[1507]. Последняя фраза, явно заимствованная у Ранульфа Хигдена, как нельзя лучше свидетельствует о существовании в английской историографии устойчивого канона критического отношения к легендам об Артуре: король Артур, захоронение которого находится в Гластонбери, несомненно существовал; о деяниях его известно мало достоверного, однако упоминание об этом правителе (хотя бы об отсутствующих свидетельствах его великих подвигов) должно присутствовать в любой истории Англии.
Говоря об отношении английских хронистов к труду Гальфрида, следует отметить, что неоднозначную и разнообразную реакцию вызывали только рассказы об Артуре (среди исключений стоит упомянуть Уильяма Ньюбургского, отвергшего весь текст «Истории бриттов» и Джона из Уитхэмстеда, а также некоторых иностранных авторов, в частности Боккаччо, поставивших под сомнение достоверность рассказа о Бруте). Только в этом случае повествование Гальфрида наталкивалось на альтернативную версию в изложении авторитетнейших Тильды и Беды, упоминающих битву при горе Бадоне, но никак не связывавших ее с именем Артура. Достоверность всех остальных сюжетов «Истории бриттов», столь же фантастических с точки зрения современных исследователей, не вызывала у английских авторов высокого и позднего Средневековья никаких сомнений. Возможно, эта странность объясняется отсутствием авторитетов, опровергающих текст Гальфрида.
Развив предложенную «Неннием» краткую версию истории бриттов, Гальфрид предложил соотечественникам то, чего у них раньше не было, — знание о древнейшей истории острова. Отсутствия противоречий с текстами уважаемых предшественников было достаточно для того, чтобы счесть правдоподобными все его рассказы о старых временах. Желание поверить в достоверность единственной версии древней истории подогревалось тем, что предложенный Гальфридом вариант был весьма лестным для англичан, «присвоивших» себе легендарных предков бриттов, являвшихся одним из самых благородных и могущественных народов. Никто из хронистов, многие из которых педантично сопоставляли даты правления древних королей бриттов со временем правления иудейских царей или римских императоров, не обратил внимания на какие-то несоответствия и ошибки в тексте Гальфрида. Напротив, сюжет о короле Артуре из-за того, что средневековой хронистике была присуща высокая степень веры в непогрешимость авторитета (в данном случае — Тильды, и особенно — Беды), находил свое место в трудах писавших после Гальфрида историков с серьезным сопротивлением. На протяжении нескольких столетий каждый автор был вынужден самостоятельно решать, следует ли, и если да, то в каком объеме включать увлекательный и лестный для англичан, но не подтвержденный серьезными авторитетами рассказ об одном из древнейших героев острова в корпус знания, достойный именоваться «историей». В этом смысле опыт включения повествования об Артуре в средневековый английский историографический канон весьма показателен не только для изучения средневекового историописания, но и для размышлений о национальном самосознании. Англичане эпохи классического и позднего Средневековья, так же как их современные потомки, «присвоили» историю покоренных ими бриттов (как, впрочем, и покоривших их нормандцев), сделав ее частью собственной древней истории — преданиями о своем народе.
Скорее всего, современники Гальфрида не воспринимали «Историю бриттов» в качестве древней истории «своего» народа. Изначальную популярность текста Гальфрида разумнее объяснять другими факторами (соответствием эстетическим вкусам эпохи, интересом к приключениям и т. п.). Многомерный и разносторонний процесс «освоения» и «присвоения» истории бриттов историками и элитами Англии был более сложным и постепенным. К началу XIV в. формируется осознание единой истории, определенное место в которой занимали и бритты, и англосаксы, и рыцари Вильгельма Завоевателя. С этого времени актуализируется тенденция понимания повествования о прошлом Англии как истории территории (страны), в то время как этническая (или квазиэтническая) история отступает (хотя, конечно, не полностью), перестает быть структурообразующим элементом исторического дискурса (в отличие от более раннего периода). Этот процесс генезиса единой истории происходит параллельно в хронологическом и взаимосвязано в фактическом аспекте с оформлением «национального» мышления, которое столь ярко проявилось в восприятии Столетней войны как войны национальной. Возможно, именно синтетичность категории «национального» позволяет объединить в воображаемом прошлом многочисленные разнородные элементы. Правда, викингам не нашлось места в этой общей истории — в отличие от всех остальных они всегда воспринимались (и до сих пор воспринимаются) как чужеродный элемент. Возможно, такое отношение к викингам объясняется тем, что они не стали государствообразующим элементом, что еще раз подчеркивает связь ментального процесса выстраивания единой истории с политическим (социальным) процессом оформления «национального» государства.
