— Наверное, просто хотели похвастаться.
В его голосе не было уверенности. Он звучал так, будто Прайс сам не верил в то, что говорит.
— И это все, мистер Прайс?
Коул не собирался оставить ответ в покое.
— Эти люди совершили преступление, за которое их могут приговорить к пожизненному заключению. И рискнули свободой просто потому, что почувствовали необходимость похвастаться. Таков ваш ответ?
— Я не уверен, что это приемлемый вопрос, ваша честь, — поднялся Эпстейн. — Мистер Прайс не может знать, почему обвиняемые решили ему рассказать. Он не мог прочитать их мысли и понять их мотивы.
— Возможно, так и есть, ваша честь, — парировал Коул. — А может быть, разговора, на который ссылается мистер Прайс, никогда не происходило в действительности, и то, что у обвиняемых не было ни малейшей причины откровенничать с мистером Прайсом, тому доказательство. Но мне кажется, я достаточно ясно выразил свою мысль, поэтому перехожу к следующему вопросу.
Эпстейн сел на место. Майкл видел, что он раздражен: его вмешательство позволило Коулу выразить свою мысль наиболее прямым текстом. Взглянув в сторону присяжных, он отметил, что им, по крайней мере, ответ Коула понравился.
— Итак, мистер Прайс, идем дальше.
Ливерпульский акцент Коула зазвучал отчетливее.
«Наслаждается процессом», — подумал Майкл.
— Вы шокированы. Испытываете отвращение. Не позднее 18 декабря.
— Я так и сказал, нет?
Ошибка взвинтила Прайса. Он отреагировал излишне агрессивно.
— Конечно. — Коул улыбнулся. Еще один талант. — И мы знаем, почему вы не сообщили мистеру О’Дрисколлу и мистеру Кэшу, какое отвращение испытали во время их рассказа. Потому что боялись того, что они могут с вами сделать.
— Я вам уже все это сказал.
— Знаю, мистер Прайс. Пожалуйста, потерпите. — Улыбка стала шире. — Вас, по вашему собственному выражению, чуть не стошнило. Наверное, вам не терпелось закончить этот разговор с ними, верно?
— Да.
— Потому что вам, наверное, хотелось поскорее явиться в ближайший полицейский участок, да?
— Че? — в замешательстве спросил Прайс. — О чем это вы?
— Давайте по порядку. То, что они сделали, вызвало у вас такое отвращение, что вы заявили в полицию. Вы же заявили в полицию, верно?
— Вы знаете, что да.
— Да, знаю. И, наверное, вам не терпелось написать заявление — такое сильное отвращение вы испытывали. Наверное, вам хотелось как можно скорее его написать, после 18 декабря. Правильно?
— Да. Правильно. Нельзя было спустить им это с рук. После того, че они отмочили.
— Вот именно, мистер Прайс. Позвольте похвалить ваше чувство гражданского долга. Чувство справедливости.
— Э-э… ну я… э-э… спасибо.
— Пожалуйста, сэр. Теперь не соблаговолите ли вы посмотреть на копию вашего свидетельского заявления? — Коул огляделся в поисках судебной служащей. Она был в мантии, как барристеры, но без парика и воротничка. — Мадам судебный пристав, будьте так любезны.
Судебный пристав приблизилась к Коулу и взяла из его протянутой руки бумаги. Письменное свидетельское заявление Прайса. Пристав отнесла бумаги Прайсу и положила на край стойки, за которой он давал показания.
— Пожалуйста, подтвердите, что это ваше заявление, мистер Прайс. То, которое вы написали в полиции и на котором поставили свою подпись.
Прайс внимательно осмотрел каждую страницу. Пока не убедился.
— Да. Это мое.
— Хорошо. Теперь, пожалуйста, зачитайте дату внизу каждой страницы. Вы найдете ее рядом с вашей подписью.
Прайс уставился на заявление, не говоря ни слова. Коул выждал несколько секунд, затем спросил:
— Так какая там дата, мистер Прайс?
— Здесь написано: 1 марта. — Ответ застрял у него в горле. Его смысл был очевиден.
— Простите, вы сказали 1 марта? — притворно удивился Коул. — 1 марта следующего года? Через два с половиной месяца после разговора с мистером О’Дрисколлом и мистером Кэшем? Такого же не может быть, мистер Прайс?
— Вы знаете дату, — последовал тихий ответ.
— Что вы сказали, мистер Прайс?
— Я сказал, вы знаете дату!!! — на этот раз проорал Прайс. Его спокойствие окончательно испарилось. — Не делайте вид, будто не знаете!!!
Коул немного подождал. Чтобы присяжные переварили вспышку Прайса. Встретившись с ними взглядом, Коул покачал головой, как будто был потрясен такой реакцией.
— То есть вы ждали два с половиной месяца, чтобы подать заявление? — наконец продолжил он. — Но вы сказали нам, как потрясло вас то, что они сделали, мистер Прайс. Какое отвращение вы испытали. Вас чуть не стошнило, сказали вы нам.
— Я знаю, че сказал, — все с той же яростью огрызнулся Прайс. И тем же повышенным тоном.
— Мистер Прайс, пожалуйста, следите, чтобы ваши ответы и ваше поведение оставались цивилизованными. — Судья Джон Левитт достаточно наслушался. — Мистер Коул вправе задавать вам те вопросы, которые задает. Вы обязаны отвечать на них цивилизованно.
