– Меня в этой жизни уже ничего не шокирует, уверяю вас, – проговорил Кильон.
– Глядя на вас, почему-то думаю, что вы не преувеличиваете. Солоно там пришлось, да?
– Непросто.
Мадам Бистури вытащила ручку из чернильницы и посмотрела на Калис, потом на Нимчу, словно только что их заметила.
– По-моему, мы не знакомы.
– Калис и ее дочь Нимча – наши друзья, – пояснил Кильон.
– Не с Клинка ведь?
Кильон кивнул, понимая, что ложью здесь ничего не добьешься.
– Мы вместе странствовали, потом оказались гостями Роя. Обо всех нас отлично заботились.
– Впервые на Клинке? – спросила мадам Бистури, обращаясь не к Калис, а к Нимче.
– Да, – ответила та.
– Он, наверное, кажется тебе очень странным?
Девочка немного подумала и сказала:
– Нет.
– Однако ты же раньше ничего подобного не видела?
– Видела во сне, – возразила Нимча. – Но во сне у меня город был лучше. Во сне у меня он работал.
– Он и сейчас работает. В определенной степени.
– Нет, не работает. Город сломан. Он сломан давным-давно. Сейчас он хочет починиться.
– Пролетело несколько дней, а девочка говорит «давным-давно», – заметила мадам Бистури, неуверенно улыбнувшись.
– Я имела в виду – тысячи лет, – возразила Нимча.
– Какая необычная девочка! – Мадам Бистури испытующе глянула на Кильона – правда, мол? – В ней какая-то особая сила. Смотрит на меня, как на стеклянную. В жизни не чувствовала себя такой уязвимой.
– Нимча многое вынесла, – пояснил Кильон. – Отсюда и сила.
– Вы тоже многое вынесли. Похудели, побледнели, осунулись. Стали похожи на свою тень.
– На моем попечении больные и раненые. Меня заверили, что здесь о них позаботятся, – сказал Кильон.
– Разумеется. Все для наших великодушных благодетелей! Я велю девушкам освободить второй этаж, сейчас мы можем им пожертвовать. Ваши подопечные нуждаются в каком-то особенном уходе?
– Чуть позже я их осмотрю, пока особых проблем быть не должно. Лежачие наверняка обрадуются еде и питью, воде и мылу.
– Лично прослежу, чтобы их всем обеспечили. Пока же вы наверняка хотите поговорить с Тальваром?
– Вы позволите? – спросил Кильон.
На миг мадам Бистури смутилась.
– Раз вы с мистером Каргасом, моего разрешения не требуется.
– Я провожу их, – пообещал Каргас. – Мои люди занесут на второй этаж препараты и раненых авиаторов.
– Отлично. – Мадам Бистури перегнулась через стол и пожала Кильону руку. – Рада, что вы вернулись, доктор. Удивлена, но рада. Знала, что вы не бросите город. Мы ведь все его дети, правда? Где бы ни была наша родина.
– Где бы ни была наша родина, – повторил Кильон, ожидая, когда мадам Бистури выпустит его руку.
– Мать с дочерью останутся со мной, если у них нет дела к мистеру Тальвару.
– У нас есть дело, – решительно заявила Калис.
Кильона со спутницами повели в другую часть купальни, на одном этаже с кабинетом мадам Бистури, но в нескольких извилистых, без единого окна, коридорах от него. Для Кильона обшитые деревом стены не отличались друг от друга, и, когда их привели к тяжелым двойным дверям, он окончательно потерял ориентацию. Из-за дверей доносилась музыка – повторяющиеся аккорды простой мелодии, которую выводили духовые. Каргас постучал, и секунду спустя дверь приоткрылась. Милиционер переговорил с кем-то внутри, музыка полилась сквозь щелку и стала громче. Пара купальне хватало, но через щелку его валило столько, что Кильон изумился.
– Сейчас он нас примет, – сообщил Каргас.
Двери распахнулись. Располагалась за ними наверняка самая большая комната купальни, хотя ее истинный размер скрывал пар, клубящийся до невидимого потолка. «Не только пар», – поправил себя Кильон. В помещении ощутимо пахло древесным дымом, хотя ароматы, витавшие в воздухе, заглушали его.
– Заходите! – прогудел голос, перекрывая музыку. – Не стесняйтесь.
Они переступили порог. Тальвар ждал их – окутанной туманом статуей он возвышался в центре комнаты. Кильон вытер пот рукавом куртки. Насколько он разобрал, Тальвар не слишком изменился. Он был все тем же паровым киборгом с массивным низом, где бо́льшая часть туловища окружена системой жизнеобеспечения, как у человека в костюме чайника. Правый глаз до сих пор отсутствовал, глазницу скрывала повязка из чугуна, кожи и дерева. На черепе по-прежнему красовались пластины, а за механической левой рукой все так же тянулся секционный кабель. Кильону показалось, что теперь Тальвар стоит и что сил у него прибавилось. Других внешних изменений не просматривалось.
– Доктор Кильон! Если честно, в гости я ждал не тебя. И не Мероку. Воистину жизнь не устает нас удивлять.
– Рад вас видеть, – отозвался Кильон.
– Ты, конечно, врешь, – загудел Тальвар, перекрывая музыку. – Никто не рад меня видеть. Просто то, что я выжил, полезно и выгодно – это ты имеешь в виду. Тем паче в нашем Богом забытом городе я сохранил обширные связи, и они существенно облегчат распространение препарата.
