– Давай сюда, майор! Сколько тебя можно ждать? Без тебя наступления не начнем!
Поправив на плече сползающий автомат, майор, пренебрегая протянутыми в помощь руками, проворно взобрался на крыло танка и, крепко вцепившись в скобу, сказал улыбающемуся полковнику:
– Теперь можно наступать.
– Смотри, чтобы тебя не убило, – пожелал полковник. – А то ведь знаешь, как оно на войне бывает.
– Не переживай, поживу еще. Не выточили еще такого снаряда.
– Вот это по-нашему, – задорно сказал полковник и, юркнув в башню, громко хлопнул бронированным люком.
Вспыхнули красные ракеты, подсветив утреннюю дымку в бледно-багровый цвет, и сразу же с громким грохотом, стараясь держаться в боевом порядке, двинулись на передовые немецкие позиции советские танки. Подняв башенные стволы, они отыскивали среди почерневшего снега подходящую цель. Спрятавшись за башенную броню, майор Герасимов чувствовал, как отогревается железо, остывшее за ночь, а сырой сильный ветер жестко хлестал по лицу, заставлял жмуриться, вышибал слезу и не давал возможности рассмотреть, что там делается впереди. Тяжелый танк «ИС-2»[36] уверенно катил вперед, и двигатель, работавший на низких оборотах, заглушал артиллерийскую стрельбу.
Один из шедших впереди танков неожиданно вспыхнул, пустив в небо яркое красное пламя с черными клубами дыма, и остановился; через люк, объятые огнем, в черных комбинезонах выбрались танкисты. Наводчик сумел спрыгнуть с брони и, рискуя попасть под проезжающие мимо танки, стал валяться по земле, стараясь сбить с себя пламя, а командир, выбравшись по пояс, так и застыл на раскаленной броне, поглощенный все более усиливающимся огнем. Порыв сильного ветра вместе с охапкой колючего снега швырнул в лицо Герасимову огненный жар, обжигая кожу.
Танк то и дело подпрыгивал на кочках; его бросало из стороны в сторону; преодолевая неровности, он перепрыгивал с гусеницы на гусеницу, а на одной из ям он так сильно ударился днищем о землю, как если бы хотел сбросить с себя всех седоков. Обошлось. Все на месте, только сильнее вжались в броню. По башне слаженно и громко заколотили пули крупнокалиберного пулемета. Немного левее на небольшой возвышенности разместилась батарея тяжелых противотанковых орудий «Рак-43». Впереди, опираясь на четыре опоры, стояли зенитные 88-мм пушки. Позади них – специализированные тягачи для подвода орудий на передовую. Немецкие артиллерийские расчеты работали слаженно, и пушки проворно вели стрельбу по надвигающимся танкам. Ствол 120-мм танковой пушки вздрогнул, и фугасный снаряд, ударившись в тяжелый тягач, опрокинул его набок.
Короткий ствол зенитки тотчас повернулся в сторону надвигающейся угрозы, намереваясь расстрелять наезжающий танк в упор. Глядя в перископ, майор Герасимов видел, как командир немецкой батареи капитан лет двадцати пяти, хладнокровно стоявший рядом с орудием, как если бы обладал иммунитетом против осколков, взмахнул рукой, и тотчас в верхнюю часть брони башни ударил снаряд. Броневые плиты уверенно выдержали удар, а срикошетивший снаряд, высекая длинную искру, ушел в темнеющее небо. Вздрогнув от сильного удара, танк продолжал накатывать на противотанковую пушку, стремительно сокращая расстояние. Герасимов понимал, что внутри башни в это самое время заряжающий берет фугасный снаряд, вставляет его в автомат заряжания, а командир танка, прильнув к щели литой башни, всматривается в ствол противотанковой пушки, которая через какое-то мгновение снопом огня изрыгнет из себя ворох снарядов. Верхнюю часть башни танка зенитной 88-мм пушке не пробить. Зенитчики будут стараться угодить в нижнюю лобовую деталь, под прикрытием которой в это самое время, уверенно переключая скорости, техник-водитель вел танк на предельной скорости прямо на пушку.
Ствол зенитки заметно понизил градус, устанавливая прицел в наименее защищенное место. Тяжелый танк по скорострельности значительно уступал противотанковой пушке, и прежде чем наводчик наведет на цель, немецкий артиллерийский расчет трижды выстрелит очередью. Ствол танка поворачивался медленно, хотя майор Герасимов понимал, что наводчик в эту самую минуту работал на пределе своих возможностей.
– Давай быстрее! – невольно кричал Герасимов, как если бы хотел поторопить танкистов.
