– И когда вы хотели доложить, господин полковник? – Прежние приятельские отношения затрещали, как раздавленный орех под тяжелым ботинком. – Когда все самолеты взмоют в воздух, я так понимаю? А мы здесь вместо вас воевать с русскими будем? Так, что ли?
Полковник Шварцберг хотел ответить, но не находил подходящих слов, осознавая, что бы он сейчас ни говорил, все будет очень неуместным и лишним. Затянувшаяся пауза только усугубляла и без того нелегкий разговор.
– Я имею право действовать по своему усмотрению так, как считаю нужным, – наконец нашелся полковник, убеждаясь, что слова прозвучали неубедительно. Не самый подходящий довод во время боевых действий. Теперь между ними образовался глубокий овраг. Вряд ли он когда-нибудь будет преодолен.
– Слушайте мой приказ, господин полковник, – выговаривая каждое слово, жестким тоном заговорил генерал-майор Гонелл, нисколько не сомневаясь в том, что на его стороне правда. – Вы поступаете в мое распоряжение вместе со своим личным составом. Сейчас главная битва за Германию именно в Познани. Здесь сейчас проходит главный рубеж. И мне нужен каждый человек, который умеет держать оружие и стрелять из пулемета! И для меня совершенно неважно, из какого он рода войск. Мне нужны люди здесь, а не на небе. Сейчас для фюрера важно, чтобы каждый из нас бился за каждый метр немецкой земли. Вам все понятно, господин полковник?
– Так точно, господин генерал-майор, – распрямился Шварцберг, сделавшись еще выше.
– А теперь идите в полк и сообщите офицерам о моем приказе.
– Разрешите задать вам вопрос, господин генерал-майор.
– Задавайте.
– На мой взгляд, нецелесообразно летчиков отправлять в окопы. Они не пехота. Их могут перебить всех в ближайшие два-три дня… Может возникнуть ситуация, когда город будет окружен, и летчики пригодятся, чтобы вывезти на самолетах всех окруженных.
– Мы здесь находимся не для того, чтобы покидать город. Мы здесь затем, чтобы победить. И будем биться до последнего солдата. Ваши самолеты нам понадобятся для того, чтобы сообщить фюреру о нашей победе. Другого варианта не существует. Или вы думаете как-то иначе?
– Никак нет, господин генерал-майор.
– Я рад, что вы меня понимаете. А теперь слушайте меня… Ваш полк будет защищать северную часть города. Идите и выполняйте приказ!
Развернувшись, показывая завидную выправку строевого офицера, полковник Шварцберг широким шагом направился на командный пункт аэродрома.
Гарнизон увеличился на несколько сотен человек, умеющих держать оружие. Конечно, они не пехотинцы, но из пулемета стрелять умеют. Облегчение не наступало. Все решится в ближайшие несколько дней. Русские танки – хороший экзаменатор.
Ветер усиливался, поднимая с земли снежную поземку, зло хлестал по лицу, норовил засыпать стужу за воротник.
– Господин генерал-майор, – подскочил адъютант, – ваша генеральская шинель подготовлена. Не желаете ли ее примерить?
Адъютант лейтенант Рихард Кунц находился при нем с осени 1941 года, когда ему было поручено командовать 12-м пехотным полком. С первых же дней Рихард показал себя очень толковым и расторопным парнем. Обладал удивительным даром – предугадывать желание своего командира. Подбитая мехом генеральская шинель с пристегивающимся меховым воротником для такой скверной и ветреной погоды была бы очень кстати.
– Мы скоро возвращаемся, Рихард. Должен же я познакомиться со своим кабинетом. У вас найдется для меня подходящее помещение? – повернулся Гонелл к Маттерну.
– Разумеется, господин генерал-майор, и не одно! – с воодушевлением отозвался бывший комендант крепости. – В цитадели имеются прекрасные просторные помещения, оборудованные под рабочие комнаты.
– Господин генерал-майор, мы уже подобрали для вас подходящий кабинет, – отвечал адъютант Кунц. – Из окон открывается прекрасный вид на город. Уверен, он вам понравится.
– Тогда давайте пройдемте к машине. А потом я предлагаю продолжить осмотр позиций. Мне сказали, что вооружения и боеприпасов в городе достаточно, это правда?
– Так оно и есть, – живо откликнулся Маттерн, едва поспевая за Гонеллом. – В каждом форте свой склад с оружием.
– Это значительно упрощает дело, – отвечал Эрнст Гонелл, распахнув дверцу. – Зябко тут, – опустился он на прохладное сиденье. – Думаю, что генеральская шинель сейчас будет в самый раз.
Смеркалось. Ночь мягко ложилась на город, окутав в плотную темноту цитадель, стоявшую на возвышенности. Лишь из щелей угловых башенок тускло пробивался бледно-желтый рассеивающийся свет. Не доверяя укатанной проселочной дороге, водитель ехал предельно аккуратно, подсвечивая сомнительные места фарами. Обратный путь оказался в два раза длиннее, и когда добрались до цитадели, Эрнст Гонелл испытал изрядное облегчение. День был непростым и очень длинным. Все это время его не покидало ощущение, что должно произойти нечто скверное. И вот сейчас, когда худшее опасение осталось позади, он был очень рад, что ошибался в своих прогнозах.
