- Он смог бы взять на борт от силы полторы сотни, - пробубнил я.
- Неважно, - ревел мэр, - этот корабль последняя надежда.
Он смотрел на нас исподлобья.
- Даже сто пятьдесят жизней это очень много. Ну да ладно, что ты хотел мне сказать, - с уставшим лицом мэр обратился к Герману.
- Те существа, что двигаются к анклаву, нет… Не с того я начал. Солнце разогрелось не само по себе, его обстреливают. - Герман замялся, посмотрел на меня, словно ища поддержку, потом сказал без надежды, что ему поверят. - Инопланетяне. Они специально это делают, чтобы человечество покинуло планету.
- Бред! - Воскликнул мэр, - ты себя слышишь?! Какие к чертовой бабушке инопланетяне? Откуда вы это взяли? Они, что двадцать лет палят по солнцу и ждут нашего бегства? Откуда им знать, сможет ли человечество изобрести гиппердвигатели, межзвездные корабли, станции сбора и стабилизировать «кротовые норы»? Для чего им так долго ждать? А-а-а! Я понимаю, ты хочешь сказать, те существа и есть инопланетяне. Тупые безглазые, безрукие они построили корабли? Так? Знают, как разогреть солнце?
- Нет же! - с отчаянием воскликнул Герман и вскочил с лавки. Желваки ходили на его скулах. - Те слепые твари, что надвигаются на нас это не инопланетяне, это только их биологическое оружие. Сами они прячутся в космосе. Где-то рядом и дирижируют всей этой херней. Они уничтожили весь персонал станции. Михалыч! - Герман повернулся ко мне, - подтверди!
- Да. Жуки всех убили.
- Жуки? - взвился мэр. - Может что-нибудь посерьезнее придумаете? Одного бы прихватили с собой что ли! Если облажались, признайтесь честно, вот без этих финтефлюшек, - Альберт Яковлевич нервно покрутил в воздухе рукой, словно выкручивал лампочку.
- Клянусь, - Герман с досады махнул руками, - мы видели в записи, как в Солнце врезались их ракеты, а потом была адская вспышка. Это заметили ученые на станции. Они хотели об этом сообщить на землю, но не успели. Их всех перебили… жуки.
- Где, где запись? Давайте ее сюда, - мэр протянул руку с открытой ладонью и затряс ею.
- У нас нет записи. Почему вы нам не верите? - взмолился Герман и схватился за голову. На его лице выразилось такое отчаяние, что должны были разбиться все сомнения. Но мэр оставался непреклонным, сказал.
- Ну все, хватит. Я и так на вас потратил слишком много времени. Церберы уже близко, ждем их к вечеру. Надо еще успеть сделать много чего. Давайте переодевайтесь и подключайтесь к работе. Жду вас в штабе.
Мэр резко встал и вышел из комнаты. Мы с Германом переглянулись. Да, уж, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Наше сенсационное заявление осталось без должного внимания. Честно признаться, трудно поверить в такое. Нужны доказательства, мало ли, что могло показаться. По большому счету и не важно, что там на Луне. Беда на пороге и уже стучится в дверь.
Мы наспех перекусили. Людей в столовой находилось непривычно мало. В воздухе с запахом каши витало напряжение и мрачная обреченность. Старики переговаривались полушепотом.
На заднем дворе школы мне вручили три магазина с подсумком и автомат, который пришлось отдать охраннику, прежде чем войти в «высокий кабинет».
- … вправо метров сто проройте, бензин вам подвезут. Кольке этому скажи, чтобы поторапливался с трубами. Руслан уже качает из цистерн. Да, да вправо. Скажи Степану, еще раз отключит радиостанцию, сниму к чертовой матери. Да грузовик с проволокой скоро будет. Да, ждите. Все, Валерий, занимайся.
Альберт Яковлевич отложил в сторону радиостанцию. Из динамика доносилось шипение и треск помех. С озабоченным лицом он взглянул на нас.
- Герман, ты мне нужен здесь, а тебя, - градоначальник обращался ко мне, - откомандирую в помощь осветительной группе. Готовимся к ночному сражению.
Альберт Яковлевич встал, вытащил из набедренного кармана армейских брюк красное кепи, надел. Присмотревшись, я заметил, что это обычный фетровый берет, для полного сходства с головным убором художников не хватало лишь помпона. Берет не шел к милитаристскому облику градоначальника, зато был заметен издалека.
Глава 32. Враг у ворот
Мы вышли из школы. На крыльце наши пути разошлись. Солнце перевалило зенит и клонилось к закату. Я поднес руку ко лбу, жмурясь, превозмогая резь, посмотрел на яркий диск. Не инопланетян, ни взрывов, понятное дело, не увидел, вместо этого потом долго не мог отделаться от черного пятна перед глазами.
Анклав словно вымер, а те немногие жители, что попадались, спешили, насколько позволяла старость, к южному КПП. Именно с той стороны ожидалось нападение. Высоко в небе букашкой кружил Ла-8. Кольнуло в груди. «Всего несколько дней назад мы с Андреем…». Я спешно задавил, начинающий пробиваться родник воспоминаний, удобнее закинул автомат на плечо и ускорил шаг.
Скоро я миновал пропускной пункт, пересек Республиканскую улицу. У обочины на глаза попалась коробка, на которой черной краской было написано «ОСТОРОЖНО МИНЫ». Пока шел к улице Чайковского, меня обогнал микроавтобус. Из его окон смотрели угрюмые старики. Слева по соседней улице, судя по реву двигателя, промчался тяжелый грузовик. Ворота «Фармстандарта» были распахнуты настежь. Из здания доносился гул работающего генератора.
