– Эмоционально… Только нас красноречием не запугать. Спроси у него, какое вооружение в крепости? – спросил Катуков.
Майор Герасимов перевел, а когда оберст-лейтенант Флакке ответил, повернулся к командующему.
– В крепости есть все… Совсем недавно прибыл эшелон с самоходками и танками. Внешнюю сторону крепости защищают противотанковые зенитки. В самом городе на всех углах улицы стоят крупнокалиберные пулеметы. Простреливается каждый перекресток, каждая площадь. Если танковая армия войдет в город, то улицы Познани станут для нее самой настоящей ловушкой. Обратно им уже не выбраться, все они будут сожжены. В самом городе отстроены сильно укрепленные форты. Командование считает их неприступными. Между ними оборудованы десятки огневых пулеметных и минометных точек. Для противовоздушной обороны построено восемнадцать железобетонных площадок с зенитными орудиями. По существу, это тоже небольшие крепости, в них достаточно места для прислуги и боеприпасов. На подступах к фортам немало домов, которые тоже можно назвать крепостями, каждая из них имеет круговой обзор с возможностью отражения атаки.
– Теперь понимаю, с чем мы имеем дело… Уведите арестованного, – распорядился генерал-полковник Катуков. – И поосторожнее с ним там, он нам еще пригодится.
– Есть увести, – сказал майор Герасимов. – Stehauf Zum Ausgang![47]
В ответ оберст-лейтенант произнес длинную эмоциональную фразу.
– Чего он там лопочет? – спросил Катуков, посматривая на побледневшего немца.
– Спрашивает, куда его поведут? Ведь ему обещали жизнь.
– Жить, значит, захотелось… Скажи ему, чтобы он успокоился.
– Он не верит, не хочет вставать. Может, его за шкирку отсюда вытряхнуть? – предложил майор.
– Это лишнее, с таким ценным «языком» следует действовать поделикатнее. – Взяв со стола пачку папирос «Беломорканал», он протянул их растерянному оберст-лейтенанту. – Кури, фриц, тебе еще долго здесь сидеть, а таким табачком тебя вряд ли кто еще побалует.
Генерал-лейтенант Попель широко улыбнулся:
– Балуете вы его, товарищ генерал-полковник, а потом он наверняка к своим немецким сигаретам привык.
– О сигаретах пускай надолго забудет. Это последний хороший табачок, который он курит. Дальше для него русская махорка за счастье будет… И то не всегда! – Выставив вперед большой палец, генерал-полковник продолжил, обращаясь к немецкому оберст-лейтенанту: – Это тебе, фриц, гешенк, подарок, от русского генерала. Кури себе на здоровье! И не дрейфь! Никто тебя не расстреляет. Такой ценный «язык», как ты, целой дивизии стоит.
Немец осторожно взял пачку папирос и со смущенной улыбкой негромко поблагодарил:
– Danke[48].
– Все, уводи его, майор. Кажется, он меня и без перевода понял. И не связывай ему руки. Куда он отсюда денется.
Пленный поднялся и, заложив руки за худую, слегка согнутую спину, покорно направился к двери.
– Какой план, Михаил Ефимович? – спросил генерал-лейтенант Попель.
– А план у нас один, дорогой Николай Кириллович. Бьем немца дальше! И на этот раз мы уже будем не одни. К Познани подходит шестьдесят девятая армия генерал-полковника Колпакчи. Наша задача – переправиться через Варну, – подошел он к карте, обыкновенными кнопками пришпиленной к стенке, – взять город в клещи и ударами с юга и с севера овладеть им. Думаю, что вполне осуществимая задача. В конце концов, чем этот город лучше тех, что мы брали раньше?
Глава 18
Еще через два часа, выстроившись в нестройную колонну по четыре, прибыла первая штурмовая инженерно-саперная бригада, главная задача которой – прорывать немецкие укрепрайоны; делать бреши в эшелонированной обороне противника, через которые следом лавиной проходит пехота, чтобы завершить начатое.
Формировались штурмовые бригады из саперных батальонов, проявивших себя в боях наилучшим образом. Отбирались в штурмовики молодые сильные мужчины, прекрасно владевшие оружием, в том числе и трофейным, прекрасно разбирающиеся в технике. Но даже этого было недостаточно, и прежде чем попасть на фронт, штурмовики инженерно-саперных бригад проходили специальный курс по скрытому передвижению, метанию гранат, ползанию по-пластунски, бегу по пересеченной местности с усиленным боекомплектом, мастерству рукопашного боя, а также прочим военным премудростям, без которых невозможно проводить наступательную операцию. Немалое значение придавалось разведке: составлению карт немецкой обороны и выявлению наиболее уязвимых мест.
Штурмовики выделялись среди пехотинцев и внешне. Как правило, крепкого сложения, рослые, с ранцевыми огнеметами за плечами; нередко обвешанные пулеметами и противотанковыми ружьями, комплектом гранат на поясе. Все как один одеты в пуленепробиваемые стальные жилеты, поверх которых была неизменная телогрейка, в стальных касках. На всякого, кто видел отряды штурмовой пехоты, они производили сильное впечатление. Не без гордости штурмовики демонстрировали отметины от пуль на своих бронированных жилетах, каждая из которых могла стоить им жизни.
