Немецким мастерам югендштиля (немецкое название стиля модерн) могло показаться, что они «возрождают» именно отечественную традицию. На самом же деле тут большое значение имели опыты англичанина У. Морриса в книжном деле и французского живописца-символиста П. Гогена, который делал иллюстрации в своей книге «Ноа-ноа». Значительный вклад внесли норвежец Э. Мунк, тогда работавший преимущественно в Германии, швейцарец Ф. Валлотон, сблизившийся с парижской группой «Наби», и А.П. Остроумова-Лебедева, связанная с петербургским объединением «Мир искусства». Однако, хорошо представляя себе работы этих мастеров (заметим попутно огромную осведомленность Кандинского обо всем, что делалось в искусстве Европы), художник вырабатывает оригинальный образный строй, свою манеру резать доски и печатать с них. Более того, представляется, что гравюра во многом помогала ему самому определиться со своим стилем, так как склонная к скупости в выборе средств, к определенному лаконизму (на этом этапе своего развития), она невольно вела к определенной формульности, четкости, определенности. У Кандинского важны такие взаимные коррективы разных видов искусств, так как он, как и многие в то время, полагал, что существует одно Искусство, а все его разновидности — только способы его проявления.
К числу лучших гравюрных работ мастера 1903 года стоит отнести, без сомнения, «Певицу», «Ночь» и «Золотой парус». Все они исполнены в технике, которую сам автор называл «японской» (тем самым напоминая о классической японской ксилографии XIX века) и которая была связана с печатанием с разных досок для придания эстампу полихромности (причем для оттиска могла выбираться и цветная бумага, а некоторые из них могли и раскрашиваться вручную).
Итогом работы в разных направлениях явился альбом черно-белых гравюр «Стихи без слов» (1903) — шестнадцать листов темно-серого картона, сшитого вручную. Названием своим он напоминал о сборнике стихотворений «Романсы без слов» П. Верлена и тем самым о возможности «одним искусством» говорить о другом, утаенном. И если французский поэт подразумевал музыку, то Кандинский решил формами изображений передавать текст. Этот «необнародованный», то есть утаенный, текст тут представлен только заглавиями, которые одинаково возможно отнести как к гравюре, так и к нему. Причем последний лист, «Вечность», в заглавие даже не включен (чем еще более утаен). Такой текст, если знать общее направление сюжетного развития «сказа» художника, становится понятен, как были понятны росписи пещер охотникам, которые им поклонялись, и фрески христианских храмов на темы Священного Писания.
Короче, это намек для «посвященных», и потому обложка украшена большим изображением в круге — магическом круге, само обрамление которого несколько напоминает раму зеркал, так что мир, в нем возникающий, увиден в ином, нереальном измерении. В центре представлен юноша с молитвенно сложенными руками, и рядом с ним кот на цепи — знак скованной свободы, с другой же стороны помещен конный вестник, трубящий сигнал, на фоне же условно обозначенного пейзажа виден храм, башня и войско, над которыми прихотливо клубятся облака. Затем начинается путешествие в этом ином мире. Виньетка к оглавлению показывает корабли, мчащиеся под парусами среди волн, иные «вестники» переправляются через Рейн. В самом же мире, еще не ведающем о важных событиях, царит мирная жизнь (листы «Вечер», «Розы», «Горное озеро», «Зрители», «Старый городок»), однако злые силы уже начинают свою борьбу за власть («Змей). Жители старого городка встревожены, и рыцарь выступает в поход («Прощание»), наступает ночь («Ночь»), на холме с распятием начинается «Поединок», затем следует «Охота». Дорога же ведет к храму, над которым вскоре воссияет солнце. Тут обретена «Вечность», а все остальное было только подступами к ней. Таков вывод, к которому подводит зрителя художник.
Однако же, как видно из дальнейшего творчества мастера, покой был обретен ненадолго, и борьба сил добра и зла за людей, новые испытания самих людей еще будут продолжаться. Здесь характерна одна важная особенность творчества Кандинского: художник, сам следуя по своему избранному пути и ведя за собой зрителя, работает циклами и, завершая один, начинает тут же другой. Более того, характерно, что внутри эволюции самого творчества временами Кандинский как бы подводит итоги определенной тенденции в нем, после чего следует дальнейшее развитие.
Среди последующих поисков можно выделить еще ряд гравюр: «Гусляр», «Лунная ночь», «Зеркало», «Охотник», «Монах», «Свирель», «Фуга», «Церковь», «Преследование», «Вороны», «Женщины в лесу», «Зеленые женщины» (все — 1907 года). Многие из них по силе своей выразительности намного превосходят те поиски в гравюре на дереве, которые вели экспрессионисты в Дрездене (группа «Мост»), и тут интересно, как самостоятельно рождается экспрессионизм из позднего стиля модерн. Сделать это оказалось легче всего в гравюре на дереве с ее выразительностью больших пятен, сочетанием разных по форме штрихов резца в материале.
