Основали Борисоглебский монастырь еще в XIV веке два троицких монаха, Федор и Павел, сподвижники Сергия Радонежского. Их могила находится в усыпальнице Борисоглебского собора — древнейшего здания в монастыре, построенного в двадцатых годах XVI века.
Некогда богатый монастырь захирел в XVIII столетии, после секуляризации церковных земель. Лишился он тогда и пригородов-слобод — Екатерина подарила их графу Орлову, своему фавориту. С тех пор каменного строительства в монастыре не велось, и вся его архитектура, величавая и выразительная, целиком относится к двум предшествующим столетиям. Как раз здесь очень интересно наблюдать, как менялись у русских зодчих XVI–XVII веков их архитектурные вкусы, приемы, понимание прекрасного.
Борисоглебский монастырь, возведенный в камне почти на столетие раньше знаменитого Ростовского кремля, впоследствии, уже в конце XVII века, испытал на себе влияние ростовского опыта, обогатился им. Всего один характерный пример: надвратный Сергиевский храм в южной стене Борисоглебского монастыря построен был в 1545 году, через двадцать лет после монастырского собора, как предполагают, одним и тем же мастером каменных дел Григорием Борисовым, большим архитектором XVI века. Сергиевский храм стал прообразом для последующих ростовских и борисоглебских надвратных церквей.
Затем ростовские мастера, уже после возведения кремля в Ростове Великом, построили в 1680 году на северной стене Борисоглебского монастыря последний надвратный храм — Сретенский. Многие считают эту церковь наивысшим достижением среди ростовских надвратных храмов, фланкируемых башнями.
Тут применены для украшения такие элементы, как аркатурный пояс и резные оконные наличники, а соединительная галерея между обеими башнями сплошь покрыта узором, характерным для русского XVII века. Скульптурно-пластичны висячие гирьки в арках ворот и окон галереи, умело выбраны красочные пятна цветных ширинок из поливных изразцов. Все это радостно, величаво и необыкновенно нарядно.
Однако старый Сергиевский надвратный храм перестал гармонировать с новым Сретенским, выглядел слишком суровым и простым. Тогда строители в конце XVII века придали и Сергиевской церкви новый декор, убрали ее узорочьем, подвесили каменные гирьки в арках и таким образом соединили суровую простоту XVI века с нарядной живописностью XVII. Словом, можно сказать, что в этом здании органически слились искания таких разных мастеров, как Григорий Борисов и Петр Досаев, между которыми — полтора века! И, наложив свой отпечаток на памятник ранний, более поздняя эпоха не исказила его, а действительно украсила и обогатила.
Монументальная и в то же время легкая звонница, построенная в 1680 году, завершила ансамбль, включающий сейчас десять зданий XVI–XVII веков, не считая пятнадцати каменных башен и могучих стен. Можно много рассказать о здешнем Благовещенском храме с трапезной и настоятельскими покоями, но… хочется, чтобы читатель сам побывал в этом борисоглебском «кремле», как его называют здешние жители, послушал увлекательные рассказы активистов местного Народного музея, а если повезет, то и его директора — Марии Николаевны Карасевой. Эта пожилая женщина-пенсионер, глубокий знаток борисоглебской старины, энтузиаст охраны памятников искусства, часто сама показывает гостям музей, помогает приезжим и советом и консультацией.
…Уже с автобусной остановки, боясь опоздать, я поглядел на монастырский ансамбль и увидел игру рассветных теней на башнях. Как же это должно выглядеть сверху, с башенного шатра? Может быть, снять надо? А доступ в башню? Я не вытерпел и… постучался к Марии Николаевне. Из-за двери послышался вопрос: «Сколько вас?», потом вздох, а потом такие слова:
— Что ж, это вы правильно заметили, утренние тени действительно здесь у нас великолепны. Особенно если пройти по стенам, подняться на башню. Ладно уж, ступайте к Сергиевскому храму, оттуда ход наверх, сейчас приду, покажу…
А было-то… пять утра и погожий майский рассвет 1966 года!
Дорога моя из Углича и Борисоглебских слобод к Переславлю-Залесскому шла мимо Ростова-Ярославского, города-патриарха средней Руси. О нем я кратко рассказал в начальной главе этой части книги. Здесь попытаюсь передать впечатление от Ростовского кремля — одного из самых грандиозных и прекрасных ансамблей русского XVII века. Даже для привычного глаза Ростовский кремль — всегда новый, всегда неожиданный.
У знакомого рыбака я выпросил весельную лодку и выгреб на середину озера Неро. Оно волновалось, тени белокаменных храмов и палат смешались, исчезли со взъерошенной воды. Я повел лодку мимо кремля к Яковлевскому монастырю. Освещение менялось непрестанно — то майский грозовой ливень рябил озеро и скрывал даль, то солнце внезапно всеми лучами нацеливалось на какой-нибудь храм, будто намереваясь вывести его вперед или приподнять над другими.