– Разве это не одно и то же?
– Такое не исключено, – признал Тальвар. – Не думай, что я не благодарен тебе за помощь. Мы не чаяли увидеть Рой, не говоря уже о том, что приведешь его ты. Обсудим это позже, тебе наверняка есть что рассказать нам. Пока решим, что ты, если можно так выразиться, был весьма убедителен.
– Рано или поздно ройщики прилетели бы на помощь Клинку, – заверил Кильон. – Они такие же люди, как мы, не лучше и не хуже, просто долго не могли освободиться от гнета прошлого.
– Ты говоришь о ройщиках так, словно тут их нет.
– Их и нет, строго говоря. – Кильон показал на своих спутниц. – Мероку вы знаете. Калис и Нимча – гостьи Роя, так же как и я. Обращались с нами хорошо, мы практически стали гражданами Роя. Но и Калис с Нимчей, и я родились не в Рое.
– Они как-то связаны с распространением препарата?
– Не совсем, – ответил Кильон. – Мы поговорим о них чуть позже.
Он посмотрел через плечо Тальвару, туда, где играла музыка. Там стояло нечто громоздкое, периодически скрываемое клубами пара.
– Вижу, вы изменили свое медицинское оснащение. – Кильон протер запотевшие очки.
– Ты заметил.
– И слепой заметит, – проговорила Мерока.
Тальвар с трудом сделал шаг, металлическая пуповина натянулась. Массивная каллиопа приблизилась к гостям, скрипя металлическими колесами.
– Незадолго до шторма старый бойлер забарахлил – и меня срочно отключили. Я не стал ждать ремонта бойлера – честно говоря, я его не пережил бы, – а велел подвезти к черному ходу купальни эту клятую каллиопу. Последовали переговоры с владелицей купальни, которые получились фактически односторонними. Меня подсоединили к каллиопе, и таким образом я перешел на мобильное пароснабжение. Это огромный плюс, ведь я больше не заперт в подвале. Есть и минус – мы не успели снять музыкальный аппарат. Меня заверили, что впоследствии громкость музыки можно будет уменьшить, но, к моей досаде, пока не получилось. Разумеется, каллиопу нужно подтапливать, а раз есть давление пара – играет музыка. К счастью, репертуар периодически меняется, то есть за день я слышу двенадцать различных мелодий. За такие милости нужно быть благодарным. Жаль только, джентльмен, набивший мелодии на перфокарты, не догадался задать хоть одну беззвучную.
– Но ведь со временем это можно исправить? – спросил Кильон.
– Разумеется, при условии, что я позволю кому-то копаться в недрах механизма, который поддерживает мою жизнь. А такого желания у меня нет. Как нет и желания рисковать, отсоединившись от каллиопы и подключившись к старому бойлеру, пока разбираются с музыкальным аппаратом. Я чудом уцелел в первый раз, едва не погиб во второй и невысоко оцениваю свои шансы выжить в третий. Каллиопу я терплю. Если честно, даже больше чем терплю. Сейчас о ней знают даже мои враги. Она знаменитой становится. Говорят, взрослые люди превращаются в слюнявых идиотов, если рядом играет музыка. Думаю, скоро кое-кого пришлют ко мне в гости.
– Для такого сплетен маловато, – заметила Мерока.
– Понадобилась твердость, не отрицаю. Город катился к черту. Или ангелы, или черепа – уж кто-то бы нас точно захватил. Кому-то следовало принять вызов и создать внутреннюю организацию. Подумать не мог, что этим кем-то окажусь я. С удовольствием сидел бы тихо и ждал, когда явится спаситель. Никто не являлся, и я решил: действовать – мой моральный долг. Как говорится, время рождает героев.
– Что случилось с Фреем? – спросила Мерока.
– Фрей умер. В первый же день шторма. Извини, что сообщаю таким образом, но рано или поздно вы узнали бы. Нам тут солоно пришлось, ясно? Сами знаете, как он себя чувствовал еще до шторма. Он точно был не из самых стойких.
– Как это случилось? – с поразительным спокойствием поинтересовалась Мерока.
– Фрей просто умер. Внезапно, как все говорят. Диагноз – ОАН. Спроси доктора, он расскажет, что это и как происходит.
– Острая адаптивная недостаточность, – расшифровал Кильон. – Вполне логично, Мерока. Нервная система у Фрея и прежде никуда не годилась. В какой-то мере это счастливое избавление. Куда лучше так, чем медленно угасать от голода или потому, что выпил зараженную воду.
– Насколько я знаю, при ОАН безболезненной смерти не бывает.
– Зато все происходит быстро, – отметил Кильон, – по сравнению с другими вариантами.
– Не стану отрицать: Фрей был для нас на вес золота, – продолжал Тальвар. – Я могу лишь представлять, как рассуждал бы сейчас Фрей, и поступать так, как поступал бы он. И понимаю, что с работой пока справляюсь неважно, но это лучше, чем ничего.
– По крайней мере, вы создали условия для распространения препарата нуждающимся, – напомнил Кильон.
– Да, условия я создал. А вы сделали свое дело, доставив препарат сюда. – Лицо Тальвара исказила тревога. – Лекарства ведь не пострадали?
– Не пострадало то, что мы сумели погрузить на «Репейницу» и выгрузить, когда она загорелась. Об остальных ящиках ничего сказать не могу, о том, как обстоят дела на других кораблях Роя, – тоже, – ответил Кильон.