Яхта, судя по метке на карте, находилась в ста двадцати километрах от Акапулько, в открытом океане, и на небольшой скорости шла прямо к той точке, которую обнаружила Розмари. Несколько камер показывали пустую водную поверхность, всю в искорках отражённых звёзд, если лейтенанту повезёт, она найдёт какую-нибудь секретную базу, давно законсервированную. Если же не повезёт, то неприятности на свою круглую задницу. Павел хорошо относился к Розмари и беспокоился за неё, но в конце концов, он ей не нянька, чтобы приглядывать за каждым шагом. У молодого мага были другие дела, то, что он узнал от Лео и его гости, волновало гораздо больше, чем внутренние дела Сил обороны. Возможно, стоило подождать, но Веласкес был уверен — если он знает, где искать, то и другие тоже рано или поздно обнаружат девочку.
— Образец семь, — Павел натянул маскировочный комбинезон, надвинул на глаза визор, через люк в апартаментах вылез на чердак. а оттуда — на крышу, — вот как, оказывается, тебя зовут.
Глава 14
Глава 14.
9 января, понедельник.
Считается, что днём человека легче выследить, но у ночи есть свои преимущества. С наступлением темноты включаются инфракрасные камеры, нагретые лучами Сола предметы остывают, особенно вблизи океана, где прохладный и влажный воздух отлично отводит тепло. Даже специальная накидка, которая скрывает тепловое излучение, подстраиваясь под температуру окружающей среды, не спасёт — человеку приходится двигаться, и когда его обнаружат — зависит только от чувствительности сенсоров. К тому же людей на улицах становится намного меньше, а значит, меньше объектов. Павлу больше нравилось ночное время — всё, что справедливо для жертвы, так же справедливо и для охотника.
Два наблюдателя практически не скрывались, они расположились в припаркованном микроавтобусе в двух домах от его апартаментов. Один курил сигару, периодически ссыпая пепел в окно, второй, коротышка, иногда выходил из автомобиля, обходил квартал, и возвращался. Когда коротышка проходил мимо окон Веласкеса, то смотрел вверх.
Молодой человек постоял прямо над их автомобилем, а потом побежал по крышам в сторону бульвара братьев Люмьер. От Ньюпорта до нужного места было триста километров по прямой, или почти четыреста, если ехать по магистрали, меньше двух часов на мощном Дьяболо, который стоял в гараже. Павел заранее арендовал неприметный байк с колёсами для бездорожья, такие брали в основном охотники, мотоцикл ждал его возле небольшой закусочной на бульваре.
Через два часа Веласкес проехал Тампу по окружной дороге, и направился к Майску. Горный серпантин как перемычка соединял две автомагистрали, центральную, проходящую через весь Параизу с юга на север, и ту, что шла вдоль побережья от Тахо через Гринвуд к Майску. Там, где дорога переставала петлять и приобретала нормальный уклон, поворот направо уводил к Нижней столице, Павел свернул, проехал ещё километров тридцать, и двинул налево, через проложенное по джунглям шоссе, к городку Лацио.
В Лацио жило пять тысяч шестьдесят восемь человек, о чём сообщал щит на въезде. Здешнее население работало на небольшом заводе, печатающем детали для автомобилей, и полотняной фабрике, а те, кто любил простор, трудились на нескольких десятках ферм вокруг. Павел проскочил Лацио насквозь, свернул на двухполосную дорогу, уходящую в джунгли, ещё через пять километров он уткнулся в ворота поместья Фернандесов. Стоило мотоциклу подъехать поближе, створки раздвинулись, молодой человек припарковался у большого белого дома с колоннами, возле белого кабриолета. Раньше он появлялся здесь раз в месяц, чтобы осмотреть и подлечить Триш, но в последнее время его помощь уже не требовалась, состояние девочки стабилизировалось.
Нина ждала молодого человека в кабинете, одетая, словно собиралась куда-то.
— Должна быть веская и очень срочная причина, что ты приехал сюда поздней ночью, — сказала она.
— Даже две, — Павел уселся напротив. — Сегодня встретил одного интересного человека по имени Кики, он заявил, что я расстроил братьев.
— Тебя это, кажется, веселит, — женщина с неудовольствием поджала губы. — Всё, что нужно было, это чтобы ты скрылся в Северном, и отсиделся там неделю или две, а не шлялся по острову в поисках приключений. Что ты ещё натворил?
— Кажется, оставил его племянницу Мириам без особняка Гомешей. Она, оказывается, родственница братьев Гальяцци.
— Да, её мать была их двоюродной племянницей, Паола Гальяцци, она умерла двадцать пять или двадцать шесть лет назад. При чём тут ты?
— Покойный Гомеш назначил меня душеприказчиком, и я выбрал не того наследника, которого хотел Чезаре. Это может тебе навредить?
— Нет, я сижу в Лацио, и не лезу в другие дела, кого-то из настоящих Фернандесов они сюда не назначат, потому что родственники моего покойного мужа — идиоты, а постороннего тут не примут. Формально я от них завишу, но сама решаю, с кем мне отношения поддерживать. Откуда ты знаешь мэра?
— Не знаю. Сам не пойму, почему именно меня выбрали.
— И ты не знаком с Мириам?
