– В чем дело? – спросила Калис.
– Особое распоряжение Рикассо, – ответил Кильон. – Вас переводят на «Репейницу», на тот корабль, на котором мы сюда прилетели.
– Что-то здесь не так, – заявила Калис. – Кто стреляет? Неужели черепа вернулись?
– Нет, не черепа, – ответил охранник. – У нас борг сбежал.
Калис восприняла новость спокойно, как нечто вполне ожидаемое.
– Где он?
– Далеко отсюда, – ответил Кильон. – На «Репейнице» вам будет еще безопаснее.
– А Мерока пойдет с нами? – спросила Нимча.
– Конечно, детка. Ни один борг нас не тронет!
– Оденьтесь потеплее, – посоветовал Кильон. – Какое-то время мы проведем на открытом воздухе.
– Мерока, почитаешь мне сказки? – спросила девочка.
Девушка посмотрела на лежащие на столе раскрытые книжки с картинками.
– Ну, если ты хочешь.
– Эти книжки мне нравятся. Очень глупые, – заявила Нимча с категоричностью, которая звучит естественно только у детей. – В них про разные пустяки. Но мне нравится, когда Мерока читает их и объясняет по картинкам значение слов. Мне нравится Мерока.
– Ну вот, хоть на что-то гожусь, – отозвалась девушка.
– Это вас обеих радует, – отметила Калис. – Но моя дочь права. Сказки глупые.
Глядя, как мать с дочкой ведут по «Переливнице», сторонний наблюдатель не понял бы, пленницы они или охраняемые гости. Кильону казалось, что сейчас особого значения это не имеет. А вот он личной свободы скоро лишится. Когда его призовут к ответу за побег борга, его слово будет против слова Спаты. Кто поверит чужаку, клиношнику в очках и с секретами под курткой, отъявленному лжецу с длинным послужным списком? Он лишь надеялся, что Калис с Нимчей удастся переправить в безопасное место, пока первые лица Роя заняты боргом.
На «Репейницу» можно было попасть двумя способами – на шаттле или по мосткам, соединяющим корабли. В любом случае идти следовало к погрузочному доку, к которому привезли Кильона в самый первый день. Хотелось, чтобы охранник вел их быстрее, но молодой ройщик тянул время. Он нарочно выбрал окольный путь, вероятно надеясь услышать подтверждение приказа Рикассо. Пальба стихла, еще когда они разговаривали, а с тех пор, как отправились к доку, Кильон не услышал ни одного выстрела.
До дока остался один коридор, и тут из-за поворота появились два авиатора с оружием наготове.
– Куда ты их ведешь? – без особых церемоний спросил старший из них.
– Переправляю на другой корабль. Так Рикассо приказал.
– Все приказы Рикассо отменены. И сам он отстранен от должности.
– Я разговаривал с ним минут десять назад, – пролепетал Кильон. – Он собирался помочь вам в поисках борга.
– Мы нашли борга и обезвредили. Причем без помощи Рикассо.
– Он не виноват, что борг сбежал, – заявил Кильон. – Это случилось в моем присутствии, хотя и моей вины здесь нет.
– Объяснишь все коммандеру Спате. Начальник охраны приказал взять вас под стражу и привести к нему. – Авиатор улыбнулся своему молодому спутнику. – Вовремя мы подоспели, да?
Кильон знал, что сопротивляться бесполезно: авиаторов распалила перспектива стремительной смены власти, тем более что, если дойдет до кровопролития, их к ответу не призовут. Молодого ройщика лишили полномочий охранника, авиаторы Спаты повели Кильона и его спутниц обратно в главную часть гондолы, потом к корме. Там было по-прежнему тихо, всполошенные ройщики возвращались кто в каюты, кто на место службы, успокоенные тем, что ЧП, не говоря о политических волнениях, которые оно вызывало, закончилось.
Кильона со спутницами привели в обзорную комнату у кормы. Оконные панели были выбиты или изрешечены шальными пулями. Не хватало панели и в задней стене – там борг выбрался из подполья. Какой-то авиатор испуганно целился в темную брешь, хотя борга уже поймали и обезвредили. Он лежал на устланном ковром полу, вокруг полукругом выстроились Спата и его сторонники. Тут же стоял Рикассо – свободу его не ограничивали, на прицеле не держали, но силой заставили подчиняться вооруженным оппозиционерам, захватившим власть в этой части корабля. Лицо его налилось кровью, глаза едва не вылезали из орбит, во взгляде читалось потрясение. Судя по помятой одежде, обращались с ним без особого пиетета. Коммандер Спата пинал поверженного борга глянцевым носком ботинка. Лишенный конечностей тот корчился на полу, из металлического корпуса вываливались блестящие внутренности, механические глаза щелкали и гудели в глазницах. В него стреляли из ружей, из арбалетов, но борг был еще жив.
Обильно потеющий Спата кивнул пришедшим:
– Прекрасно! Вы часом не собирались покидать корабль?
– Что случилось, известно нам обоим, – отозвался Кильон.
– Случилось то, что кризис едва не захлестнул этот корабль, – изрек Спата. – Если бы не находчивость сотрудников службы охраны, последствия могли стать катастрофическими. Впрочем, ты ведь так и планировал, да?
– Я планировал помочь Рикассо создать сыворотку, необходимую для спасения Клинка. – Кильон оглядел собравшихся, прикидывая, у кого такая версия вызовет сочувствие. – Я занимался только этим. Больше ничем.
