В отличие от Юридического совещания, комиссия по составлению закона о выборах в Учредительное собрание была конференцией политиков и уважаемых лиц, почти парламентом, и для управления ею Набокову требовалось большое психическое здоровье.
На Государственном совещании в августе 1917 года Владимир Дмитриевич поддержал основные требования главнокомандующего Л. Г. Корнилова, тем самым выступив за военную диктатуру ради спасения государственности; более того, 2 сентября на заседании городской думы Набоков, принципиальный противник смертной казни, произнес целую речь в ее защиту в случае выявления антивоенной пропаганды.
Уходу Набокова из правительства способствовало не в последнюю очередь то, что у него не сложились отношения с Керенским. Владимир Дмитриевич считал его «человеком даровитым, но не крупного калибра», «одним из многих политических защитников, далеко не первого разряда», «недурным оратором», но на посту одного из лидеров Временного правительства – «случайным, маленьким человеком». «Если он действительно был героем первых месяцев революции, то этим самым произнесен достаточно веский приговор этой революции»[274], – писал Набоков.
После большевистского переворота Владимир Дмитриевич был делегирован от кадетской фракции городской думы Петрограда в подпольный Комитет спасения Родины и революции. Он продолжал работать во Всероссийской комиссии по выборам в Учредительное собрание, лично участвовал в избирательной кампании и был избран, но большевики, как мы уже говорили, кадетов к заседанию Учредительного собрания не допустили. Набоков постоянно выступал на митингах по поводу разгона Учредительного собрания в Петербурге и Петербургской губернии.
На одном из заседаний Всероссийской комиссии по выборам под его председательством было принято заявление с осуждением захвата власти большевиками и призывом «игнорировать Совет народных комиссаров, не признавать его законной властью». В качестве товарища председателя комиссии Набоков подписал 8 ноября воззвание от имени комиссии, кончавшееся словами: «Тягчайшая ответственность перед родиной падет на всех, кто дерзнет покуситься на правильность избрания Учредительного собрания, с которым вся страна связывает ныне свои надежды». Через насколько дней, 23 ноября, на заседание Всероссийской комиссии вошел взвод солдат, принесший собственноручно написанное распоряжение Ленина об аресте «кадетско-оборонческого состава» комиссии. Владимир Дмитриевич и все члены комиссии были отведены в Смольный, где содержались под арестом в течение пяти дней.
Вскоре после освобождения Набокова, в декабре 1917 года, был издан декрет, объявивший партию кадетов вне закона, с предписанием арестовывать ее лидеров. Набоков срочно выехал из Петрограда в Крым, где уже находилась его семья. К осени 1918 года он завершил работу над воспоминаниями о Временном правительстве, которые мы широко используем в этих очерках. В ноябре 1918-го, после падения власти большевиков в Крыму и ухода германских войск, Набоков вошел в коалиционное Крымское краевое правительство Соломона Крыма, где занимал пост министра юстиции. Одним из лидеров Крымского краевого правительства был другой известный юрист – М. М. Винавер, он возглавлял Министерство иностранных дел. Конечно же, реальная власть принадлежала командованию Добровольческой армии.
Семья Набоковых в апреле 1919 года эмигрировала в Лондон. Затем некоторое время Владимир Дмитриевич жил в Париже. В 1920 году он переехал в Берлин. В Англии В. Д. Набоков вместе с П. Н. Милюковым издавал журнал The New Russia, выпускавшийся на английском языке русским эмигрантским Освободительным комитетом. Вместе с И. В. Гессеном в Берлине он издавал газету «Руль».
Погиб Владимир Дмитриевич Набоков 28 марта 1922 года во время покушения эмигрантов-монархистов на Павла Николаевича Милюкова в Берлинской филармонии. Покушавшихся было двое. Первый выстрелил несколько раз в Милюкова, но промахнулся и был схвачен Набоковым. В то время как Набоков удерживал террориста, в спину ему трижды выстрелил второй участник покушения.
Смерть Владимира Дмитриевича Набокова стала внезапным, страшным потрясением для всего русского зарубежья. Множество общественных организаций прислало телеграммы и траурные венки. Некрологами откликнулись на его смерть И. А. Бунин, А. И. Куприн, Д. С. Мережковский. На похоронах 3 апреля присутствовало огромное количество людей самых разных политических убеждений. Через две недели в газете «Руль» вышло стихотворения В. В. Набокова «Пасха» на смерть отца:
Я вижу облако сияющее, крышу,
блестящую вдали, как зеркало… Я слышу,
как дышит тень и каплет свет…
Так как же нет тебя? Ты умер, а сегодня
сияет влажный мир, грядет весна Господня,
растет, зовет… Тебя же нет.
