Пока грузовик пробирался сквозь толпу, милиционерам Тальвара приходилось отбиваться от пытавшихся заскочить в кузов за препаратом – молотить прикладами, стрелять над самыми головами. Раз за рукав схватили и Кильона, силясь вытащить его в море беснующихся. Каргас удержал Кильона от падения и наверняка спас ему жизнь.
– Люди у нас неплохие, – заверил он, оттаскивая Кильона подальше от бортика. – Просто они прошли через ад.
– Окажись я в шторм на Клинке, сегодня наверняка был бы с ними.
– При условии, что дотянул бы, – хмыкнул Каргас. – А это было нелегко. Все мы потеряли друзей, тех, кто изначально не мог похвастаться высокой зональной выносливостью. Им особенно досталось.
– Сейчас ситуация исправится, – обнадежил его Кильон.
– Исправится временно. Пойми меня правильно: мы благодарны за любую помощь. Но лекарства вечно не действуют, в итоге мы придем к тому, с чего начали. Сперва мы надеялись, что зоны восстановятся, вернутся к изначальному состоянию. Но сейчас в это верится с трудом. Похоже, надо привыкать.
– Мы постараемся помочь, – пообещал Кильон, отводя взгляд от Нимчи.
Грузовик Каргаса ехал к краю площади, прочь от выступа, к которому приближались два других грузовика, чтобы забрать остатки препарата. Кильон оглянулся и увидел, как один припарковался под гондолой, как ящики выгружаются по слаженной цепи рук от авиатора к авиатору. Лишь сейчас он понял, что стало с «Репейницей», сколь опасна, сколь чревата необратимыми последствиями высадка на Клинок. Оболочка застряла меж зданиями, бронированный материал треснул по бокам, обнажив нелепые тайны корабельной анатомии: кольца жесткости, боковые рейки-лонжероны, похожие на ребра, мягкие, уязвимые баллонеты, развешанные по истерзанному кораблю, словно гирлянды черных легких, частью надутых, частью бесполезных и обвисших. Пилоны выгнулись и торчали перпендикулярно гондоле. Хвостовое оперение, выпуклые профили на киле, до сих пор стояли прямо.
Внезапно он ахнул.
Хвостовое оперение горело!
Кильон понял это одновременно с толпой. Он не думал, что беснующийся народ может шуметь еще сильнее, пока не услышал вопль ужаса. Люди отпрянули от корабля, а горящие клочья оболочки уже летели на них дождем. Пламя безжалостно пожирало хвост «Репейницы». Сначала клиношникам было куда отступать, но вскоре они начали спотыкаться, падать, налетать друг на друга – на площади образовалась безумная куча-мала. К тому моменту о пожаре наверняка узнали и авиаторы в гондоле. На глазах у Кильона они через боковые двери выбирались на балконы. Быстро, но без паники ройщики доставали трапы и веревки, спускались по ним либо рисковали и прыгали. Огонь уже сожрал хвостовое оперение, оставив лишь пламенеющий на фоне темного неба остов. Балки и опоры венчал мерцающий сине-оранжевый нимб. Пламя двигалось дальше и уже лизало оболочку за хвостом гондолы. Ящики до сих пор выгружали из подфюзеляжного люка, но теперь гораздо быстрее – их практически бросали от авиатора к авиатору, хотя все действовали по-прежнему слаженно и дисциплинированно. Один грузовик уже заполнили, другой готовился занять его место. Хвостовая часть «Репейницы» начала провисать, металл терял жесткость. В люке появилась Куртана, она передавала ящик стоящему ниже авиатору. «Выбирайся! – чуть слышно прошептал Кильон. – За это умирать не стоит». Да, ценен каждый ящик, но парой больше, парой меньше – ощутимой разницы клиношники не почувствуют.
Очевидно, Куртана считала иначе. Ящики с препаратами теперь сбрасывались вниз один за другим, но капитан явно собиралась довести работу до конца. Забот у Кильона хватало – и раненые, и Калис с Нимчей, но ему хотелось вернуться в гондолу к Куртане и помочь ей с выгрузкой ящиков.
Вопли толпы заглушил другой, совершенно нечеловеческий звук – рев, стон корежащегося металла. Задняя часть корабля отвалилась полностью. На глазах у Кильона лонжероны один за другим гнулись и отламывались. И медленно, как во сне, падали, исчезая в пустоте за краем выступа. Горящие лонжероны рухнут на черепов? Сначала Кильон надеялся, что так и выйдет, потом представил, как бандиты корчатся в огне и понял: есть такое, чего не пожелаешь и врагу.
Из-за неожиданного дисбаланса уцелевшая часть корабля наклонилась вперед, приблизив гондолу к земле. Но оболочку по-прежнему удерживали на месте здания – по крайней мере, пока ее остатки не уничтожило пламя. Изменившийся ракурс обзора скрыл от Кильона подфюзеляжный люк: его заслонила толпа. Но пламя уже охватило бо́льшую часть оболочки и лизало броню гондолы.
– Выбирайся! – снова шепнул Кильон.
Тут грузовик свернул в проулок меж зданиями, и горящий корабль скрылся из вида окончательно.