Спата поджал губы: неубедительно, мол, совершенно неубедительно.
– Доктор, разве ты не получил доступ в лабораторию? Разве Рикассо не дал тебе возможность бывать там, прекрасно понимая, сколь опасны его борги?
– Я доверял Кильону, – проговорил Рикассо. – И сейчас доверяю.
– Привезти этих тварей в Рой было уже рискованно, – заявил Спата. – А передавать ключ постороннему – практически халатность.
– Кильон от смерти ройщиков спасал. Нужно благодарить его, а не подозревать. – Теперь уже Рикассо оглядывал собравшихся, высматривая союзников. – Я прекрасно понимаю, что здесь происходит. Кильона подставили, чтобы очернить меня. Только он здесь ни при чем.
– Где передние конечности борга? – спросил Кильон.
– Почему это тебя волнует? – вкрадчиво произнес Спата.
– У борга отсутствовали только задние конечности, когда… Давайте начистоту: когда вы проникли в лабораторию и заставили меня выпустить его.
– На твоем месте я не разбрасывался бы такими обвинениями, – посоветовал Спата и улыбнулся соратникам, будто ожидая, что они оценят шутку.
Тут из решетки переговорного устройства послышался скрежет. Резкий, хриплый голос, усиленный резонаторами, стал практически неузнаваем. Но Кильон догадался, что говорит Аграф.
– Я в лаборатории. Боюсь, у нас тут проблемы. Похоже, мерзавец вернулся и взломал дверь. Все клетки открыты. Повторяю: все клетки открыты. Все борги на свободе.
Тут Рикассо сделал нечто, чего Кильон от него не ожидал. Мощный бросок разъяренного медведя – Рикассо буквально стряхнул охранников и, не дав никому опомниться, сорвал трубку переговорного устройства со стены и поднес к губам:
– Слушай меня, Аграф. На корабле путч. Передай Куртане. Она сообразит, что делать. Главное, чтобы это безобразие не вышло за пределы «Переливницы ивовой»!
Конец фразы Рикассо выкрикнул, потому что трубку вырвали у него из рук, а самого его оттащили от стены.
– Тебя услышат все, – пообещал Спата. – Не только Аграф и те, кто рядом с ним.
– На это я и рассчитываю, – отозвался Рикассо. – А ты в ответ на мое заявление можешь объявить тревогу по всему кораблю. Борги последнего слова еще не сказали, даже не надейся. Думаешь, почему вы этого так легко прищучили?
От волнения у Спаты задрожали губы.
– Мы загнали его в угол.
– Вы загнали в угол калеку. Угадай, где его передние конечности! Я объясню. Их разобрали другие борги. Вытрясли из бедняги все, что можно сожрать, а объедки вам подбросили. Борги такие! Зато теперь на корабле есть борг с полноценным опорно-двигательным аппаратом.
Тик у Спаты стал еще сильнее.
– Дай мне трубку, – откашлявшись, велел он соратнику, хотя вполне мог дотянуться сам. – Это… говорит коммандер Спата. Сбежавшие борги… еще не обезврежены. Всем служащим и гражданским лицам проявлять максимальную бдительность.
– Может, повременишь с путчем? – предложила Мерока. – Хотя бы до тех пор, пока на корабле бардак не уляжется?
Так Мерока заслужила тычок ложем арбалета в живот и скрючилась от боли, наверняка усиленной старой раной.
– Вот это уже лишнее, – проговорил Кильон.
– Осторожнее, доктор, – посоветовал Спата. – В твоем положении нужно следить за каждым словом. – Коммандер повернулся к авиаторам, которые привели Кильона и спутниц. – Давайте сюда девчонку.
Калис вцепилась было в дочь, но девочку вырвали из ее объятий и поволокли к Спате.
– Они тебе дороги? – спросил Спата Кильона.
– Они человеческие существа.
– Мать – точно. Насчет дочери не уверен. – Спата глянул на Калис. – Не возражаешь?
Раз – и он одной рукой осторожно, но крепко схватил Нимчу за голову, другой разделил ей волосы на пробор.
– Знак ведь настоящий? Такой четкий, аккуратный. Разумеется, сейчас хорошо не рассмотришь: мешают волосы.
– Это просто родимое пятно, – заверил Кильон.
– Конечно, доктор, что ж еще? Вот только это очень странное, неестественно аккуратное родимое пятно.
– Оставь ее! – потребовала Калис.
Коммандер отпустил волосы девочки – они упали на спину, спрятав родимое пятно. Удерживая ее другой рукой, Спата потянулся к ножнам, которые носил на поясе, и вытащил смертоносно-элегантный кинжал. Калис хотела ему помешать, но коммандер молниеносно поднес кинжал Нимче прямо к лицу.
– Назад! Я не обижу девчонку. Хочу лишь взглянуть на эту… штуковину, – проговорил он и принялся срезать Нимче волосы, главным образом с затылка.
Спутанные пряди нож рассекал почти беззвучно. Девочка дрожала. Во взгляде плескался ужас, глаза едва не вылезали из орбит.
– Чего вы от нас хотите? – спросил Кильон.
– Правды, доктор. Хватит лжи. Тебе дали шанс выбрать лагерь, но ты сделал неправильный выбор. Сегодня Рой открывает новую страницу истории. Граждане имеют право знать, кого приютили. – Спата стряхнул клок волос на пол.