— Я пришел сюда не для того, чтобы со мной обращались как с дерьмом! — Предупреждение судьи не сработало, Прайс все еще орал. — Я не собираюсь это терпеть!
— Уж придется. — Судья Левитт тоже повысил голос. Теперь его тон соответствовал тону Прайса по громкости, если и не по агрессивности. Потом он продолжил уже тише, но все так же весомо: — Потому что если откажетесь, то покинете зал суда уже не через основную дверь. Я ясно выразился?
Прайс не был умным человеком. В этом не возникало сомнений. Но он знал достаточно, чтобы понять угрозу судьи. Что Левитт не шутит.
Усмиренный, он повернулся к Коулу.
— Пожалуйста, объясните, мистер Прайс. Объясните, почему вам понадобилось больше двух месяцев, чтобы дойти до полиции и подать заявление.
— Потому что боялся. — Теперь Прайс ответил тихо. Почти нервно. И его ответ прозвучал бы убедительно, если бы не предшествовавшая ему вспышка. — Боялся того, че они со мной сделают, если узнают, что я ходил в полицию.
— Однако в конце концов вы все равно заявили на них. Что изменилось, мистер Прайс? Что заставило вас открыться, когда вы так боялись последствий?
— Копы свинтили Терри Колливера. Повязали не того чувака.
— Хотите сказать, вы не могли этого допустить? Не могли остаться в стороне, когда невиновного судят за убийство?
— Да. Так и было.
— И вы подали заявление. Несмотря на то что мистер О’Дрисколл и мистер Кэш — ваши друзья, а мистер Колливер — человек, с которым вы едва знакомы?
— Да. Какая разница, друзья или нет? Я не собирался смотреть, как Колливер сядет в тюрьму за то, че сделали эти сволочи.
— Вы уверены, что Колливер вам не друг, мистер Прайс? — На лицо Коула вернулась улыбка. — Что он на самом деле не ваш ближайший друг, а мистер О’Дрисколл с мистером Кэшем не просто знакомые?
— Да.
По тому, как держался Прайс, Майкл понял, что тот ожидал таких вопросов. И подготовился к ним. Его возмущение было отрепетировано.
— Так, блин, и знал, что вы это скажете, — продолжал Прайс. — Брехня все это. Колливер мне не кореш. Никогда им не был. Никогда не будет. Они были моими друзьями, — Прайс указал на скамью подсудимых. — Пока я не понял, какие они психи.
— Хорошо, — невозмутимо ответил Коул. — Вернемся к этому через минуту. А пока давайте задержимся на переломе в ваших чувствах.
— Че?
— На том, что заставило вас преодолеть свой страх. На аресте Терри Колливера за преступление, которое, как вы знали, он не совершал.
— И что с ним не так?
— Ну вы сказали, что его арест заставил вас передумать. Пойти в полицию.
— Да.
— Его арестовали 29 декабря, верно?
— Да.
— И вы услышали об этом вскоре после того?
— Кто сказал?
— Вы, мистер Прайс. Если можно так выразиться. Припоминаете? Согласно моим записям, вы сказали: «Это было во всех гребаных новостях. Все об этом слышали. По крайней мере, у меня на районе». Ваши слова, не так ли?
Ответа не последовало.
— Если желаете, можем прослушать запись ваших показаний, мистер Прайс.
— Да, я так сказал, — прошипел Прайс, в котором снова забурлил гнев. Только угроза Левитта отправить его за решетку не давала ему выйти из себя.
— А значит, через десять дней после убийства об этом все еще должны были говорить в новостях. Тем более арестовали вашего знакомого, хотя вы и утверждаете, что это шапочное знакомство. Верно?
— Да.
— А значит, вы знали об аресте Терри Колливера за два месяца до того, как подали заявление.
— И что?
— А то, что я хотел бы знать, почему вы так долго откладывали. Арест Колливера заставил вас преодолеть страх, мистер Прайс. Открыться. Начать сотрудничать с полицией. Так вы нам сказали. Но если мы посмотрим на хронологию событий, то увидим, что потребовалось два месяца, чтобы информация о его аресте произвела на вас этот удивительный эффект. Почему, мистер Прайс? Почему так долго?
Прайс, не отвечая, прожег Коула взглядом. Коул встретил взгляд и выдержал его. Спектакль для присяжных, Майкл знал это.
— Присяжные сделают выводы из того, что вы не смогли ответить на вопрос, — начал Коул. — У меня осталась всего одна тема, которую я хотел бы с вами обсудить. Мы коснулись ее минуту назад.
— Да? Давайте, че уж.
— Терпение, мистер Прайс. Сейчас мы подойдем к моему вопросу.
Коул снова улыбнулся. Прайс должен был уже заучить, что означает эта улыбка. Что на подходе еще один коварный вопрос.
— Вы сказали, что никогда особенно не дружили с Терри Колливером.
— Точно.
— Но вы знали, что с декабря прошлого года до начала марта этого Терри Колливер находился в тюрьме Уормвуд-Скрабс на западе Лондона? По обвинению в убийстве братьев Голлоуэй.
— Да, я знал. Все это знали. Все это знали. — Прайс казался более расслабленным теперь, когда они вернулись к Колливеру, к вопросам о котором он явно подготовился. — Но это не делает нас корешами. Как я уже сказал, убийство было во всех новостях.
— Да, так и было, мистер Прайс. Так и было. Теперь скажите, вы когда-либо навещали мистера Колливера в тюрьме?