Если от средневековой системы наук продвинуться глубже к античности и обратиться к образам покровительствующих им муз, то и здесь есть некоторое, но неполное присутствие их атрибутов: с Уранией можно связать сферу, с Эвтерпой – флейты, с Терпсихорой – лиру да браччо, с Эрато – тамбурин, а с Полигимнией – оргáн. Атрибутами Каллиопы являются книга и письменные принадлежности; в студиоло это не просто книги, а произведения эпической поэзии, поэмы Гомера и Вергилия. Клио представляет свиток пергамена – можно считать его присутствующим в шкафу на северной стене, особенно если иметь в виду латинскую надпись VIRTUTIBUS ITUR AD ASTRA[458] на нем и соседство знака ордена подвязки и парадного кинжала. С образами Талии и Мельпомены связаны маски или, как и с некоторыми другими музами, музыкальные инструменты, ребек и рог. Однако если отсутствие масок очевидно, то присутствие музыкальных инструментов, как струнных, так и духовых, может указывать на аллегорическое присутствие и этих муз. С одной стороны, музам было специально посвящено другое помещение в Урбинском дворце – святилище муз, где были их изображения, выполненные Джованни Санти и Тимотео Вити, (ныне – во Флоренции, Палаццо Корсини), с другой же – здесь, в студиоло, в шкафу у западной стены (то есть напротив стены с главной композицией) стоит открытый музыкальный фолиант, где читается канцона во славу хозяина дома Bella gerit musasque colit Federicus omnium maximus Italiorum Dux foris atque domi[459]. Канцона эта возвращает нас к главной теме программы студиоло – гармоническому взаимодействию жизни деятельной и созерцательной.
Однако сделанные наблюдения приводят к мысли, что если в идеальном образе Федерико да Монтефельтро этот баланс стремился к равновесию, то в интарсиях и в студиоло в целом, вероятно, можно говорить о некотором превалировании ученой деятельности. Что до студиоло в целом, то расположенные в верхней части стен над поясом интарсий изображения великих мужей еще более усиливают этот акцент. Особенность состава серии в том, что в ней отсутствуют в других случаях непременные и важные героические персонажи, максимальная активность деятельности среди представленных персонажей принадлежит правителям, законодателям, папам, то есть и здесь подчеркнута активность скорее интеллектуальная. Таким образом, между войной и наукой некоторый приоритет отдается второмй.
Вслед за урбинским Федерико да Монтефельтро устраивает студиоло и в своей резиденции в Губбио (1479–1482), не столь официальной, но связанной с личными обстоятельствами, которые делали этот город, место и его собственного рождения, и рождения его долгожданного наследника Гвидобальдо, очень важным для герцога. В отличие от урбинских, находящихся in citu, эугубинские интарсии после некоторых перипетий в своей судьбе оказались в коллекции Метрополитен-музея в Нью-Йорке[460] (см. илл. 6–8). В этом декоративном ансамбле, который нередко называют почти повторением первого, интересующая нас тема тоже звучит. Однако если в урбинском дворце в оформлении студиоло явно доминировала весьма сложная философская программа, то в Губбио кажется, что главной задачей авторов интарсий было выразить особое пристрастие хозяина кабинета к математике и перспективе. Именно абсолютная точность иллюзионистической системы интарсиированного декора представляется едва ли не главным моментом его программы. Оформление студиоло становится несколько более цельным в формальном отношении, но несколько более камерным по своей сути, притом что студиоло в Губбио немного больше урбинского по размеру (5,13 × 3,81 м).
Входящий в этот студиоло человек оказывается в помещении с двумя короткими стенами (одна из которых к тому же прорезана глубокой дверной нишей) и стеной с оконной нишей напротив длинной стены, которая акцентирует на себе внимание как главная. Это впечатление усиливается тем, что длинная стена оказывается наиболее хорошо освещенной. Кроме того, весьма строгая линейная перспектива, создающая абсолютную иллюзию трехмерности изображенных, как и в Урбино, шкафов и скамей, определяет позицию взаимодействующего со всей этой системой зрителя в условном, учитывая неправильную форму помещения, центре. Едва ли не главным ориентиром для глаза становится в первую очередь маццокьо, лежащий в середине скамьи, представленной у длинной стены. Он сделан, по существу, центральным узлом всей системы построения линейной перспективы этой стены. Такое его место и положение, в отличие от совершенно аналогичного предмета, стоящего в одном из шкафов в Урбино, недвусмысленно указывает на ведущую роль геометрии и перспективы в эугубинском студиоло. Кроме того, в интарсиях в Губбио более последовательно и тщательно проработаны тени, усиливающие эффект обманки.
Во всех шкафах длинной стены, как и короткой, не прорезанной дверью, представлены книги. К сожалению, неоднократные не слишком удачные старые реставрации не позволяют видеть некоторые детали, о существовании которых известно, но они оказались утраченными, – например, тексты, читавшиеся прежде на страницах. Книги в Губбио изображены открытыми и закрытыми, располагающимися, как и другие предметы, более свободно, чем в Урбино, что опять же подчеркивает перспективную глубину шкафов. В центральном шкафу, кроме того, можно увидеть висящими письменные принадлежности – деревянный пенал, украшенный в технике интарсии, и небольшую, вероятно, металлическую чернильницу. В кабинете Федерико, страстного любителя рукописных книг, их особое место можно считать закономерным.