Со своим кремлем, городскими архитектурными памятниками, Яковлевским монастырем на западе и Авраамиевым на востоке, Ростов Великий не сравнится ни с чем в целой России. Он совершенно своеобразен, и лейтмотив его торжественной красоты принадлежит именно XVII веку. Общий замысел здесь легко угадывается: это идея величия. И строители нашли великолепную форму для ее воплощения.
Когда плывешь на лодке мимо Ростовского кремля, здания его как бы тихонько передвигаются по твоей воле, оборачиваются к тебе то одним фасадом, то другим, купола и главы то собираются в пышные букеты, то словно растягиваются в гирлянду. Башенные шатры осторожно выдвигаются из-за деревьев, располагаясь между куполами и крестами.
Такой калейдоскопической смены архитектурных пейзажей на небольшом пространстве не увидишь больше нигде. Зритель здесь становится художником, творцом — в его воле бесконечно разнообразить и менять эту сказочную панораму, стоит только не спеша грести, чтобы, наконец, включить в нее еще и окраинные монастыри, сторожащие с боков резной белокаменный ларец кремля.
Какие же здания образуют этот ансамбль?
Строго говоря, не все эти здания относятся собственно к кремлю, но издали они все так слиты воедино, что кажутся неразделимыми.
Основа ансамбля — уже знакомый нам Успенский собор XVI века, отделенный невысокой каменной оградой от городского центра. Рядом с ним красивая звонница, грандиозный музыкальный инструмент с его тринадцатью звучными колоколами, создавшими славу «ростовскому звону». Каждый из этих колоколов — настоящее произведение искусства.
Архитектура звонницы кажется москвичам знакомой. Ведь когда-то в Москве, из окна патриарших палат, ростовец Иона Сысоевич, «блюдя» место опального патриарха Никона, глядел на Соборную площадь, на колокольню Ивана Великого с пристроенной к ней кремлевской звонницей.
Вслух митрополит Иона осуждал Никона, считавшего, что патриаршая власть выше царской, но втайне сочувствовал никоновской идее величия церкви и ее главенства над троном. Никон, почувствовав охлаждение к нему царя Алексея Михайловича, самовольно оставил Москву и удалился в Воскресенский монастырь на Истре. Он ждал, что царь встревожится и пошлет за ним. Однако патриарху подыскали «местоблюстителя» и не позвали назад, в Успенский собор Москвы. Тогда Никон внезапно воротился в Москву сам, так же неожиданно и самовольно, как уехал. И тут-то Иона ростовский вопреки наказу уступил ему престол. За это он и сам сразу угодил в немилость и вынужден был навсегда удалиться в свой Ростов.
Здесь, в своей вотчине, митрополит Иона, церковный феодал, богач и неограниченный властелин над шестнадцатью тысячами крепостных крестьян, вложил всю неизбытую страсть властолюбца в создание кремля — митрополичьего града. Иона и здесь мечтал о Москве, мысленно видел ее, и не случайно в ростовских постройках повторены некоторые московские архитектурные формы.
В Ростовском кремле поразительный композиционный дар зодчих ярославской школы сочетается с московской нарядностью, столичной пышностью, узорочьем. Вообще-то говоря, различие в архитектурных школах XVII века можно сравнить с различием местных говоров в едином общенациональном языке. Разумеется, есть свои излюбленные приемы у зодчих суздальских, новгородских, ярославских, московских («суздальский вогнутый шатер», «ярославский план храма», «ростовский тип фланкирующих башен»…), но в целом речь идет всего лишь о различных говорах одного общерусского архитектурного языка.
Важная особенность ростовского (как и борисоглебского) ансамбля — многоглавые надвратные храмы с башнями, как бы поставленными сторожить воротную арку. Часто эти башни соединены ходовой галереей, красиво украшенной. Таковы храмы Воскресения и Иоанна Богослова. Этим надвратным храмам вторят золотая глава высокого, очень стройного храма Спаса на Сенях, церковь Одигитрии, прижавшаяся к северной стене, шатры и шлемы кремлевских башен. А в самом городе великолепно согласованы с кремлем храм Спаса на Торгу и церковь Рождества богородицы среди зелени сквера.
Добавьте к этому архитектурному богатству еще соборы и стенные башенки обоих окраинных монастырей, Яковлевского и Авраамиевского, попробуйте представить себе весь этот белокаменный гимн, повторенный в зеркале озера Неро, и легко будет понять, откуда русские песенники черпали краски, чтобы воспевать сказочные грады над водами, дворцы Бовы-королевича или терема на «острове Буяне»!.. Народные песни и сказки передавали то, что можно было в действительности увидеть на древней Руси и что дошло сквозь века и до нашего времени в виде памятников архитектурного искусства, созданных мастерами из народа.
Кто же был строителем Ростовского кремля? Кому принадлежит художественный замысел всей композиции?
Поиски ученых приоткрыли эту тайну: в синодике (списке умерших, за которых молилась церковь) одного из ростовских храмов записан под 1684 годом на поминание род «палатного мастера», каменщика Петра Ивановича Досаева. Именно этот ростовчанин и является, по мнению советских исследователей, строителем кремлевского ансамбля.