В. Кандинский. Москва. 1916
В самой живописи столь радикальных перемен в те годы еще не имелось. Более того, Кандинский вместе с Габриэле Мюнтер, с которой он сошелся в школе при объединении «Фаланга» (она там училась), с июня 1906-го по июнь 1907 года живет в Севре, лишь изредка наезжая в Париж. Там он пишет пейзажи, больше всего напоминающие его раннюю манеру. Увиденное в Париже потрясло его (больше всего живопись А. Матисса); ему кажется, что он теперь отстает от самого передового искусства и долгое сидение в Мюнхене не пошло ему на пользу.
Вернувшись в Германию, он с Мюнтер после краткого визита в Берлин поселяется в пятидесяти километрах от столицы Баварии, в Мурнау. Там ими приобретена вилла, которую они превращают в цитадель нового искусства. Вилла эта получает название «русской», и сам Кандинский работает над оформлением интерьеров, расписывая лестницу и шкафчики, наполняя дом иконами и лубками, народными игрушками и вышивками. Для Мюнтер он делает модели платьев. Ему хочется воссоздать атмосферу слитности искусства и жизни, в этом он еще следует заветам модерна. Однако сами его художественные поиски уже совершенно отличны от югендштиля. Сюда к нему приезжают погостить художники Алексей Явленский и Марианна Веревкина, а также композитор Фома Гартман, с которым он задумывает «сценическую композицию «Желтый звук». В самом Мюнхене Кандинский основывает «Новое художественное общество» и становится его президентом (в нем имелось большое число русских участников, в том числе В.Г. Бехтеев, М.В. Веревкина, В.А. Издебский, И.А. Кульбин, А.Г. Явленский). Об этом устроитель сообщает в петербургском журнале «Аполлон» в 1910 году: «...все проникнуто общим стремлением говорить от души к душе». Каждый из участников выбрал свой путь. Кандинский пишет ряд экспрессивных пейзажей Мурнау. Прошлое забыто, нет никаких стилизаций под «русскую старину». Кисть энергична, пятна красок наползают друг на друга, пространство упруго. Сами полотна, предельно интенсивные по силе цвета, словно излучают цветовую энергию в пространство перед собой. При этом художник впечатляющим образом передает ощущения зимы и лета.
Параллельно поискам обновления приемов, чтобы писать пейзаж с натуры, преображая и создавая новый образ ее, Кандинский снова обращается к темам, которые уже были намечены. В картине «Синяя гора» (1908—1909, Музей Гуггенхейма, Нью-Йорк) он вновь показывает кавалькаду всадников, несущих «весть». Их же потом можно будет увидеть и в картине «Романтический пейзаж» (1911, Городская галерея «Ленбаххауз», Мюнхен). Много испытаний ждет «вестников»; так они переплывают «озеро» (одноименная картина, второе название «Поездка на лодках», 1910, ГТГ). Их же мы видим в композиции «Импровизация 11» (1910, ГРМ), где видны люди в лодке, пушки, пятеро повешенных и собака на первом плане. В «Импровизации 9» (1910, Городская галерея, Штутгарт) показана толпа на первом плане, а вдали холм с всадником и холм с храмом. В «Композиции IV» (1911, Художественное собрание Северного Рейна-Вестфалии, Дюссельдорф) видны люди, вооруженные пиками, а «Импрессия IV» (1911, Городская галерея, Мюнхен) носит второе название «Жандармы».
И хотя сам художник неоднократно предупреждал, что не следует слишком прямолинейно понимать содержание его картин, все же очевидно, что вестникам на их пути приходится преодолевать разные препятствия, проходить испытания. Более того, и сама природа кажется взволнованной, массивы гор словно движутся, мелькают молнии, цветные тучи падают на землю, в небе встают радуги, полыхают яркие зарницы, короче, начинается светопреставление. В борьбу со злом включается и св. Георгий (чему посвящен ряд картин), а в ряде «композиций» угадываются мотивы Потопа и Страшного суда. К этому времени многим своим произведениям Кандинский дает порядковые номера, тем самым подчеркивая их серийность. А кроме того, выделяет среди них «импровизации», «импрессии» и «композиции», о которых сам сообщает, что они должны выражать «игру с объектом», передавать «впечатления» или «строить». Помимо этого, у этих основных подразделений порой бывали и более мелкие, например «вариации» и т. п.
«Композициям», как в старом академическом искусстве, отдается предпочтение, и их в течение всего творчества было создано немного, а именно девять. При всей их важности для искусства Кандинского не следует думать, что именно они всегда являлись «ключевыми» для его понимания, скорее демонстрируя то, что состоялось, скорее будучи результатом поисков, чем следами самих поисков. «Импровизации» и «импрессии» часто имели вторые названия, позволяющие нередко понять их скрытое содержание. В них видно, что тем, кто прошел испытания, могут быть дарованы радости пребывания в счастливой земле наподобие рая. Тут может быть и старинная усадьба («Кринолины», 1909, ГТГ), и посещение Востока, и «сады любви» (скрытая эротическая тема часто присутствует в образах картин Кандинского).
Однако же самые упорные вестники стремятся к конечной цели — к невидимому граду на горе, на который им порой намекает храм, стоящий на вершине (этот образ повторяется во многих картинах; даже виды Мурнау показывают, как неприметная кирха городка меняет свои очертания, а колокольня прямо-таки «врастает» в небо).