Казалось бы, корректная для наших дней формула «Россия – это и Европа, и Восток», т. е. «Евразия», могла бы исчерпать проблему. Но нет, у этой формулы В. Земсков видит еще и другой полюс – «новое» русское западничество, которое не выбросишь из культуры, из общественной жизни, из науки. Ученый ставит принципиально важный и актуальный для современной России вопрос о многополюсной русской «сущности». Идентичность России нельзя определить простым сложением разных характеристик – органического качества такая операция не породит; постсоветскую Россию он видит как полиполярную, поликультурную многосоставную страну, имеющую свой регулятивный механизм, поддерживающий ее сложное целое.
Работы В. Б. Земскова последних лет, вошедшие в эту книгу, посвящены также историко-хронологическим и типологическим аспектам цивилизационно-культурного «пограничья». Сюжет этот, возникавший у него и ранее, теперь получил развитие. Научную новизну этой тематики определяет то, что в цивилизационных исследованиях XX в. (начиная с работ Шпенглера и далее) в центре внимания, как правило, находились «классические цивилизации», понимаемые как устойчивые, завершенные в своем формировании системы. Рождение во второй половине XX в. концепции многополярного мира отозвалось в цивилизационных исследованиях переходом к изучению «неклассических объектов», а именно пограничных цивилизаций, которые по самой своей природе отрицают возможность статического подхода. Ученые обнаружили, что пограничные цивилизации проявляют не меньшую активность и агрессивную способность к экспансии культурных ценностей за пределы своих границ не только в сторону удаления от цивилизационного центра, но и в направлении самого центра. Более того: высокая конфликтность, свойственная зонам цивилизационной трансгрессии, зачастую все очевидней определяет нестабильность глобальной ситуации. В то же время очевидно, что наука еще не располагает методологическим инструментарием, необходимым для систематического изучения пограничных культур.
В июне 2012 г. В. Земсков провел в ИМЛИ РАН конференцию «Цивилизационно-культурное пограничье как генератор становления мировой культуры/литературы», ставшую пробным, дискуссионным полем для рассмотрения проблемы с самых разных сторон. В программном теоретическом выступлении «Цивилизационно-культурное пограничье – универсальная константа, энергетический источник и средство самостроения мирового историко-культурного процесса/мировой литературы», опубликованном в этой книге, Валерий Земсков в сущности сформулировал принципы нового подхода к структурированию мирового историко-культурного/литературного процесса.
Благодаря логике своего научного мировидения Валерий Земсков вышел за пределы латиноамериканистики к новаторскому типологическому сопоставлению культурных процессов в иберийском и российском регионах, к изучению межкультурных коммуникаций в европейском и глобальном масштабе, к исследованию образа России и «русской идентичности» в современном мире, к инновационной постановке проблем изучения цивилизационно-культурного пограничья, чем, по сути, определил направленность фундаментальных гуманитарных исследований не на одно десятилетие вперед.
Но этим его творческий потенциал не исчерпывался. Он опубликовал роман «Четвертый город» (М.: Три кита, 1994) и книгу «Лазарь. Роман. Подземная бабочка. Рассказы» (М.: Академический проект, 2000).
Первый роман, напечатанный под псевдонимом Вал. Анохин – оригинальная, сатирическая, остроумная проза о вторжении виртуальной реальности в повседневную жизнь, о разрушении границ между реальностью, порождаемой телевизионным миром или миражом, и пространством нашего быта и бытия (отдельные ее главы публиковались в парижском журнале «Синтаксис», издававшимся тогда еще живым А. Д. Синявским и ныне здраствующей Марией Васильевной Розановой – В. Земсков не раз бывал у них в предместье Парижа Фонтене-о-Роз, в их доме, когда-то доме Гюисманса, на улице Бориса Вильде). К сожалению, этот роман остался практически незамеченным.
Зато роман «Лазарь» – о знаменитом лингвисте Лазаре (Людвике) Заменгофе (1859–1917), враче-окулисте, создавшем искусственный язык эсперанто как язык всеобщего понимания и братства, способный объединить человечество, имел успех. Рецензии о романе появились в «Независимой газете», в «Московских новостях» и «Труде», в журналах «Октябрь» и «Дружба народов». Это произведение многогранное: одновременно и детективная история, острая и увлекательная, и философская фантасмагория о крахе еще одной утопии, на этот раз лингвистической. Это и трогательный любовный роман, написанный с юмором, иронией, хотя не без жесткости. Роман нравится всем.