Через какое-то мгновение подкалиберный бронебойный снаряд ударит в основание башни, под самую пушку, и вольфрамовый наконечник с легкостью расплавит гнутую катанную бронеплиту и сотнями осколков уничтожит экипаж. В этот же момент случится детонация боеприпасов, произойдет взрыв, и взрывная волна оторвет башню от корпуса и уничтожит сидящий на броне десант, разбросав растерзанные трупы по смерзшейся земле. Нацеленный на танк ствол пушки – это последнее, что они видят в своей жизни…
Впереди ямы, рытвины, промоины, осыпавшийся ров, усложнявший движение танка. Набрав разбег, многотонная машина взлетела надо рвом, а потом с двухметровой высоты, не долетев до конца рва, испытывая упругость рессор, ударилась колесно-гусеничной частью о борт ямы. И в этот же момент вместе со звуками выстрелов в лобовую часть танка с громким стуком ударился снаряд и, отрекошетив, ушел далеко влево. Направляющее колесо развернулось, выискивая наиболее удобный подъем, а ведущее, усиленно цепляя траками твердый глинозем, продолжало толкать вперед броневую машину. Взобравшись на пологий склон, танк оказался в опасной близости от артиллерийского расчета. Майор Герасимов видел перекошенные от страха лица фрицев. Времени, чтобы зарядить и направить пушку, у немцев не оставалось, а танк, грозно направив ствол, продолжал увеличивать скорость, катил прямо на артиллерийский расчет.
– Стреляй! – кричал Герасимов.
– Дави!!! – кричали сидевшие на корме бойцы.
В их перекошенных лицах он узнавал самого себя. В глазах, расширенных от гнева и ужаса, жажда действий. Сдернув с плеча автомат, майор Герасимов открыл фланговый огонь по разбегающимся немцам.
Бабахнул выстрел. Снаряд, ударившись в щитовое покрытие зенитного орудия, смял его, как тонкую фольгу, брызнув осколками на расчет. Поломавшиеся станины опрокинули пушку набок.
Немногие оставшиеся в живых разбежались по сторонам, пытаясь укрыться во рвах, а майор вместе со всеми, срывая голос, поторапливал танкистов:
– Дави их, гадов! Дави!!!
И когда гусеницы в очередной раз намотали на траки фрица, он от ярости сжимал челюсти, как если бы лично сидел на месте механика-водителя.
– Так их, гадов!!!
Танк, выехав на немецкие позиции, ощущал себя полноправным хозяином, подминал под гусеницы разбегающихся немцев. Пехота, оставшаяся на броне, короткими выстрелами добивала прятавшихся. В неглубоком запасном окопе, вырытом метрах в ста пятидесяти, майор Герасимов увидел, как четверо немецких пехотинцев, вооруженных противотанковыми ружьями PzB39, стреляли по накатывающим на них танкам. В одиночку тяжелый танк не взять, а вот вместе, распределив роли, могли стрелять весьма удачно. Со среднего танка «Т-34» была сбита гусеница. Сделав попытку двинуться дальше, он вдруг развернулся на месте, и в этот самый момент в боковую сторону башни врезался снаряд, уничтожив экипаж.
Противотанковая группа действовала слаженно и быстро. По обе стороны ствольной коробки были закреплены магазины с десятью запасными патронами в каждом. Еще один залповый выстрел – ствольная коробка с затворной группой откатилась назад, и открытый затвор с силой выплюнул из себя стреляную дымящуюся гильзу. Еще один танк подбит, выпустив густо-черное облако едкого дыма.
Противотанковая группа обречена, опытные солдаты не могли не понимать очевидного: бежать некуда, от танков не скроешься. Через какую-то минуту-другую все они будут или раздавлены надвигающимися бронемашинами, или будут уничтожены разорвавшимся снарядом. Вряд ли они задумывались о своей трагической судьбе, просто исполняли привычное дело. В окопах были отличные солдаты, до конца исполнявшие свой долг.
Прижав приклад к плечу, майор Герасимов пытался достать укрывшихся пехотинцев. Но танк то и дело подпрыгивал на неровностях и не давал возможности выстрелить прицельно. Вот один из снарядов взорвался рядом с противотанковой группой пехотинцев, и упругая ударная волна раскидала солдат по сторонам, как невесомые безжизненные манекены, присыпав их комьями земли.
Немного в глубине слева, где расположился немецкий истребительно-противотанковый дивизион, басовито затарахтело противотанковое ружье на колесах. Спрятавшись за металлическую защиту, расчет из трех человек осыпал подходящие танки бронебойными снарядами. К смертоносному барабанному бою присоединилось еще три противотанковых орудия, мало уступая по скорострельности пулеметам. Лупили хлестко, поражали цели, заставляли искать укрытия.
По развернувшемуся дивизиону ударили одновременно десятки танков. Снаряды взрыли пригорок, смешав между собой живое и мертвое. И то, что какую-то минуту назад обливалось злобой, стрекотало, посылало смерть, теперь превратилось в груду покореженного металла.
Через танковое переговорное устройство было слышно, как полковник Закиров зло матерился и коротко отдавал экипажу команды.
– Слева противотанковая пушка… Бронебойно-осколочный заряжай. Пли! Готов, мать его!
Опытный мехвод умело лавировал между воронками, безжалостно вжимал в землю покореженные орудия, наматывал на траки то, что мгновение назад дышало, рвалось к жизни, мечтало, даже строило планы на оставшуюся жизнь, полагая, что все самое главное и интересное впереди. Теперь все это в прошлом. По бронекорме скользящими ударами, заставляя вибрировать металл, пролетали снаряды. Дважды в лобовое бронирование угодили снаряды, но, срикошетив, улетели в затянутое пороховым дымом небо.
Впереди – развороченный взрывом блиндаж, из которого торчали расщепленные и поломанные бревна, а из самой глубины, опасаясь быть заживо погребенным, теряя остатки сил, подгребая под себя коричневые комья земли, выползал немецкий капитан.