Точность и детальность воспроизведения инструментов в интарсиях Губбио, как и урбинских, создает впечатление, что образцом для них служили предметы, принадлежащие герцогу. В одном из шкафов на крючке висит латунная армиллярная сфера с ручкой из слоновой кости или дерева. Небольшой глобус точно воспроизводит геоцентрическую систему Птолемея, он имеет сетку, представляющую небесные координаты: арктический и антарктический круги, экватор, меридианы и широкое наклонное кольцо эклиптики. У этой армиллярной сферы отсутствуют тропики и на кольце эклиптики нет изображений знаков зодиака, в отличие от той, что представлена в урбинском студиоло – с двумя кольцами тропиков и эклиптикой с иным наклоном, возможно воспроизводящей другой инструмент коллекции герцога. Как и в урбинской интарсии, в Губбио с армиллярной сферой соседствует квадрант, который использовался как для астрономических измерений, так и для тех, что необходимы были в военном деле.
В другом шкафу, изображенном на панно стены, расположенной по правую руку от главной, длинной, рядом с лирой да браччо, циркулем и клепсидрой на крюк подвешен металлический угломер с отвесом. Все эти предметы указывают на измерение и пропорции. Угломер с отвесом применялся строителями и архитекторами, а в военном деле – для расчета расстояния. Циркуль использовался для измерения расстояния на бумаге и для определения масштаба, в то время как клепсидра служила для измерения времени, цитра же намекает на теорию гармонических пропорций в музыке.
Предметы, связанные с ученой деятельностью, есть и на панно, расположенном слева в оконном проеме (если стоять лицом к главной стене). Однако это особая группа предметов, адресующая нас к новой эпохе – правлению Гвидобальдо, отчего этот кабинет иногда называют студиоло Гвидобальдо да Монтефельтро. К моменту смерти Федерико в сентябре 1482 г. работы по оформлению эугубинского студиоло не были завершены. На раме круглого стального зеркала между языками пламени, бывшими одной из эмблем Федерико, читаются золотые буквы G˖BA˖LDO˖DX, указывающие на титул, унаследованный Гвидобальдо после смерти отца. В нижней части шкафа здесь представлены чернильница в форме кубка на восьмигранном основании с перочинным ножом и гусиным пером, а также тяжелая раскрытая книга, которая, кажется, ждет своего владельца. Странно, что высокий пюпитр поставлен на скамью, а не на пол, – это создает необычное впечатление. Кажется, что читавший книгу человек недавно отошел, что чтение было неожиданно прервано, о чем может говорить и подвешенный к пюпитру чехол с увеличительным стеклом. Кроме того, в пюпитр вложен свиток, а сбоку на гвозде висит ключ.
Лежащая на большом пюпитре раскрытая книга – рукопись «Энеиды» Вергилия, текст которой хорошо читается благодаря яркому свету из окна. Пассаж из поэмы является аллюзией на гибель Федерико да Монтефельтро на войне. В X книге описывается сражение между Турном, свирепым вождем рутулов, и молодым аркадцем Паллантом, сражавшимся на стороне троянцев. В этом кровавом столкновении Паллант был убит по предсказанию Зевса:
Каждому свой положен предел. Безвозвратно и кратко
Время жизни людской. Но умножить деяньями славу —
В этом доблести долг[461].
Можно предполагать, что панно оконного проема должны были быть выполнены в последнюю очередь. Это наиболее скромное место в студиоло, куда был внедрен намек на Гвидобальдо – законного наследника, но очень юным, одиннадцатилетним, вынужденного занять отцовское место. Рисунку этого панно, весьма вероятно заказанного Оттавиано дельи Убальдини, свойственны определенная композиционная оригинальность и даже, как кажется, несколько драматическое звучание, связанные с Франческо ди Джорджо, продолжавшим руководить работами в палаццо в Губбио.
Если проследить в Губбио важное для урбинского студиоло соотношение ARMAE ET LITTERAE, то военные атрибуты, за исключением кинжала, подобного, но не точно такого, как в Урбино висит неподалеку от меча, находятся здесь только в одной части студиоло. Это панно расположено справа за спиной стоящего лицом к главной стене, то есть в этом случае совершенно определенно они поставлены на второстепенное место, хотя здесь представлено парадное оружие. На скамье помещен герцогский меч Федерико, пожалованный ему папой, который мы видели и в урбинских интарсиях, только здесь он изображен без ножен, а головка его эфеса оказалась утрачена во время старой реставрации. Выше, в полуоткрытом шкафу находятся еще пять предметов парадного вооружения. На нижней полке представлены: пара поножей, латная перчатка с подвижными пальцами, золоченые шпоры со звездочками и палица. Все они напоминают предметы вооружения из урбинского студиоло. Вместе с тем знаменитый шлем с забралом Федерико заменен в Губбио на импозантный парадный круглый шлем с сияющим солнцем в верхней части, от ко