Первый штурмовой инженерно-саперный батальон в полном вооружении выстроился подле рва, с изумлением посматривая на огромные деревянные крепости, выросшие за сутки на огромном пустыре. Зрелище впечатляло, не каждый день можно было повстречать столь изысканное зодчество.
От колонны отделился высокий человек в стальном жилете и с автоматом на груди и уверенным шагом направился к Велесову. Что-то в его походке и в повороте головы Михаилу показалось невероятно знакомым, и, только всмотревшись, он узнал в штурмовике своего однокашника Константина Балабанова. За последние три года, что они не виделись, он крепко изменился. Черты лица заметно погрубели, на правой щеке появился глубокий шрам, придававший его лицу некоторую асимметрию. Но вот глаза, взиравшие на него упрямо и твердо из-под наползшей на лоб каски, остались неизменными.
– Константин, – невольно выдохнул Велесов, узнав в человеке, облаченном в штурмовое обмундирование, своего однокашника.
– Здравствуй, Миша, – просто произнес Балабанов, протягивая ладонь, как если бы они расстались вчерашним вечером. Словно и не было между ними пропасти длиной в целую войну.
Ни громкого восклицания, ни дружеского похлопывания по плечу, а просто рукопожатие. Правда, крепкое, какое бывает между людьми, связанными общим делом. И тем самым дававшее понять, что служба, а тем более если она проходит на войне, выхолащивает второстепенные эмоциональные проявления, оставляя лишь главное, лежащее на поверхности. А главным для них сейчас была крепость, стоящая на пустыре, на которой предстояло отрабатывать приемы штурма. И от того, насколько качественно они проделают свою работу, будут зависеть их жизни и жизни их подчиненных.
Существовала еще одна веская причина, по которой они не бросились друг другу в объятия, и называлась она красивым женским именем Полина. Каждый из них понимал, что бы они ни делали, о чем бы ни говорили, но Полина навсегда останется между ними разделительной полосой.
– Знаешь, я очень рассчитывал с тобой здесь встретиться. Видишь, не ошибся.
– Ты знал, в какой я части?
– Да, спросил у родителей, – смущенно отвечал Михаил Велесов, всматриваясь в друга, все более поражаясь тем переменам, что произошли в бывшем друге. Теперь это был воин, много повидавший и прочувствовавший. Даже его взгляд, прежде полный мальчишеского озорства, неожиданно потяжелел, погрустнел, а синие глаза налились еще большей лазурью и переродились в такую океаническую бездну, что в ней запросто могла утонуть любая деваха.
– Понятно.
– Ты получал мои письма?
– Да, получал…
– Почему же не отвечал?
– Часто не до писем. Служба… Война… Ее бывает столько, что даже присесть некогда, – произнес он, грустно улыбнувшись. – А теперь давай показывай свое хозяйство.
– Вот это форт «Радзивилл», – указал Михаил Велесов на цилиндрическое строение, стоявшее напротив. – Вот эти пристройки у стены нужны для фронтального огня по нападающим, чтобы никто из них не мог взобраться на стену. Ваша задача сначала уничтожить эти гнезда, а потом штурмовать сам форт. Но сначала нужно преодолеть вал перед рвом, – показал он на огромную многометровую насыпь, – а затем еще и сам ров.
– Разберемся, – многообещающе проговорил майор Балабанов, разглядывая величавое строение. Взгляд у него был пристальный, глубокий, как будто бы он уже сейчас отмечал наиболее чувствительные места для предстоящего штурма. – А там у нас что за крепость стоит?
– Это форт «Бонин». У него очень крепкие стены. Разделен на огромное количество казематов. Оборону форт может вести со всех сторон, что позволяют бойницы.
– Ничего, дымовыми шашками забросаем, тогда фрицы ничего и не увидят, – высказался майор Балабанов.
– А вот там форт «Грольман». Он почти такой же, как в действительности, плотники постарались, только деревянный. Даже башни почти такими же сделали, может, только немного меньшего размера. Форт находится в самом центре города. С амбразур и с бойниц, – показал он на оконца, в которых просматривались силуэты плотников, завершающих работу, – простреливаются ближние подступы к форту. А вот с самих башен крепости обстреливаются прилегающие перекрестки и улицы. А еще с башен очень хороший обзор.
– Высоковато будет, – согласился Константин. – Ничего, справимся. Я у тебя хотел спросить… – Лицо, жестковатое какую-то минуту назад, вдруг размякло и через резкие черты проступило юношеское лицо. Сейчас перед ним был прежний Константин, какого он знал долгие годы. Пауза затянулась, прерывать ее было неловко, и Михаил терпеливо дождался продолжения. – Нет, ничего не нужно… Забудь! – И уже строже, превращаясь в прежнего требовательного командира, добавил: – Пойдем дальше.
Штурмовой батальон дисциплинированно стоял в отдалении, с интересом рассматривая возвышающиеся строения. Дружно курили махорку, переговаривались, посматривали на командира батальона.