В Верхней столице у Павла оставалось ещё одно дело. Неотложное, он и так слишком долго тянул.
Больница Святой Марии Карповой состояла из целого комплекса зданий, нужный Павлу корпус, лабораторный, находился чуть в отдалении, но пройти в него можно было только через главное здание клиники. Парень слез с мотоцикла, заполнил формуляр, указав, что пришёл к врачу-офтальмологу Клэр Биркин.
Через пять минут вниз, в холл, спустилась черноволосая женщина в белом халате, поманила Веласкеса за собой, они быстрым шагом прошли по коридорам в соседнее здание без окон — излучение Сола могло помешать экспериментам. Обитель Лео Шварца находилась на последнем этаже за дверью с номером 1113. Клэр вызвала лифт, который поднял их на одиннадцатый этаж, дождала, когда тот остановится, вдавила квадратик рядом с клавишей «Стоп» и засунула мизинец в появившееся отверстие. Лифт поехал вниз.
— Давно тебя не видела, — сказала женщина, — опять кого-нибудь охмуряешь?
— Лейтенанта Сил обороны, — улыбнулся молодой человек. — Она тоже эспер.
— Губа не дура. Не боишься, что она тебя раскусит?
— Боюсь, — признался Павел, — тогда наши отношения закончатся, а она мне очень нравится. Ты что такая напряжённая?
Клэр не ответила, кабина проехала минус второй этаж, на несколько секунд замерла, пока плита, перегораживающая шахту, отодвигалась в сторону, а потом спустилась ещё ниже, на уровни, которые в строительной документации не были отмечены. Геллер утверждал, что уровень, на котором они вышли. был защищён намного лучше, чем самые секретные правительственные объекты.
Лео Шварц, невысокий пожилой мужчина с круглым брюшком, золотой оправой очков и надменным выражением лица, которое не изменилось при виде гостей, встречал их в холле.
— Ты опоздал на три дня, — строго сказал он. — Идём.
Длинный, плохо освещённый коридор заканчивался лестницей, уходящей вниз, справа от неё прямоугольный проём вёл в ослепительно-белое помещение. В нём стояли несколько кресел, глубоких и удобных, и длинный узкий стол, продетый в матово-серое кольцо. Павел здесь бывал, и не раз — именно на столе происходило то, что он самостоятельно проделал в гараже в поместье Кавендишей, здесь магов долго и упорно убивали и возрождали, пока те не обретали независимость от браслета.
— Ложись, — скомандовал Лео.
Павлу не пришлось снова умирать, кольцо несколько раз прошлось вдоль тела, на экране проверенные участки подсветились зелёным. Сканер задержался в двух местах — у шеи и в районе поясницы, здесь свечение было оранжевым. Клэр пометила световым пером показатели, недовольно поморщилась.
— Концентрация увеличилась до семи процентов выше нормы, — сказала она, — ничего необычного не чувствуешь?
— Нет.
— Если дойдёт до двадцати, процедуру нужно будет повторить, — озабоченно произнёс Лео, — полежи пока, я сам посмотрю. Доктор Биркин, оставьте нас.
Клэр кивнула, и ушла.
Поток частиц с Сола в магнитном поле Сегунды выбивал из атома гелия один нейтрон и замещал на другую частицу, с отрицательным зарядом, образуя изотоп водорода. Количество таких изотопов было мизерным, но они присутствовали везде — в воде, в воздухе и в толще породы в относительно стабильном состоянии, что-то в поле планеты не давало им исчезать сразу же. Через кожу и с вдыхаемым воздухом изотоп проникал в ткани организма и распадался уже там. Животные и растения давно адаптировались, у человека спустя годы появлялись мутации, приводящие к смерти, если только в детстве ему не ставили имплант возле одного из надпочечников. До пяти лет имплант не приживался.