Возможность признать первого христианского императора наполовину бриттом идеально вписывалась в историю принятия истинной веры населением острова. Согласно средневековой традиции, восходящей к Беде Достопочтенному, принятие христианства населением острова проходило в несколько этапов. В середине II в. король Луций отправил в Рим послов к папе Элевтерию с просьбой крестить его вместе с подданными. Возможно, Беда счел бриттским королем правителя Эдессы в Месопотамии, столица которого называлась Britium[1508]. Два легата Фаган и Дувиан, якобы прибывшие на остров, «крестили короля и всех его людей»[1509]. Хронисты расходятся в датировках этого события: автор «Брута» называет 156 г.[1510], Ранульф Хигден — 178 г.[1511], Джон Стау — 179 г.[1512], Джон Хардинг и Джон Растелл — 180 г.[1513], автор «Дара истории» и Джон Фокс — 181 г.[1514], Роберт Фабиан — 188 г.[1515], Рафаил Холиншед — 169 г.[1516], по мнению Жана Ворэна, крещение Луция произошло в 150 г.[1517] Подобные расхождения в любых датировках — явление вполне типичное для средневековой хронистики. Гальфрид Монмутский также внес лепту в порожденный ошибкой Беды миф. В своей хронике он добавил важные подробности о миссии Фагана и Дувиана: папские легаты якобы основали 3 архиепископства (в Лондоне, Йорке и Карлеоне) и 28 епископств, при них было начато строительство собора Св. Павла в Лондоне. Примечательно, что это расхождение с текстом Беды вызвало возмущение лишь у Уильяма Ньюбургского. После того как Мэтью Пэрис и Ранульф Хигден включили это важное дополнение в свои труды, у историков последующих поколений просто не должно было возникать ни малейших сомнений в его достоверности.
Помимо не вызывающей нареканий, освященной авторитетом Беды истории о крещении короля Луция существовало предание о еще более раннем проникновении христианства на Британские острова. Согласно этому преданию, около 63 г. апостол Филипп послал св. Иосифа Аримафейского[1518] в Британию. Вместе со своими спутниками Иосиф, избравший для поселения место, на котором позднее был воздвигнут монастырь Гластонбери, проповедовал слово Божье и окрестил многих бриттов. Легенда о пребывании Иосифа Аримафейского в Британии заканчивалась рассказом о смерти и погребении святого. При составлении первой истории аббатства Гластонбери Уильям Мальмсберийский не забыл рассказать об этой легенде. В середине XIII в. к основному тексту «Древностей Гластонбери» было сделано добавление о том, что на территории Гластонбери похоронен Иосиф Аримафейский. Читателей отсылали к книгам «Деяния славного короля Артура», «Поиски Ланцелота Озерного» и «Поиски чаши, которую они называли Святой Грааль»[1519]; все эти книги входили в состав большого цикла французских артуровских романов, главной сюжетной линией которых был именно поиск Святого Грааля.
Таким образом, предания об Артуре, более того, их литературные переложения привлекаются для подтверждения достоверности легенды о святом. Впрочем, как и в случае с самим Артуром, весьма желательно было отыскать могилу святого. В 1345 г. по просьбе аббата Гластонбери Эдуард III выдал официальное разрешение начать поиск могилы Иосифа на территории монастыря[1520]. Захоронение не было найдено, но связь Иосифа Аримафейского с Гластонбери стала более чем прочной, причем не без участия сюжета о короле Артуре. На рубеже XIV–XV вв. Джон Гластонберийский довольно подробно описал деяния св. Иосифа, указав, что о его смерти рассказывается в «Книге деяний славного короля Артура», в той ее части, где повествуется, как рыцари Круглого стола искали славного рыцаря Ланцелота Озерного и Святой Грааль[1521]. По версии аббата, именно в могиле св. Иосифа находится Святой Грааль. Сам по себе Грааль был христианской формой волшебной исцеляющей чаши из кельтского фольклора. Он считался священной чашей, из которой Иисус пил во время Тайной вечери и которую Иосиф вымолил у Пилата, чтобы собрать капли крови Спасителя. Рыцарские романы повествуют о том, как Иосиф привез Грааль в Британию, его видели король Артур и рыцари Круглого стола, сделавшие священный сосуд предметом своих поисков.
Легенды о св. Иосифе были довольно органично вписаны в сказания об Артуре, который в довершение всего оказывался одним из потомков апостола. Генеалогия выглядела следующим образом: Алайн, племянник Иосифа, породил Джозию, а Джозия Аминадабский был предком Игерна в пятом колене, «от которого был рожден король Утер Пендрагон, отец благородного и славного короля Артура». Другая родственная связь сложилась потому, что Петр, кузнец Иосифа Аримафейского, ставший королем Органии, породил Эрлана и далее, через четыре поколения, — Лота, который женился на сестре Артура и был отцом Гавейна