитие Венской школы от стилизаций Г. Климта к нервности линий Э. Шиле, а затем — к экспрессионизму О. Кокошки. Протоэкспрессионистические черты заметны в творчестве П. Модерзон-Беккер из «школы Ворсведе», с которой поддерживал дружеские контакты поэт Рильке. Модерзон-Беккер хотела почувствовать «колебание формы в самой себе». Интерес к цветности живописи, открывавший повышенную эмоциональную функцию цвета на палитре, наблюдался у символиста Г. Моро и в «протофовистской живописи» К. Моне в 1880-е годы. Сюрреалисты оценили работы «Малларме в живописи» О. Редона, который в иррадирующем мареве показывал фантастические образы. «Свободный интерпретатор природы», как называл себя художник, учил колористическому и образному метафоризму. Сюрреалисты, в частности С. Дали, ценили орнаменты модерна, особенно в архитектуре Э. Гимара и А. Гауди.
«Школой мастерства» для многих представителей авангарда в начале XX века оставался импрессионизм, правда, не тот живой и жизнерадостный 1870-х годов, но импрессионизм «поздний», «отредактированный» стилем модерн. Он получил широкое распространение в разных странах. Интересно, что позднюю стадию прошли и основатели самого движения: модернизм поздних панно К. Моне и своеобразный фовизм Ренуара в серии «Габриэль».
Символизм, начавшийся с выходом в 1886 году манифеста, написанного поэтом Ш. Мореасом, многое дал для развития авангарда. Во-первых, образы, подобные снам, видениям, культ мифологичности и ассоциаций; во-вторых, саму стилистику: антиперспективность и антиимитационность, абстрактную ритмизацию форм и цвет, отчужденный от реальности. Дж. Энсор призывал учиться рисовать, как дети. Характерно, что на рубеже веков складывается оригинальное искусство «наивиста» А. Руссо. Критик А. Орье в 1991 году писал, что для символизма в живописи характерны «синтетизм форм» и субъективность. Для развития абстрактного искусства, особенно В. Кандинского и Ф. Купки, много значили разработки «теории орнамента». Штудии философа Т. Липпса приучали к мысли, что и «линии умеют говорить». Ф. Ходлер разрабатывал концепцию «динамографизма». Ван де Вельде подчеркивал в орнаменте внутреннюю символичность, дух энергии и возможность воздействия на психику. Модерн и символизм давали и разнообразный опыт комбинирования при создании произведений из разных материалов.
Итак, в искусстве рубежа XIX—XX веков зрели предпосылки для становления многих крупных «измов» последующих десятилетий: для фовизма, экспрессионизма, кубизма, абстрактного искусства и сюрреализма. Их духовной родиной являлся стиль модерн.
Нет сомнения, что «путь в XX век» был противоречив. Модерн частично принадлежал и прошлому и будущему. То, что он дал будущему, неоднократно «переживалось» и использовалось. Реминисценции стиля модерн в XX веке обнаруживаются неоднократно, хотя авангард порой и боролся с ними. Так или иначе, ар нуво остается на горизонте современной художественной культуры, порой намного больше, чем мы это себе воображаем. Ныне вновь тиражируются стеклянные изделия фирмы «Тиффани», силуэты модных платьев рубежа веков опять демонстрируются на подиумах, фотографии в пиктуральном стиле пользуются спросом у коллекционеров. Но дело, конечно, не в подобных «мелочах». Живет неизбывная тоска по большому и комфортному стилю, образцом которого, пусть и ненадолго, стал модерн.
Модерн создал впечатляющую систему форм и образов. Внутри нее пряталось так много, что бесконечные «возрождения», точнее, попытки их следовали одна за другой. Самой известной являлась система ар деко, сложившаяся в 1920—1930-е годы. Но и помимо нее подобных revivel'ов и реминисценций последовало много модернистских стратегий, не всегда похожих друг на друга, но тем не менее восходящих к одному источнику.
Возможно, наиболее органично некоторые замыслы воплотил в своей индивидуальной стратегии Анри Матисс, «накопитель знаков», как он сам себя характеризовал. Ведь он также из поколения 1860-х годов...