Организм будущих эсперов отвергал любые чужеродные включения, у магов изотоп проникал в кровь, связывался с железом, накапливался в нервных окончаниях, изменял их, пробуждал особые способности, и одновременно сводил с ума. Блокираторы инициировали процесс распада, но если какое-то количество задерживалось на определённое время, то извлечь его почти не удавалось. Оранжевое свечение означало, что изотоп накопился локально, и пока не представляет угрозы, красное — что концентрация слишком высока, и процесс уже не остановить.
— Потерпишь немного? — Лео поменял настройки, переводя аппарат в лечебный режим.
Павел кивнул. Инжектор прилепился к шее, впрыскивая лекарственный раствор, он закрыл глаза, сжал кулаки — казалось, что от участков тела, мимо которых двигалось кольцо, отрывают кусочки. Не помогали ни попытки потерять сознание, ни блокировка болевых ощущений, с каждым разом куски становились всё больше, в процесс вовлекались сначала подкожные ткани, потом внутренние органы. Ощущения были похожи на те, что каждый маг испытывал, проходя тесты в Службе контроля, только в сто раз сильнее.
Когда сканер пискнул, и кольцо остановилось, Павла трясло. Лео, напротив, довольно улыбался.
— Минус два процента, — сказал он. — Приходи сюда каждую неделю, будешь как огурчик.
— Нет уж, — молодой человек с трудом поднялся, сел, пытаясь унять дрожь, — одного раза в месяц достаточно.
— Как знаешь, — доктор Шварц равнодушно кивнул, — только не забудь, плюс пятьдесят, и я уже ничего не смогу сделать. Плохо, что ты приходишь, когда тебе вздумается, но хорошо, что ты появился сегодня. Идём, я хочу тебя кое с кем познакомить.
Они поднялись тем же путём на одиннадцатый этаж, Шварц пропустил Павла в пустую приёмную, распахнул дверь в кабинет.
В его кресле сидела светловолосая женщина с холодными голубыми глазами на узком скуластом лице, одетая в светлый сарафан с геометрическим рисунком, ей на вид было лет тридцать, не больше. Лео чуть ли не насильно впихнул Павла в гостевое кресло, уселся рядом с ним в такое же. Было видно, что доктору с его объёмным животиком такое мелкое сиденье непривычно, но он терпел.
— Меня зовут Елена. А ты — Павел, я знаю про тебя всё, — сказала женщина, голос у неё был мягкий и пронизывающий.
— Так уж и всё? — удивился Веласкес.
— Конечно. С самого рождения, уж поверь, точнее, ещё раньше. Я хорошо знала твою мать, и неплохо — отца, покойного Матеуша, тот ещё кусок дерьма был.
Веласкес посмотрел на Шварца.
— Да, — вздохнул тот, — познакомься, Елена Соколова, пятый советник Северного протектората. Ты ведь не просто так сегодня приехал, может быть, хочешь что-то рассказать?
— Можешь говорить при мне, — Соколова мягко улыбнулась, — у нас с Лео нет секретов друг от друга, правда, дорогой?
Шварц обречённо, как показалось Веласкесу, кивнул.
— Мы вместе уже больше ста пятидесяти лет, — продолжала женщина, — и знаем друг друга как облупленных, как говорят русские.
Веласкес почувствовал себя неуютно, сказанное означало одно — и Шварц, и Елена вполне могли быть участниками эксперимента генерала Альвареса, который закрыли в 164-м году, или сто семьдесят лет назад. Двумя чокнутыми магами, которые каким-то чудом выбрались и смогли дожить до этого дня. Если так, то им обоим наверняка было лет по двести, а то и больше, и звали их, если верить отчётам об эксперименте, совсем по-другому, Леонид Гаусс и Ольга Громова. Он внимательно посмотрел на Шварца, в документах Кавендиша тот изображался совсем по-другому, тот выдержал взгляд спокойно, словно ничего не произошло.