Кабинет и в самом деле был хорош. Несмотря на средневековый камень, каковым были выложены здания и стены крепости, в нем было весьма уютно и тепло. Было заметно, что прежний хозяин покидал кабинет в спешке: в углу оставалась пара стоптанных офицерских сапог; в шкафу висела шинель майора пехоты, а на кожаном диване лежали смятая подушка и скомканное в ногах одеяло.
Но Эрнста Гонелла совершенно не занимало, кто прежде размещался в этом кабинете, – сейчас у него была возможность остаться наедине со своими мыслями, что в данную минуту было просто необходимо.
На вешалке висела новенькая генеральская шинель. Здесь же на полочке лежала фуражка. Эрнст Гонелл поймал себя на том, что особой радости высокое звание не добавило. На плечи тяжелым грузом легла ответственность. Впереди горько усмехалась неизвестность. Возможно, что присвоенное утром звание последнее в его жизни. Помнится, когда он получал обер-лейтенанта, то радости было несравненно больше.
Эрнст Гонелл подошел к зеркалу и убедился, что шинель сшита точно по плечам. Сидела как влитая. Ни складочки! Внутренняя поверхность добротного драпа вышита мягким соболиным искрящимся мехом. Вместе с ощущением комфорта пришло нечто похожее на удовлетворение. Возможно, что он ощутил бы несравненно большую радость, если бы надел генеральскую шинель в сорок первом. А ведь приказ об очередном звании лежал в Рейхсканцелярии. Что-то тогда ему помешало… И вот сейчас ожидаемое звание догнало его четыре года спустя. Он уже не прежний, да и мир вокруг него изрядно поменялся, в лоскуты порваны прежние планы, рассеялись иллюзии. Что осталось? Воинский долг, который он выполнит до конца и соблюдения которого будет требовать от всех своих подчиненных, невзирая на звания и былые заслуги.
Генерал-майор Гонелл подошел к красивому большому столу с толстой столешницей. Положил ладонь на гладкую, радующую взор полированную поверхность. Краснодеревщик поработал на славу, оставив после себя величественный памятник. Кресло тоже удобное, с мягкой кожей на подлокотниках. На краю стола лежало несколько чистых листков бумаги. Взяв один из них, Эрнст Гонелл принялся писать письмо.
«Здравствуй, моя милая и дорогая Эльза. Уже вечер. Прожит без тебя, без твоих ласковых рук еще один день. Все мои думы только о тебе и о наших детях. Сегодня нашей очаровательной малышке исполнилось десять лет. Жаль, что не сумел прибыть домой на ее день рождения. Но думаю, что она меня понимает и уже простила. Пишет ли тебе Карл? Знаю, что его часть перебрасывают на Восточной фронт. Уверен, что наш мальчик проявит себя только с лучшей стороны и ни словом, ни делом не опорочит нашу доблестную фамилию и не бросит тень на память наших предков.
Несколько часов назад мне присвоили звание генерал-майора и назначили комендантом крепости Познань. На сегодняшний день Познань самое главное место на всем Восточном фронте, и я очень горжусь тем, что выбор командования выпал именно на меня.
Не стану скрывать от тебя, но гарнизону предстоит тяжелая оборонительная операция против русских. Возможно, что уже в ближайшие дни русские танки появятся у стен нашей крепости. Сделаю все возможное, чтобы удержать русских на этом участке границы и не дать им возможности продвинуться дальше.
У нас есть данные, что русские планируют усиливать наступление по всему фронту. Особенно важен для них Кенигсберг, как в военном, так и в политическом отношении. Именно здесь формировался дух немецкой нации. Уже предвижу, что за него будут очень ожесточенные бои.
Эльза, забирай нашу малышку и отправляйтесь как можно дальше от города. Поезжайте в Баварию к моей тетке. Для немцев сейчас нигде нет спасения, ни на западе, ни на востоке. Я уверен, что уже через полгода русские со своими союзниками захватят всю Германию. Хочу тебя предупредить, не стоит останавливаться в городах, американцы с британцами уже стерли с карт десятки немецких городов. Погибли сотни тысяч гражданского населения, и я не хочу, чтобы ты и наша малышка оказались в этом списке. Останавливайся в деревнях, селах и двигайся как можно дальше от этого восточного кошмара.
Не знаю, как сложится моя судьба дальше, и вообще, увидимся ли мы когда-нибудь, но знай, я тебя очень люблю. Передай детям, чтобы они знали, что я до конца исполнил свой долг.
Человек, который передаст тебе это письмо, мой адъютант Рихард Кунц, доверяй ему всецело. Он поможет избежать вам надвигающегося пекла и сумеет защитить вас.
Твой любящий муж Эрнст».
Сложив письмо вчетверо, генерал-майор Гонелл запечатал его в конверт и надписал адрес, после чего позвал адъютанта.
Рихард Кунц явился незамедлительно. Глаза у адъютанта были воспаленные, красные. Последние двое суток он не спал вовсе, но держался молодцом, и приподнятый подбородок буквально вопил о том, что он преисполнен служебного рвения.
– Рихард, вот это письмо передашь моей жене. На конверте указал адрес. – Увидев, что адъютант пытается оспорить, пресек: – Никаких возражений! Так нужно… Через день-другой в Кенигсберге начнется настоящий ад, и я бы хотел вывезти из города мою семью. Ты отправишься вместе с ними, поможешь им добраться до Баварии, где проживает моя тетка, и постарайся уберечь их от беды. Обратно не возвращайся! – Помолчав, добавил: – Может, и возвращаться уже будет некуда.