[280]. Одним словом, Василий Алексеевич стал типичным продуктом карательной машины, производившей диссидентов в промышленном объеме.
Василий понял, что естественные науки – это не его, и решил заняться гуманитарными науками, был восстановлен в университете на историко-филологический факультет, где с удовольствием занимался в классах профессоров В. О. Ключевского, В. И. Герье, П. Г. Виноградова и др. По окончании в 1894 году университета ему было предложено остаться при кафедре истории для подготовки к профессорскому званию, но этому воспротивился Н. П. Боголепов – бывший ректор университета (1891–1893), а с 1895 года попечитель Московского учебного округа. Впрочем, главной причиной отказа Маклакова от научной карьеры стало нежелание вступать на дорогу, где он мог зависеть от власти и ее капризов, к тому же Василий считал, что по натуре он не «настоящий ученый»[281].
После окончания университета наш герой познакомился с представителями кружка Л. В. Любенкова и «земскими людьми», будущими деятелями освободительного движения. В это же время состоялось более близкое знакомство с Л. Н. Толстым, продлившееся до конца дней великого писателя.
Отбыв воинскую повинность в Ростове и дослужившись до звания «прапорщик запаса», Маклаков начал всерьез задумываться о своем будущем. Его отец умер в мае 1894 года, и семья стала испытывать материальные затруднения.
Через некоторое время Маклаков самостоятельно освоил курс юридического факультета и в 1896 году сдал экстерном государственный экзамен, получил диплом и степень магистра права, решив стать адвокатом.
Конечно, эта профессия весьма денежная, но истинные мотивы Василия Алексеевича были другими: «Мой короткий жизненный опыт открыл мне другое: что главным злом русской жизни является безнаказанное господство в ней „произвола“, беззащитность человека против „усмотрения“ власти, отсутствие правовых оснований для защиты себя. <…> Большая публика была к ней (адвокатуре. – Прим. авт.) несправедлива, думала, что ее задача – служить интересам клиентов, и не хотела понять, что если она им и служит, то только постольку, поскольку эти интересы находятся под защитой закона и права. <…> Суд толкует законы, но он не может их так толковать, чтобы они противоречили праву. Право же есть норма, основанная на принципе одинакового порядка для всех. В торжестве „права“ над „волей“ сущность прогресса. В служении этому – назначение адвокатуры»[282].
Первоначально в течение пяти лет Маклаков служил помощником присяжного поверенного и на этом посту работал со знаменитыми адвокатами – сначала с А. Р. Ледницким, а затем с Ф. Н. Плевако. Удачные выступления на нескольких процессах быстро принесли Василию Алексеевичу известность и самостоятельную практику. Он становится одним из самых популярных адвокатов в Москве, а затем и в России, заняв «на этом поприще одно из первых мест, как занял бы его всюду, где нужны ум, знания, быстрота, ясность суждений, даровитость»[283].
Маклаков состоял в московском кружке молодых адвокатов, который организовывал бесплатные юридические консультации для неимущего населения и бесплатные защиты на политических процессах. К примеру, Маклаков защищал обвиняемых по делам о забастовке на фабрике «Гусь» (дело было прекращено, а обвиняемые освобождены), о беспорядках на фабрике Викулы Морозова в Москве (обвинение было переквалифицировано на более мягкое). В 1904 году Маклаков представлял интересы дворянского политического деятеля умеренно-либерального направления М. А. Стаховича, обвинившего в клевете редактора официозного журнала «Гражданин» князя В. П. Мещерского.
Среди других адвокатов Василий Алексеевич особенно выделялся тем, что никогда не отступал от сугубо правовых подходов в угоду «политической целесообразности» или меркантильным интересам, а также не строил защиту своих клиентов на сваливании вины на других подсудимых. «У защитника, если он и не хотел превращать суд в политический митинг, всегда оставались ресурсы. Не говорю уже о том, что он должен был защищать процессуальные права подзащитного на самом суде, которых он сам (подзащитный. – Прим. авт.) мог часто не знать и которые без вмешательства защитника могли нарушаться. Хотя прокурор на суде и считается не только стороной, то есть обвинителем, но и защитником законности, даже в интересах самого подсудимого, рассчитывать на его объективность было рискованно. Кроме того, у защитника всегда оставалась свобода опровергать улики, то есть отрицать самый факт преступления. В этом добросовестный судья ему не может мешать, а иногда в этом вся суть»[284], – писал Маклаков в своих воспоминаниях.
Наиболее громкие процессы, в которых ему пришлось выступать, – дело о Выборгском воззвании (1907) и дело Бейлиса (1913).
В. А. Маклаков, будучи членом ЦК партии кадетов, резко выступал против подписания Выборгского воззвания от 9 июля 1906 года. Однако когда дело дошло до суда над всеми подписантами, партия, в том числе и сами подсудимые, настояла на его участии в процессе в качестве адвоката.
В своей речи на суде В. А. Маклаков блестяще продемонстрировал строго юридический подход к делу: «Для того чтобы защищать этих людей, не нужно сочувствовать им; к воззванию можно относиться отрицательно, считать его не только ошибкой, но и преступлением, но когда к нему подходят с таким обвинением, которое предъявил прокурор, самый строгий критик воззвания должен сказать прокурору: на этот путь беззакония мы с вами не станем»[285]. И далее: «Та постановка обвинения, которую дал прокурор, не есть торжество правосудия; я скажу про нее, что она общественное бедствие»[286]. Речь имела большой успех не только среди публики и подсудимых, но даже и у членов судебной палаты. Старший председатель Санкт-Петербургской судебной палаты Н. С. Крашенинников впоследствии говорил, что эта речь его потрясла[287]. Однако окончательное решение было все-таки обвинительным, и участников воззвания приговорили к трем месяцам тюрьмы.
Подлинная, можно сказать, всемирная слава пришла к Маклакову после самого громкого, наверное, процесса начала XX века в России – дела Бейлиса, слушавшегося в Киевском окружном суде. Обвинение еврея Менахема Менделя Бейлиса в ритуальном убийстве 12-летнего ученика приготовительного класса Киево-Софийского духовного училища Андрея Ющинского было инициировано активистами черносотенных организаций и поддержано целым рядом крайне правых политиков и чиновников, включая министра юстиции И. Г. Щегловитова.
Процесс, состоявшийся 23 сентября – 28 октября 1913 года, сопровождался активной антисемитской кампанией, но одновременно вызвал широкий общественный протест не только в России, но и во всем мире. Это был в полном смысле бой глубоко закоренелых реакционных сил империи против всего прогрессивного, что было в России.
Именно речь Василия Алексеевича склонила весьма тенденциозно подобранное жюри присяжных к вынесению оправдательного приговора. Она была издана отдельной брошюрой[288]. Сам же Маклаков относился к этой своей мировой славе весьма сдержанно: «Интерес этого процесса был только в том, почему и как судебное ведомство защищало настоящих убийц, которых все знали, и стремилось к осуждению невинного Бейлиса? Это была картина падения судебных нравов как последствие подчинения суда политике. В деле Бейлиса оно дошло до превращения суда в орудие партийного антисемитизма. Ради этого прокурор отстаивал заведомо виновных и потворствовал маневрам воровской шайки Чебиряковой – и все это с ведома и одобрения министра юстиции. Только эта сторона процесса и была интересна»[289].
Свой взгляд на дело Бейлиса Маклаков высказал в статьях, опубликованных в «Русских ведомостях» и в «Русской мысли». В них он указывал на то, что приговор присяжных спас доброе имя суда. Обе статьи пришлись не по вкусу Министерству юстиции, и Маклаков вместе с редакторами этих журналов был предан суду за «распространение в печати заведомо ложных и позорящих сведений о действиях правительственных лиц»[290]. Однако судебное сообщество благополучно «замотало» это дело вплоть до 1917 года, когда оно потеряло свою актуальность и было закрыто.
Кроме занятия адвокатской деятельностью Василий Алексеевич играл заметную роль в общественно-политической жизни страны. В 1904 году он стал секретарем кружка либеральных земцев «Беседа» (1899–1905), члены которого были сторонниками установления в России конституционного строя и проведения реформ при сохранении монархии. В эту организацию входили будущие деятели Временного правительства Ф. Ф. Кокошкин, Д. И. Шаховской, П. Д. Долгоруков, Г. Е. Львов и др. После образования Союза освобождения, объединившего либеральную русскую общественность, активно сотрудничал с редакцией их журнала «Освобождение», доставляя различную документацию, выступая с докладами. Кроме того, за границей он читал доклады в Высшей школе общественных наук М. М. Ковалевского.
В 1906 году Маклаков одним из первых был введен в «Послушание Великого Востока» и вступил в две ложи под главенством Высшего Совета старинного Шведского ритуала – «Космос» и «Синайская гора». Программа этой организации не была чисто масонской, скорее всего, она была политической, направленной на уничтожение самодержавия, введение демократического режима в России, а иногда – нацеленной на карьерный рост по ступеням служебной лестницы[291]