Рассказы, поскольку они разного художественного достоинства, нравятся не всем, но каждый из них по оригинальности и свежести подобен экзотическому цветку. И их соседство с «Лазарем» в книге неслучайно. В этом плане для автора важен рассказ «Стило» – о Слове, об одержимости Человека Словом и творчеством. Именно эта тема сущности и возможностей Слова, его магии воздействия на человека – объединяет «Лазаря» и рассказы. Слово, как и имя, обычно воспринимаемое человеком как нечто само собой разумеющееся, на самом деле крайне существенно, магистрально в жизни человека; если имя утрачено, если нет его обычного бессознательного присутствия, то неожиданно утрачиваются идентичность и опоры человека в этой жизни (рассказ «Мотылек»). Общая идея рассказов сборника – неискоренимое и на рубеже третьего тысячелетия противоречие в отношениях между мужчиной и женщиной, между безличным, анонимным Эросом и желанием найти себя в индивидуальной любви, пробраться сквозь маски жизни, сквозь «морды ее лица» – к ее лицу. Эти попытки не всегда успешны, но герои Валерия Земскова упорны в своем стремлении дойти до сути. Они вслушиваются, как, например, герой рассказа «Имя любви», в ритмы своей жизни, вглядываются в себя, обнаженных, неприкрытых социальными покровами, и стараются разобрать едва, но все-таки слышные «шепотки бессмертия» – ускользающее в мутных водах повседневности чистое Слово, обозначающее изначальную основу бытия человека – Любовь. Порой им удается обрести миги рая, счастья, утопического блаженства, но все это миги, ибо человек сам изгнал себя из рая, отведав плод от древа познания («Возвращение из рая»).
Своеобразие прозы Валерия Земскова в том, что пишет он о современной жизни, но почти постоянная призма мифа придает его рассказам ощущение вечности их проблематики. В его романе и рассказах слышна перекличка (а иные из них просто построены на проекциях мифа в современность или наоборот – современности – в прошлое) с античными мифами – «Любаша» (о Сатире и Менаде), «Подземная бабочка» (вариация мифа о Психее и Эроте), с христианскими мифами и апокрифами («Страсти по Магде», «Турпоездка в месяц Фармути» – о Марии Египетской, «Филозоф» – о христианском святом I в. и др.), в «Лазаре» – с библейскими мифами, Гёте, М. Булгаковым.
Проза Валерия Земскова очень современна. Действие многих его рассказов происходит не только в России, но и за рубежом: его герои, как, видимо, и сам писатель, свободны в своих передвижениях не только в воображении, в «мире культуры», они свободно передвигаются и в географическом пространстве. Многие персонажи его рассказов – это русские, путешествующие за границей (штрих современной жизни), но писателя и здесь интересуют не анекдоты из жизни «новых» или «старых» русских», а сущностные, изначальные отношения между людьми, основополагающая матрица человеческих взаимоотношений – Мужчины и Женщины. Писатель не склонен к детально бытовому воспроизведению реальности, его рассказы порой могут показаться слишком прямыми, жестокими в обнажении сути бытия. Его интересует не быт, а именно бытие. Например, один из лучших, возможно, шокирующий рассказ «Yes, yes», читаемый как вполне реальная, хоть и жуткая история (а в основе рассказов Валерия Земскова всегда – занимательная история, недаром Набоков говорил, что в основе литературного произведения – всегда история – story), этот рассказ – в сущности притча. Его герой говорит о своей девушке случайным русским знакомым за столиком ресторана на острове Корфу (хотя неважно, где происходит действие, а может быть, и важно, учитывая то, что Греция – прародина европейцев, европейской цивилизации): «Я вручил свою судьбу в ее руки». Это очень важный для писателя мотив зависимости одной человеческой жизни от другой, именно жизни в ее изначалье, жизни-смерти. Рассказ перекликается чем-то с «Шумом и яростью» Уильяма Фолкнера, заметившего (обыгрывая знаменитую цитату из Шекспира), что жизнь – это история, полная шума и ярости, рассказанная устами идиота. В рассказе «Yes, yes» в жизни героев, только что казавшейся такой благополучной, происходит неожиданный гибельный обвал, она разрушается рукой жестокого, подчиненного власти беспощадно безликого эроса, фатума, персонифицированного в лице мальчика-идиота. Тема потусторонности, неведомых сил, управляющих жизнью человека, выходит на поверхность и в рассказе «Морды лица». Своеобразие прозы писателя и в постоянстве игрового начала, в ощущении театральности жизни.
В юности и молодости Валерий Земсков писал стихи, в основном лирические, но кто же не пишет стихи в юности? Но он и в зрелые годы издал три небольшие книги, фактически – три цикла стихов: «Там, за краем» (2010), «Паленая река. Вариации на тему» (2011) и «Железные ночи» (2012) в московском издательстве «Вахазар». Стихи драматические, метафизические, мрачные. Автор считал себя по природе своей пессимистом, хотя бывал разным. Но, видимо, глубинное его мироощущение было все-таки пронзительно пессимистичным, хотя, как всегда, не без самоиронии и юмора. Вот фрагмент его последнего стихотворения из сборника «Железные ночи»:
Моей России
мы снова уплыли куда-то туда,
среди льдов, зачем, почему мы не знали…