— Она лечила меня после того случая, помнишь, на площади, когда в меня стреляли. Симпатичная молодая женщина.
— У вас что-то было?
— Нет. И не спрашивай, почему.
— Ладно. Так почему ты не отдал ей дом? Я, кстати, видела её пару раз в детстве, Эл был приятелем её отца, она, кажется, сейчас действительно врач или вроде того, в сомнительные дела не лезет, не то, что её брат.
— Это послание, — молодой человек пожал плечами, — думаю, она поймёт. Ну а если нет, через два года дом всё равно отойдёт ей.
— Какое ещё послание? Вечно ты во что-то впутываешься, Пол, — Нина печально вздохнула, — с того момента, как ты у нас появился. Помню, папа всегда этим гордился, говорил, что если ты и сломаешь себе шею, то так, что об этом все будут говорить, всегда об этом спорил с мамой, та была готова тебя запереть, лишь бы себе не навредил. Иногда мне казалось, что она любила тебя больше, чем нас, потом только поняла, ты ведь был ещё ребёнок, а мы уже выросли.
— Да, это вторая причина, почему я здесь. Как Триш?
— Отлично. Имплант прижился замечательно, врач говорит, что никакого отторжения уже быть не может, так что я больше за неё не боюсь. Представляешь, что было, если бы не ты? Девочка могла умереть, или стать эспером, что почти одно и то же. Прости.
Павел кивнул. За детишками, у которых не приживался имплант, следили, и когда происходил выброс энергии или им исполнялось девять лет, забирали в специальные заведения Службы контроля. Там выживал едва ли каждый второй — не потому, что с детьми плохо обращались, причиной была сама природа формирующегося организма эспера, который в любой момент мог пойти вразнос и самоуничтожиться. Вне стен приюта у подрастающих магов шансов выжить было ещё меньше, но, тем не менее, на Свободных территориях многие росли в семьях, рискуя поджарить вместе с собой своих близких. Он сам выбрался из приюта в одиннадцать, и считал, что ему очень повезло.
— Расскажи мне кое-что о Маркусе Валленбахе, — попросил молодой человек.
Женщина вздрогнула, этого вопроса она ожидала меньше всего.
— При чём тут Маркус? Что ты о нём знаешь?
— Он — отец Триш?
— Павел, — Нина твёрдо взглянула на собеседника, — что происходит?
— Понимаешь, — парень замялся на секунду, — я, кстати, тоже Маркуса знал, он друг Патрика, и иногда у вас гостил. Так вот, с ним не всё гладко, кажется, этот человек проводил опыты над своими детьми, точнее, над эмбрионами. В прошлом году я занимался одним делом, и случайно нашёл девочку по имени Мона. Забавная такая, она могла искры между пальцами пускать, отлично обходилась и без браслета, и без импланта. Не полноценный эспер, но с задатками.
— Это невозможно, — женщина снисходительно улыбнулась, — ты что-то путаешь. Забыл, кем был мой отец? Я знаю об эсперах не меньше твоего. Маг не может обойтись без браслета, особенно в детстве.
— У Маркуса получилось. Он, оказывается, создал семь эмбрионов до того, как умер, и все они развиваются в обычных людей со слабыми магическими способностями.
Нина посмотрела в окно, напряжённо поджав губы.
— И при чём здесь Триш? — спросила она.
— Возможно, — Павел встал, подошёл к Нине, сел перед ней на корточки, взял за руку, — Триш — это седьмой эмбрион. А может быть, нет. Но я знаю, как проверить. Симптомы, которые были у Моны, очень похожи на те, что я лечил у Триш, и если Маркус её отец. это многое объясняет, то, почему ей помогали сеансы, и то, почему она сейчас так отлично себя чувствует, хотя по всем признакам должна была бы сжечь кого-нибудь, и почему прижился имплант.
— Ладно, — жещина сжала руку Павла так сильно, словно тонула, на улице ещё было темно, но первые всполохи Сола показывались из-за горизонта, — только учти. об этом никто не знает, даже моя мама. Патрик нас познакомил, у них тогда ещё такая дружная компания была, четвёрка друзей. Падди, Маркус, Мойра Хоук, которую сейчас везде показывают, и Сара. Падди был влюблён в Сару, Сара бегала за Маркусом, Мойра всегда была сама по себе. А когда мой муж умер, мы случайно встретились, и Маркус решил приударить за мной, чтобы Патрик не нервничал. Сначала в шутку, а потом как-то само всё закрутилось, но мы скрывали ото всех, и в первую очередь от отца.
— Ты говоришь, Патрик был влюблён в Сару?
— Ну да, — чуть раздражённо ответила Нина, она думала совсем о другом, а этот вопрос сбил с толку, — они даже чуть не поженились лет двенадцать назад. Только она пропала куда-то, может, умерла, или замуж вышла за другого, я не спрашивала. В общем, когда родилась Триш, Маркус от неё не отходил. Чёрт, он её осматривал каждую неделю, просвечивал чем только мог, я думала, он действительно волнуется. А потом он погиб, Триш тогда года два было, и ещё через год начались эти приступы. Не пойму, ведь я чувствовала, Маркус любил меня и Триш, он не мог с нами так обойтись.
На глазах женщины показались слёзы, она аккуратно промокнула их салфеткой.