Но если все ручьи о чуде вновь запели,
но если перезвон и золото капели —
не ослепительная ложь,
а трепетный призыв, сладчайшее «воскресни»,
великое «цвети», – тогда ты в этой песне,
ты в этом блеске, ты живешь!..[275]
Владимир Дмитриевич Набоков похоронен на русском кладбище в берлинском районе Тегель.
3Василий Алексеевич Маклаков
Мы уже писали о том, что состав Государственной думы Российской империи персонально и политически изменялся от созыва к созыву. До ее полного разгона в 1917 году было четыре Думы, и только третья отработала свой полный срок, остальные распускались по разным причинам[276]. Обстановка в империи и мире менялась с невероятной скоростью. Вместе с тем были депутаты, которые работали в Государственной думе нескольких созывов, прежде всего благодаря своим профессиональным качествам, к которым в первую очередь относятся ораторское искусство и понимание, как тогда говорили, законоведения.
Одним из таких немногих членов Государственной думы был Василий Алексеевич Маклаков – депутат второй, третьей и четвертой Думы. Он заметно выделялся в плеяде депутатов-юристов. После Думы Маклаков продолжил свою политическую и правовую деятельность во Временном правительстве. Осенью 1917 года Василий Алексеевич уехал во Францию, где и застало его известие о большевистском перевороте. Он прожил значительно дольше своих коллег и близких, знаменитых правоведов, таких как С. А. Муромцев, Г. Ф. Шершеневич и В. Д. Набоков. В течение 40 лет с момента катастрофы, постигшей Россию в 1917 году, он мучительно размышлял о ее причинах, пытался понять, в чем же заключались непоправимые ошибки, допущенные политиками и юристами в бурные годы начала ХХ века.
Василий Алексеевич Маклаков родился 10 мая 1869 года в Москве в семье потомственного дворянина Московской губернии, преуспевающего врача-окулиста, впоследствии профессора медицинского факультета и главного врача глазной клиники Московского университета Алексея Николаевича Маклакова. Его мать Елизавета Васильевна, в девичестве Чередеева, также происходила из дворян, «не только из зажиточной среды, но и культурной»[277]. Всего в их семье было восемь детей. Мать умерла в 33 года.
Василию было 16, когда отец женился на дочери директора Петровско-Разумовской академии Лидии Филипповне Королёвой (в первом браке Ламовской), которая была известна широкой общественности как автор детских книжек (публиковала свои произведения под псевдонимом Л. Нелидова). Мачеха «принесла с собой в нашу семью атмосферу избранной, писательской, интеллигентной среды, которой и мы широко воспользовались. Она была в ней давно своим человеком и всех почти знала»[278].
Василий учился в Пятой Московской гимназии. Царившая там атмосфера, призванная воспитывать верноподданных и отвлечь молодежь от политической смуты, провоцировала некоторых самолюбивых и самостоятельно мыслящих учеников, таких как Маклаков, на различные выходки. Вскоре своим поведением он поставил под сомнение свою «благонадежность» и чуть не лишился права поступления в высшее учебное заведение. В итоге круглый отличник Василий получил всего лишь серебряную медаль в силу отсутствия «полного балла» по поведению, а в университет было направлено конфиденциальное отношение, где говорилось, что успехи в науках внушили Маклакову «опасное самомнение», и он стал воображать, что общие правила для него необязательны. Все же в 1887 году он поступил в Московский университет на физико-математический факультет. В 1889 году вместе с отцом побывал на Всемирной выставке в Париже, где познакомился с активистами «Генеральной ассоциации студентов Парижа» и стал убежденным западником и франкофилом, увлекся историей Французской революции. Через год вместе с мачехой посетил Швейцарию, где познакомился с теорией анархизма и ее ярким представителем Э. Реклю[279], который первым посоветовал Маклакову сменить естественно-научный курс обучения на гуманитарный.
Вернувшись в 1890 году в Москву, Василий обнаружил, что исключен из университета с волчьим билетом, то есть без права повторного поступления, за организацию поездки делегата от России на студенческий съезд во Францию, что было грубым нарушением Устава 1884 года.
Только связи его отца позволили отменить это наказание. «Достаточно этого эпизода, чтобы видеть, что наряду с патриархальным добродушием государственная власть этого времени могла обнаружить и совершенно бессмысленную жестокость. Ведь это только случай, а вернее сказать „протекция“, если распоряжение двух министров меня не раздавило совсем. А сколько было раздавлено и по меньшим предлогам… это был наглядный урок для оценки нашего режима и понимания того, почему позднее у него не оказалось защитников»