Глава 25
Наступала ночь, город погружался в темноту, лишь тусклый свет редких огней напоминал о цивилизации, некогда существовавшей на Клинке. Грузовик ехал по территории, считавшейся Пароградом, до того как шторм стер привычные границы зон. Мерока одолжила или отняла винтовку у милиционера и теперь целилась в каждую тень, попадающуюся по дороге. После заката большинство граждан сидели дома, оставив улицы бандам мародеров, численностью сильно превышавшим милицейские отряды. Следы пожара виднелись на каждом доме, повсюду на улицах валялись обломки паровых машин и карет. Конские трупы под зловонными покрывалами гнили на земле, прямо там, где лошади пали. Нечистотами воняло так сильно и мерзко, что Кильона замутило. Он подумал, что никогда не привыкнет к такому запаху: разве это нормальные условия для жизни?
Насколько мог судить Кильон, такая ситуация наблюдалась на большей части Клинка. Лишь в считаных анклавах сохранилось электричество, а мест, где теоретически могли работать технологии Небесных Этажей, осталось еще меньше. Электричество – энергия, которую нужно вырабатывать, а для этого требуется квалифицированная рабочая сила. Из-за господствующей на Клинке полуанархии – за исключением зон, уже погрязших в безвластии, и районов боевых действий, которым грозило вторжение черепов, – не представлялось возможным организовать людей и заставить их выполнять прежние обязанности. При массовом распространении сыворотки-15, если клиношникам не придется страдать от изнурительных последствий зонального недомогания, ситуация могла измениться в лучшую сторону. Пока в Парограде существовали только отдельные места, где восстановили электроснабжение и создали элементарные удобства. Одним из таких мест была купальня «Красный дракон», вне сомнений, благодаря тому, что сама обеспечивала себя паром. Купальня осталась единственным освещенным зданием на улице, других изменений Кильон не заметил. Грузовик привез их к главному входу, у которого и сейчас толпились местные жители, словно привлеченные светом мотыльки. Бледно-зеленый фасад до сих пор украшала гирлянда разноцветных фонариков. Дохлых коней вокруг хватало, значит и в сале недостатка не было.
Каргас и другие милиционеры окружили вход кордоном, чтобы спокойно занести внутрь раненых и ящики с лекарствами, а Калис и Нимча вошли без проблем. До того как выбраться из грузовика, Кильон поправил куртку: полумрак под гондолой позволял оставаться незаметным, но сейчас крылопочки явно выпирали из-под ткани. Пока он шел по портику «Красного дракона», кто-то даже схватил его за спину, но за дерзость тотчас получил прикладом по лицу – вероятно, от Мероки. Кильон очень надеялся, что злоумышленника интересовала куртка, а не скрытое под ней.
Вскоре они попали в специфически пахнущее, душное чрево купальни. Прежде оно угнетало Кильона, сейчас же он радовался всему, что разгоняло городскую вонь. В купальне стало темнее, чем он помнил, но она явно работала и клиентов не растеряла. Каргас подвел их к кабинету мадам Бистури в конце длинного коридора, который упирался в дверь подвала. Навстречу им попалась девушка – восковая фигурка, посмотревшая на них с профессиональным безразличием: они ведь прибыли по делу, а не развлекаться. Когда они вошли в кабинет, мадам Бистури оторвалась от диграфического гроссбуха.
– Рада, что вы вернулись, доктор! – проговорила она, скрывая удивление, словно он отлучался на минуту. Кильона она узнала мгновенно. – И ты, Мерока. Как… неожиданно.
– Нам здесь очень понравилось, вот мы и вернулись, – заявила Мерока.
– Благодарю, – вежливо отозвалась мадам Бистури. – Как видите, купальня выжила. Мы перенесли больше перемен, чем любое другое заведение на Клинке, и не сомневаюсь, что перенесем еще немало. Не стоит недооценивать недавние события: мы стали свидетелями одного из самых тревожных эпизодов в истории купальни. Однако мы его пережили, а теперь, когда прилетели вы, у нас появилась надежда.
– Что бы вы делали, если бы мы не прилетели? – полюбопытствовал Кильон.
Мадам Бистури равнодушно пожала плечами и что-то исправила в расчетах.
– То, что делали всегда. Приспосабливались бы.
– Часть препаратов мог уничтожить пожар. Сколько еще кораблей прорвутся через заслоны черепов, мы не знаем.
Новость не слишком заинтересовала мадам Бистури: возможно, ей уже сообщили о пожаре.
– Вы ведь пришли к мистеру Тальвару, – проговорила она, окунув перо в чернильницу. – Это вполне ожидаемо. Он был нам очень полезен, отрицать бессмысленно.
– Без кочегара в котельной никак, – подхватил Кильон.
– Я не это имела в виду. Деловые связи мистера Тальвара… – Мадам Бистури взглянула на Каргаса, наверное гадая, как лучше выразиться. – Скажем так: они оказались полезными для обеспечения безопасности купальни… в трудный период. Я всегда знала, что он влиятельный человек, но даже не представляла насколько. Он как цветок, который расцвел в темноте.
– Полагаю, он там же, где мы с ним встречались в прошлый раз?
– Нет, мистер Тальвар, что называется, поднялся, соответственно своему возросшему влиянию. Каргас вас проводит. Не пугайтесь тому, что стало с Тальваром.
– Мы и так знаем, что с ним стало, – сказала Мерока.
– Я имела в виду – с тех пор. Есть определенные перемены, и кое-кого они… шокируют. – Мадам Бистури снова бросила взгляд на Каргаса. – Понимаете, мистер Тальвар не любит, когда люди смотрят на него и обсуждают его внешность. Сейчас ему лучше, он не заперт в маленькой котельной.