Кем бы ни были эти двое, Павел не видел причин скрывать от них то, что происходит с Розмари. Во-первых, они были гораздо опытнее, во-вторых, у них было необходимое оборудование, и в-третьих, у девушки со светящимися кистями рук выбор был небогат — или свихнуться, или вылечиться. Веласкес надеялся, что принял правильное решение.
— Я сглупил, — сказал он, — попался своей знакомой, когда лечил ещё одного человека, не сняв браслет. Она маг, и сразу всё поняла.
— Ты убил её?
— Нет.
— Зря, — женщина покачала головой, — она тебя сдаст.
— Не думаю, — молодой человек раскрыл планшет, положил перед Шварцем, — это запись нашего разговора. Одноразовая.
Лео пододвинул устройство женщине. Елена внимательно отсмотрела все восемь минут, до того момента, как руки Рози окутало сияние. Когда экран погас, она скрутила планшет в трубочку, прижала ладонью.
— Что произошло в той лаборатории?
Павел коротко рассказал о том, как они проникли в заброшенное здание, и оказались подопытными в экспериментах, организованных неизвестными. Когда он описывал кокон, в котором лежал, Лео и его знакомая многозначительно переглянулись.
— Ей повезло, — сказал Шварц, — эти приступы — признак того, что организм борется. Ты зря ей помог, сильная боль спасает, думаю, эффект продлится неделю, максимум две, потом боль усилится до такой степени, что она не сможет терпеть. Привози её, и чем скорее, тем лучше.
— Она из штаба Сил обороны, — напомнил Веласкес.
— У неё нет выбора, — усмехнулся доктор, — и у меня тоже, я врач, в конце концов, и обещал помогать людям. Можешь рассказать ей о нас.
— О «Сиянии»?
— Да. Не во всех подробностях, и не стоит говорить о своих догадках, например о том, что я прекрасно себя чувствую без блокиратора, хорошо? Скажи, что есть исследователи, которые до сих пор занимаются этим проектом, в их Силах обороны каких только тайн нет, она подумает, что и мы из её коллег. Но услуга за услугу, это то, о чём мы давно хотели с тобой поговорить. Ты ведь в хороших отношениях с Патриком Кавендишем?
— Не очень.
— Всё равно, вы, считай, родственники. А с его другом, Маркусом Валленбахом, ты был знаком?
— Видел пару раз, не скажу, что он мне понравился, — Павел вспомнил фотографию, где вместе с Маркусом и Патриком стояла Сара Флеминг, она же Светлана Крамер, и еле заметно поморщился, он и Геллер убили Сару в прошлом году, после этого отношения с Патриком стали ещё хуже.
— Маркус был одним из наших, как Эфраим и Клэр, эспером без браслета, только ему не повезло, процедура адаптации дала сбой. Все считают, что он погиб, но на самом деле Маркус сам подставился под взрыв, не хотел оставаться в живых, иначе через несколько недель он бы всё равно сошёл с ума. Я отговаривал его, иногда прорывы случаются внезапно, но он решил, что надежды нет. Так вот, Маркус занимался экспериментами с человеческим геномом, он был очень талантлив, намного талантливее меня и всех остальных, кого я знаю и знал. Один из его опытов ты видел, это Мона, девочка с подавленным даром, которую нашли ты и детектив Волкова. Таких детей, как Мона, было семь, шестерых нам удалось отыскать, их мы смогли спасти, седьмой образец в опасности. Этому ребёнку сейчас от восьми до тринадцати лет, она или он с небольшими отклонениями — например, с имплантом, который с первого раза не прижился, или с приступами, которые обычно бывают у эсперов, но без выброса энергии. Если ребёнку уже есть тринадцать, то вполне возможно, он умер, если нет, то есть шанс, что он выживет. Мы пытаемся найти ребёнка и спасти, но Маркус слишком хорошо его спрятал. У Валленбаха не было секретов от лучшего друга Падди Кавендиша, постарайся ему объяснить, что для этой девочки или мальчика попасть сюда — возможно, последний шанс остаться в живых.