Мы сидели на кухне, пили пиво из погребка «Краснознаменная 18». Я воспользовался ключом, который когда-то давно мне дал Федор Игнатьевич. Хозяин пришел двумя часами позже с автоматом через плечо. Он был возбужден, горд своим приобретением и наш визит его не удивил. Показывал оружие, передергивал затвор и спускал курок. Моргал вместе с щелчком ударника и его бесцветные губы растягивались в довольной улыбке. Название автомата Игнатьевич не запомнил, зато Андрей определил с первого взгляда:
- Арзамас, - буркнул он, - дайка, гляну.
Старик секунду колебался, затем протянул оружие Андрею.
- Вообще-то не положено, - прокряхтел он, - через два часа будут учебные стрельбы. Нам дали чтобы попривыкли. Патроны потом. За мной еще человек восемьдесят стояло, а винтовки уже кончались. Один молодчик на раздаче так и сказал, «оружия на всех не хватит, надо мэру доложить». Стрельбы наз…
- Так, Михалыч, срочно делаем ноги, - Андрей перебил старика, сунул ему в руки автомат, вскочил и направился к двери.
- Куда? - только и успел вымолвить я. Из коридора послышался грохот, треск, раздались орущие голоса, грянул выстрел. Двое в черном с короткими автоматами заскочили на кухню, продолжая орать, приказали нам лечь «мордами в пол». Я успел заметить, что это были молодые крепкие парни в черной форме. Мы с Игнатьевичем оказались не достаточно быстрыми, и нам пинками помогли растянуться на обшарпанном линолеуме. Андрей сопротивлялся. Из коридора доносились звуки борьбы, крики и матюки. Через минуту накал стих, донесся треск работающей радиостанции.
- Мы их взяли, - отрапортовал грубый бас. В ответ послышался искаженный помехами голос.
- Отлично, ведите их сюда.
- Встал, давай, резче, ну, каратист гребаный, - раздалось из коридора. Один из спецов заглянул на кухню. Я увидел лишь высокие черные берца.
- Тащите этих в машину.
Нас жестко подняли и выволокли на улицу. Андрея держали двое. Кровь сочилась из разбитой губы, текла по подбородку, он пытался вытереть ее плечом и цедил сквозь зубы:
- Суки, - сплюнул красной слюной, - справились, трое на одного. - Увидел меня и подмигнул, - Михалыч, не рыпайся, а то и тебе вмажут. Делай, что скажут...
От удара под дых Андрей согнулся и сдавленно застонал. Его встряхнули и поволокли к двери, нас следом. Мне и Игнатьевичу руки не выкручивали и уделяли куда меньше внимания. Старик таращил глаза, часто спотыкался и был глубоко потрясен. Я повернул голову к охраннику и сказал:
- Федор Игнатьевич не причем, мы просто к нему в гости зашли.
- Пасть закрой, - рявкнул тот. Что я не преминул исполнить. За домом на углу стоял армейский внедорожник. Как потом мне объяснил Андрей, чтобы мы не услышали звук подъехавшей машины и не всполошились раньше времени. Нас запихнули внутрь через задние двери и повезли. Мы сидели на жестких скамьях, напротив друг друга. В свете тусклого плафона все лица осунулись, тени залегли в глазницах и под скулами, кожа приобрела землянисто - серый оттенок. Не проехали и трех минут, как Андрей задергался, глаза его закатились, он сполз с лавки. Руки, скованные наручниками за спиной зацепились за сиденье и вывернулись. Охранники грубо подхватили Андрея и постарались усадить на место, но его тело напряглось, он соскальзывал. Послышался зубовный скрежет.
- Что с ним? - спросил крепкий мужик с бычьим лбом.
- У него приступ эпилепсии! - закричал я. - Его надо положить на пол, расстегните наручники, вставьте в зубы что-нибудь, не дайте язык прикусить. Он кровью захлебнется.
Боец, сидевший слева, вытащил из чехла на поясе нож, попытался вставить между зубов рукоятку. Но крепко стиснутые челюсти и постоянная дерготня не позволили этого сделать. Ему помог второй. Им удалось просунуть рукоятку между челюстей, после того, как лезвием тупым краем разжали зубы. Андрей продолжал дергаться и изгибаться. Вены на его шее вздулись, словно под кожей продернули толстые провода, лицо стало пунцовым с черным отливом. Закатившиеся белки мелко дрожали, из горла вырывались хрипы. Молодчики навалились не него, а Андрей их двигал, как тюки.
Машина остановилась, задняя дверь распахнулась, и в светлом квадрате показался широкоплечий силуэт.
- Вылезайте.
Тот, который держал ноги Андрея, обернулся и сказал:
- Этому хреново, надо подождать.
- Сколько?
Парни в черном посмотрели на меня.
- Не знаю. Он скоро отойдет... У него такое бывает, сейчас закончится, - залепетал я.
Мне и Игнатьевичу приказали выходить. Переступая через подергивающиеся ноги Андрея, мы выбрались на свет. Машина остановилась на заднем дворе школы. Площадку перед двустворчатой распашной дверью скрывали высокие заросли давно нестриженого кустарника. Охранник отвел нас к стене. Сосед немного оклемался. Заикаясь, сбивчиво попытался тихим вкрадчивым голоском объяснить громиле, что он здесь не причем, ничего предосудительного не сделал и не заслужил такого обращения.
- Заткнись, - рявкнул молодчик. Федор Игнатьевич вздрогнул, прикрыл трепещущие веки, словно ему в лицо брызнули холодной водой и отшатнулся.