Бригаду осветителей нашел на Ухтомской. Они устанавливали прожектор на крыше высотного здания, напоминающего фабрику. Я помахал им рукой и прокричал, что меня направили в помощь. Кто-то из них прокричал в ответ, чтобы я ждал внизу. Пока сидел в тени и осматривался, к зданию подъехал грузовик с прожекторами. Шофер, скрюченный лысый дедок прошамкал, что в некоторых прожекторах надо заменить лампы, и что мэр запретил забирать осветители со взлетки. Также старик сообщил, что скоро подъедет еще один грузовик за рулем будет Санек. Саньком оказалась плотная, бойкая старушка с суровым изгибом бровей, с большим ртом, с отвислой нижней губой и безграничным запасом матюков. На мой вопрос: «Почему Санек?», после длинной и забористой трехэтажки пояснила, мол, так д…е старичье, переиначили ее нежное девичье имя - Саша.
В общей сложности сгрузили двадцать три прожектора. Нам предстояло закрепить их на крышах домов вдоль улице Чайковского и запитать от генератора, в подвале восьмого дома. Вольф - бригадир - низкорослый дед с черными кустистыми бровями и крючковатым носом, разделил нас на две группы. Одна шла влево, другая - вправо от пересечения Чайковской со Второй рабочей.
Дмитрич, старший в нашем малочисленном отряде из трех человек, сказал, что улица Чайковского первая линия обороны. Когда забрались на крышу пятиэтажки, для установить прожектор, подозвал меня.
- Вишь, тота дом, - пальцем с сухой потрескавшейся кожей и шишкой на суставе указывал на далекое строение с плоской крышей, вокруг которого лежали бетонные квадраты поваленного забора. Я кивнул, - от него влево и вправо минные поля. Тота дом, сюда ближее, с большими окнами - «Композит», тожа заминирован. Ограду уложили спяцально, шоба твари подойтить могли. Ешо туда далече, завод какой-то, тожа со взрывчаткой и подстаниция тожа. Не пялься, не увишь. Канаву, шо перед дорогой с трубою, перед самой дракай зальем горючкой. Тама, тама, тама, тота дом тожа и тота, тама ешо дальшее, - Дмитрич тыкал пальцем, я не успевал следить, куда он указывает, но было понятно, много мест вдоль дороги, - наши позиции. - Есля сучья вымя пробегит по минам и через пламя, наши хлопцы им вставят по полной. Ешо колючку мэр обешал растянуть по обочане. Тодать ваще не проидуть. А мы фары ставим, шоба святло было. Тама, - он опять махнул рукой вдоль дороги на восток, - ужо усе гатова.
Меня впечатлил проделанный объем работ, что анклав успел сотворить за два дня. Отдал должное мэру. С крыши видел бульдозер, углубляющий ров. Еще два сносили деревянные дома с той стороны дороги и утюжили руины тяжелыми гусеницами. Насколько мог догадаться, расчищали сектора обстрела.
Внизу сновали люди. С угрюмой сосредоточенностью каждый занимался своим делом. Увидел несколько старичков, перекусывающих у полевой кухни. Правее между домов пестрел оранжевый бензовоз. Возле него молодой парень доставал из зеленого армейского ящика плоские диски. Его помощник разматывал провода и пятился в сторону силикатной трехэтажки. С грузовика, медленно двигающегося вдоль дороги, сгружали мотки проволоки. В окнах домов мелькали силуэты. Кто-то из кирпичей строил на подоконнике амбразуру, кто-то высунулся и переговаривался с соседом этажом ниже.
- Чаго вступорылся? - голос Дмитрича вывел меня из состояния задумчивого созерцания. - Айда на тота дом.
Мы устанавливали прожектор на предпоследнем здании, когда над головами пролетел спортивный самолет. Проводив его взглядом до аэродрома, я посмотрел на часы. Стрелки показывали половину восьмого. Тени вытянулись, день потемнел. Далекий успокаивающий рокот бульдозеров создавал впечатление мирного труда и созидания. Ничто не предвещало приближающейся бойни.
Дмитрич и Клим курили, я перекусывал сухарями, когда из глубины анклава послышалось тягучее нарастающее завывание сирены. Она выла, словно голодная волчица, заставляла по коже бежать мурашкам и чаще биться сердце. Я видел, как все остановились, повернули головы в сторону источника звука и замерли. Даже бульдозеры встали. Вмиг пропали остальные звуки, остался один - протяжный душераздирающий вой. Прошла вечность, прежде, чем он смолк. Но сердце не успокаивалось. Жуткая мысль: «они уже здесь», поселилась в центре головы и заставляла все вертеться вокруг нее.
Хотя тварей еще не было видно, их присутствие уже ощущалось. По телу разлилась противная, совсем ненужная слабость. Опять она… Высоко над головой доносился гул винтов. Навстречу безголовым стаям устремился Ла-8. Летел тяжело, медленно.
- Бомбять летять, - услышал рядом голос Дмитрича. Он был спокоен, когда тушил окурок о бочку, рука его не дрожала. Морщинистое, выбритое, с сизым подбородком лицо Клима побледнело, сигарета тлела в его пальцах, а он стоял неподвижно, словно парализованный, лишь глаза медленно ползли вслед за Лашкой.