Через пять минут из машины вытащили Андрея, подхватили под руки и повели в школу. Андрей вертел головой, что-то пытался спросить и вяло, словно пьяный, переставлял ноги. Входная дверь распахнулась. Быстро без остановок нас прогнали по лестничному маршу на второй этаж, мимо невозмутимой секретарши, в кабинет мэра. Альберт Яковлевич сидел в своем кресле. Он сменил светлую рубашку с коротким рукавом и брюки, в которых выступал на митинге на полевую форму. На столе лежали автомат и красное кепи.
- Что с ним? - спросил мэр, едва нас ввели в кабинет, - я же сказал без вот этого вот…, без кулаков.
- Сопротивлялся, - буркнул один из молодчиков, - куда его?
- На стул, - мэр указал пальцем на места, где мы сидели в прошлый раз.
- Держи, - из выдвижного ящика он достал пачку салфеток, протянул Андрею, - а вы можете идти и этого мужчину отпустите, - обращался уже к спецам, кивая на Федора Игнатьевича.
- Я им говорил господин мэр…, - соседу не дали закончить фразу, охранник схватил его за рукав и поволок на выход.
- Ваша щедрость не знает границ, - Андрей с неохотой принял упаковку, вытянул сразу несколько салфеток и принялся оттирать лицо от крови. Бросил испачканные на стол, вытащил еще и молча, продолжал приводить себя в порядок. Все его движения, взгляд, поза показывали, как он зол. Мэр не церемонился.
- Нам нужно оружие. Все, что у тебя есть.
- Сначала керосин.
- Андрей, ты видимо не в полной мере осознаешь серьезности своего положения. Я хочу с тобой по - хорошему. То, что тебя немного помяли, было непредвиденно.
- Ага, - огрызнулся Андрей.
- Приношу извинения за грубость парней, но военное положение диктует свои условия. Я вынужден потребовать у тебя оружие. И в новых обстоятельствах, предметом торга уже является не керосин, а ваша свобода.
- А чего так керосина жалко? - Андрей прищурил глаз, словно выводил мэра на чистую воду. - Для машин он не нужен, самолеты ваши летают на бензине. Чего жметесь то? Или придерживаете нас до последнего момента, когда петух в жопу клюнет? И верить не верите, и упустить хиленькую надежду не хотите. К чему эти разговоры? С самого начала вывернули бы нам руки, посадили на дыбу, мы бы и отдали. Да, сами отдали бы, лишь бы живыми остаться. Гуманиста из себя корчите, господин начальник? Или думаете, все обойдется и керосин при вас останется? - Андрей говорил громко, глядя мэру в глаза, брызжа слюной. Он стер не всю кровь и оттого его «лик был ужасен».
- Успокойся, - спокойно сказал Альберт Яковлевич и откинулся на спинку кресла. - На керосине работают генераторы. Мы его не производим, только расходуем. Он является для нас невозобновляемым ресурсом. А еще я его придерживаю для особого случая, для эвакуационных мероприятий. Ты, наверное, видел, сколько самолетов на аэродроме «восточный» и я уверен, хоть один да исправен. Прямо сейчас команда экспертов отбирает годный для полетов.
- Больше среднемагистрального МС -21-200 на аэродроме я не видел, максимум можно в него влить тридцать пять тысяч тонн. А нам надо семьдесят и то только в одну сторону.
Андрей заметил дрогнувшую бровь мэра и поспешно добавил,
- Вернемся мы на корабле. Так, сколько у вас керосина, черт побери? - он вытаращился на мэра и мне показалось, готов был на него наброситься.
- Ты не думал, что корабля там может не оказаться, или он не исправен? Насколько надежен бомбардировщик? Даже если он существует, его давно не обслуживали. Вдруг данные о месте нахождения станции ошибочные и есть ли они вообще? Наконец, какие гарантии, что вы вернетесь?
- Никаких, - выкрикнул Андрей, - это уже второй вопрос. Я, вернее мы, на этот корабль жизни свои ставим. Данные научной базы вбиты в бортовой компьютер самолета, он уже туда летал. Программа самотестирования выдала положительный результат. Координаты станции перехода всем известны. - Андрей говорил все громче, - Господи, эти «вдруг, может, если» никогда не кончатся. И не на все я знаю ответ, но лучше хоть что-то пытаться сделать, чем ждать пока нас сожрут твари. Сколько керосина у вас? - он взял себя в руки и уже говорил спокойно.
- На дальний рейс на среднемагистральном самолете хватит. Может, даже не на один.
- Опять же, - Андрей заговорил тихо, наклонил голову вперед, - вряд ли вы найдете хоть один исправный самолет. Аэродром не охраняется, отдан на разграбление бродягам и вандалам. Пусть вам повезет и вы найдете, все равно, вы только продлите агонию. Не твари, так солнце вас доканают. А корабль, может оказаться, вместит всех. Я отдам вам оружие, все отдам. Скажу где бомбардировщик, чтобы вы поверили в его существование. Даже продемонстрирую его исправность. Скоро здесь окажется сброд со всей округи, будет лучше, если вы возьмете его под охрану. Впрочем, как и весь аэродром. Но только знайте, я извлек из него жизненно важные элементы. И будьте уверены, вот их я вам не отдам, хоть режьте. Михалыч, не в курсе. - Андрей пристально смотрел на мэра, слушавшего его очень внимательно, выдержал паузу и в очередной раз задал свой вопрос: